— Вали отсюда, Кинкейд.

— Ну, разве так встречают друзей, с которыми столько пережито?

Джоан метнулась к дому, но Кинкейд опередил ее. Он загнал девицу в угол, припер ее к стенке и, ухмыляясь, стал смотреть прямо в лицо.

— Чтоб ты сдох, — зашипела она. — Ты навел на меня шерифа, ты, белобрысый сукин сын.

— Нет, голубушка, этого не было. Напротив, ты подставила меня, чтобы получить награду.

Ответом ее была грязная брань.

— Ну, Джоан, так не годится, — спокойно молвил Кинкейд. — Разве дамам позволительны такие речи?

— Я думала, тебя повесят. Я так надеялась, что тебя повесят… Чего ты хочешь от меня? Зачем явился?

Кинкейд обхватил ее и привлек к себе.

— Джоан, Джоан, — заворковал он. — Ты думаешь, можно мое желание выразить словами?

— Да от тебя одни неприятности!

Он провел рукой по ее многочисленным округлостям.

— Красавица, как же больно слышать такие слова! Но разве ты позабыла, как сладко нам было с тобой?

— Я не связываюсь с пиратами и бандитами, — поджала губы девица. — Я честная проститутка.

Он медленно провел большим пальцем по ее пухлым губкам.

— Этот ротик так и просится на поцелуй, — тихо, нараспев произнес Кинкейд. — А я ведь скучал без тебя.

Джоан хмыкнула, нахмурилась, огляделась по сторонам, не видит ли их кто.

— Ладно, заходи, — неохотно бросила она. — Пока никого нет кругом.

Насмешливо поклонившись, Кинкейд вошел.

— О, какие запахи! Уж не бекон ли?

Джоан быстро задернула занавески на кухне, потом накинула платьишко, бывшее когда-то ярко-желтым.

— Мог бы и отвернуться, когда женщина одевается, — заметила она.

— А мне нравится смотреть на тебя.

На ее круглых щечках вспыхнул румянец, а в глазах появился озорной огонек.

— Да будет тебе, — отмахнулась Джоан. — Ты всегда так сладко поешь, когда тебе что-то нужно. — Она вдруг нахмурилась. — Небось, в карманах опять ветер, а ты вот беспокоишь меня, зная прекрасно, что я всего лишь бедная девушка, с трудом зарабатывающая себе на хлеб.

— А вот и нет! — возразил Кинкейд и бросил ей серебряную монетку.

Джоан на лету поймала ее, попробовала на зуб, опасаясь подделки, после чего денежка скрылась в глубинах ее корсета.

— Ну, за одну монетку не больно-то много товару купишь, — сказала она, зазывно улыбаясь.

— Для начала мне нужен завтрак. Хороший, сытный завтрак. Я умираю с голоду.

— Мужики такие ненасытные, — пропела Джоан. — То завтрак им подай, то еще что-нибудь…

Она сняла с крючка шерстяную юбку, через голову натянула ее, потом повязала бело-голубой полосатый фартук. У ног ее крутилась трехцветная кошка, но Джоан отпихнула ее. Сунув ноги в мягкие домашние мокасины, она подошла к зеркалу, где завершила утренний туалет, причесавшись с помощью пятерни и покрыв голову чепцом.

Кинкейд подошел к плите, перевернул жарившийся бекон. Приоткрыв дверцу печурки, он увидел там румяные пышные булочки. Не мешкая, он снял противень с углей.

— А не найдется ли у тебя доброго напитка, чтобы устроить настоящее пиршество? — спросил Кинкейд.

Джоан указала на бочонок, стоявший на трехногом табурете в углу кухни.

— Забыл, где что лежит?

— Не нужно было, кошечка, так тщательно одеваться ради меня, — заметил он игриво. — Ты нравишься мне и без…

— Ну-ну, разговорился! — притворно строго прервала его Джоан, поднимая на руки кошку. Почувствовав ласку, животное громко замурлыкало. — Совсем уже стыд потерял! Солнце еще высоко в небе.

— Не затевай своих игр, Джоан Поллот, — улыбнулся Кинкейд. — Сколько недель этой зимой мы провели с тобой в постели, прежде чем ты продала меня за награду?

Он говорил нарочито легкомысленным тоном. Девица бросила кошку и вытерла руки о фартук.

— Ничего подобного. Шерифу я тебя не выдавала. Он сам явился ко мне, начал задавать хитрые вопросы, запутал меня… А разве не я лечила твои раны, когда ты был едва жив? Разве не я приняла тебя ласково и щедро? Разве не я кормила-поила тебя? А ешь ты, кстати, за троих…

— Все верно. Но за это я заплатил тебе — помнишь ту гнедую кобылу? Славная скотина. За нее твой дом можно трижды купить.

— Ну-у — Джоан закусила губу. — Вообще, с тобой было не так уж плохо. Ты, правда, всех других мужиков разогнал, но… — Она улыбнулась, показав мелкие белые зубки. — Ты мужчина, созданный покорять женщин.

Кинкейд про себя усмехнулся. Джоан Поллот была точь-в-точь как ее кошка. Погладишь ее, приласкаешь — мурлычет и жмурится, встряхнешь — шипит и когти показывает.

— Нет, девочка моя. Это твоя красота и очарование разжигают во мне страсть. Придя в твой дом, я был невинным юнцом, но с тех пор…

— Ну, запел! — хихикнула Джоан. — Ну, болтливый плут! Да ты монашенку в грех похоти введешь!

Кинкейд поставил на обшарпанный стол поднос с булочками, Джоан подала жареный бекон; прихватив фартуком, чтобы не обжечься, она притащила большую миску кукурузной каши, потом достала оловянные тарелки и чашки из буфета, положила ложки, ножи. На столе уже красовались две баночки — одна с медом, другая с клубничным вареньем.

— Только масла нет, — развела руками Джоан, — два дня уж как все вышло. А в лавку к вдове Белл я так и не выбралась.

— Да все просто чудесно, — успокоил ее Кинкейд, намазывая булочки. — Ты воистину сладкая женщина, — сказал он, ласково поглаживая ей руку. — Я скучал без тебя, Джоан. И это не пустые слова. Но пришел я сюда из-за той самой гнедой кобылки.

— О ней уже все спрашивали! — вскинулась Джоан. — И я повторяю, что в глаза не видела ее.

— Ну, положим, ты ее видела и быстро смекнула, что к чему. Но я-то хочу знать, кому ты ее продала.

— А это была моя кобыла! Ты вместо денег оставил мне ее! Я не воровка. Я не стану совать голову в петлю ради…

— И не надо, — успокоил ее Кинкейд. — Ты ни в чем не виновата. Просто хозяйка той кобылки, некая Беннет, предлагает за нее неплохое вознаграждение, — слукавил он.

— Что, больше, чем стоит сама лошадь?

— Да уж не меньше, чтобы ты не один год в шелковом белье щеголяла.

— Ну и дела, — задумалась Джоан. — Нет, ей-богу, ничего я не знаю об этой скотине, в глаза ее не видела. На Библии могу перед судом поклясться. Да, я жалкая, презренная проститутка, но я работаю честно.

— Ты расчетлива и хитра, Джоан, — покачал головой Кинкейд. — Слишком расчетлива, чтобы упустить пару серебряных монет. Рано или поздно кобылка-то найдется, и тот, кто сообщит этой Беннет о том, где ее лошадь, кое-что получит. Вот и все.

— Если это буду я, шериф сразу выяснит, и меня пове…

— Вздор! — перебил ее Кинкейд. — Ты вообще ничего плохого не делала. Ты просто взяла плату за постой с проезжего джентльмена.

— Кто же это поверит, что ты — джентльмен? — фыркнула Джоан. Кинкейд усадил ее к себе на колени и звучно чмокнул.

— Думаю, такая леди, как ты, — проворковал он, стягивая фартук, прикрывавший ее грудь.

— Кажется, ты говорил, что голоден, — захихикала Джоан.

— А я голоден, ох, как голоден, худышечка ты моя, — проговорил Кинкейд, покрывая поцелуями ее шею и круглившиеся в вырезе корсажа груди.

Несмотря на вульгарные манеры, Джоан для своей профессии была необыкновенно чистоплотной особой, аромат ее тела и возбуждал, и многое обещал.

— Что же, тогда ты не зря пришел сюда, — увлажняя языком губки и игриво поводя глазами, молвила она.

— Но даром ничего не бывает. Тебе это недешево обойдется.

— Так я и думал, красавица, — глухо сказал он, — так я и думал.

5

Бесс открыла глаза и прислушалась, не понимая, что же разбудило ее. До рассвета было еще далеко. Перед восходом воздух будто оживает, и полупрозрачная дымка начинает наступать на тьму.

Бесс встала и подошла к окну.

Снаружи не было ничего, кроме мрака, сырости и безмолвия. Тишина стояла такая, что не слышался даже шелест тополя, который рос прямо перед ее окном, Бесс зевнула и широко распахнула окно. Тишина.

— Кьюти! — шепотом позвала Бесс. — Ты здесь?

Да нет, вряд ли. Приход Кьюти, даже самый неожиданный, всегда давал ощущение покоя и уверенности.

Бесс вздохнула. Вот до чего она дожила — разговаривает по ночам неведомо с кем! Скоро она будет вздрагивать от каждого стука, от каждого ночного шороха. Говорят, все старые девы такие.

Если бы она вышла лет в семнадцать замуж, как большинство ее сверстниц, сейчас бы с ней был супруг, дети… Ее жизнь была бы шумной, веселой, а главное, полной ответственности, которая не позволила бы забивать голову всякой чепухой.

Замуж… Ну, нет. Замуж она никогда не выйдет. У нее есть своя жизнь, свои радости и заботы. У нее есть «Дар судьбы». Больше ничего не нужно.

Бесс закрыла окно, села на кровать. Верно, ей просто приснился тревожный сон. В последнее время поводов для беспокойства было предостаточно. Да еще этот Кинкейд, стащив очередную лошадь, испарился как утренний туман. Собственную глупость и доверчивость Бесс переживала сейчас гораздо сильнее, чем его предательство. Три недели уже как он смылся. Теперь шериф требует, чтобы Бесс выплатила сумму залога, под который брала этого преступника на поруки.

Но коварный вор, небось, уже давно в Каролине, пьет, гуляет и насмехается над нею. Бесс снова посмотрела в окно. Нет, там что-то определенно есть… Ей показалось, что она видела какую-то вспышку, слышала приглушенный хлопок. Бесс поспешно встала, накинула уличную юбку и старую отцовскую рубаху, которую прикрыла свободной рабочей безрукавкой. Сунув ноги в мягкие, низкие мокасины, Бесс подошла к каминной полке и взяла два старых дедушкиных пистолета, которые всегда лежали заряженные.

Кромешный мрак стрельбе не помеха. Бабушка в свое время настояла, чтобы Бесс научилась пользоваться оружием, заряжать его в полной темноте. «Дьявол на своих копытах редко пробегает средь бела дня, — говаривала бабушка Лейси, — для черных дел он чаще выбирает ночь, так что ты должна быть к этому готова».