— Лорд Кэй, я пришла поговорить с вами, — решительно начала Бесс.

— Перегрин, дорогая моя, Перегрин, — поправил он. — Называйте меня по имени. Между нами не должно быть никаких формальностей.

— Что вы хотите от меня? — напрямую спросила девушка.

Губы его изогнулись в улыбке, но в глазах стоял лед.

— Дорогая моя, вы меня огорчаете. Я полагал, что вы знаете: нам предстоит стать мужем и женой.

— Почему?

— Потому что я так хочу. Я хочу вас уже много лет, дорогая моя Элизабет.

Он наклонился к ней, накрыл ладонью ее руку.

— Вы меня с кем-то путаете. Я не Лейси, я даже не Элизабет. Я — Бесс. И я не выйду за вас замуж.

— Выбора нет. — В его голосе появились стальные нотки.

— Неужели? — приподняла брови Бесс. — Я ведь не рабыня, как ваша Аннеми.

— Аннеми не рабыня, — отрывисто сказал он. — Аннеми свободная женщина, преданный друг этого дома. Она…

— Она в вашем подчинении. Я — нет. Вы не властны над моей жизнью. Если вы хоть что-то знаете обо мне, то должны понять, что я скорее убью вас или себя, чем соглашусь стать женой своего врага. А уж о любви к вам и речи нет.

Лицо Сокольничего потемнело.

— И тем не менее я добьюсь сатисфакции в этом поединке, мадам, — отчеканил он. — Моя семья была опозорена, но я верну ей доброе имя.

— Как дорого вы оцениваете честь вашего семейства, позвольте спросить? — Бесс пошла в открытое наступление. — Чего вы на самом деле добиваетесь? Только честно! Неужели вам и вправду хочется иметь жену, которая превратит в страдание каждый час вашей жизни? Такую супругу придется держать под охраной, чтобы она не выстрелила вам в спину.

— Что же, если я не добьюсь вашей любви, то со временем непременно добьюсь вашего уважения. Впрочем, все это неважно. Главное, что вы будете принадлежать мне.

— Я жду ребенка от любимого человека. Вам известно об этом?

— Да, Аннеми говорила, — равнодушно кивнул он. — Меня это не волнует. Можете оставить себе своего ублюдка. Кто на Ямайке не поверит мне, если я скажу, что вы молодая вдова? Вы думаете, я бессердечное животное, чтобы разлучать младенца с матерью?

— Я ведь знаю, что Кинкейд жив, — вкрадчиво сказала Бесс. Перегрин молчал. — Итак, слушайте меня, — продолжала она. — Я люблю Кинкейда. Я хочу, чтобы вы привели его сюда, ко мне, вручили нам наше золото — и отпустили.

— Боже всемогущий! — Сокольничий ударил по столу с такой силой, что приборы подпрыгнули на белоснежной скатерти. — Ты что, думаешь, я безумец? — неожиданно рявкнул он.

— Нет, не безумец. Отнюдь не безумец! — самоуверенно и дерзко произнесла Бесс, выходя из-за стола. — Иначе вы не превзошли бы своего отца. Не возвращайтесь на его уровень. Вся эта затея пуста, грязна, суетна. Я думала, вы выше этого.

— И вы думали, что я, если не безумец, то уж дурак точно, — немного смягчаясь, фыркнул Кэй. — Соединить ваши руки, вернуть вам золото… ха! Те сокровища, которыми когда-то завладела…

— Золото только мое, — резко перебила его Бесс — Оно не принадлежало Лейси, оно не принадлежало вашему отцу. Я нашла его, и отныне оно мое. И если вы отберете его, превратитесь в самого обычного вора, в пирата или в разбойника, как вам угодно. И начиная с сегодняшнего дня, глядя в зеркало, вы будете видеть лицо вора.

— Меня волнует не столько золото, сколько вы, Элизабет. Месть должна свершиться. — Сокольничий уже справился со своим порывом и говорил ровным, спокойным тоном.

— Месть. Значит, месть. А чем же станет этот брак — наказанием? И кому — вам или мне? — Бесс еле сдерживала внутреннюю дрожь. Чутье подсказывало ей, что Кэй опасен, опаснее, чем тот ягуар в джунглях. Она понимала, что малейшая ошибка может погубить навеки ее. И Кинкейда. — Что вы хотите от этого брака, Перегрин? Вы хотите получить мою руку и сердце или мое тело? — спросила она. — Что же, если вам угодно переспать со мной — извольте. Но с условием: Кинкейд будет отпущен живым и здоровым. Вы освобождаете нас обоих и больше никогда не вспоминаете о нас.

Кэй откинулся в кресле и погрузился в раздумье. Несколько минут, которые показались Бесс часами, он не издавал ни звука. В комнате наступила тишина, слышалось только тиканье часов и его прерывистое, немного свистящее дыхание.

Бесс спрятала в складках юбки сжатые в кулачки руки. Боже, что же она наделала! Как она могла предложить себя этому человеку? Неужели рассудок оставил ее? Нет и еще раз нет, потому что ради Кинкейда, ради их еще нерожденного сына она готова была отдаться самому дьяволу!

Наконец Сокольничий поднял голову.

— Мой отец никогда не был близок с Лейси. Этой награды в жизни он так и не добился. — Бесс ждала. — Итак, вы готовы отдаться мне всецело и добровольно? — мрачно продолжал Кэй.

— На одну ночь.

— Неделю! — парировал он.

— Только одна ночь, — резко возразила Бесс. — После этого мы получаем свободу. И золото, — тихо добавила она.

— Однако вы высоко цените себя, Элизабет Беннет, если считаете, что одна ночь в ваших объятиях стоит целого состояния и может искупить годы бесчестья.

Она заставила себя улыбнуться и томно опустить ресницы.

— Если я не буду высоко ценить себя, то грош мне цена. Простите за каламбур, сэр.

— Прекрасно. А что заставляет вас думать, что этот шотландский дикарь жив?

Бесс смерила его взглядом.

— Вы же деловой человек, Перегрин, или я ошиблась? Вы бы не достигли вашего положения, если бы уничтожили то, что еще может пригодиться.

— Вы слишком умны для красивой женщины.

— Вы сочли, что убить его всегда успете.

А в душе у Бесс все ликовало: он жив! Жив! Ее переполняли эмоции, хотелось кричать, плакать и смеяться одновремено. Но она ничем не выдала себя.

— Мы бы составили прекрасную пару, Элизабет, — усмехнулся Сокольничий. — Вы уверены, что ваше решение окончательно? Я бы мог сделать вас богатой женщиной.

— Я уже богата. А в довершение всего я получу, — она сверкнула ослепительной улыбкой, -…вашу вечную дружбу, лорд.

— За «дружбу» со мной можно и поплатиться, — не преминул заметить он.

— Вы дали честное слово, сэр.

Бесс встала и протянула ему руку. Кэй пожал ее, и в этот момент девушка решила, осязая, узнать, не лжет ли он. Если лжет, если задумал обман, придется искать другой выход. Однако время для спасения на исходе.

— Предупреждаю, — уголок рта Кэя дернулся в кривой усмешке, — если ты попытаешься одурачить меня, берегись, Элизабет. Твоего Кинкейда я выдам испанцам. Они кастрируют его и продадут на восток, где он так и сгинет рабом на галерах.

Бесс вздрогнула, услышав эти страшные слова, и даже задержала свою ладонь в руке Сокольничего. Перед ней промелькнули смутные лиловые вспышки, которые затем сменились пурпурным океаном, исчерченным серебристыми нитями. И кивая, соглашаясь на жуткие условия, она уже знала, что приняла правильное решение.

Примерно через час к Бесс вошла Аннеми, которой Сокольничий дал приказание проводить девушку в камеру к Кинкейду. Всю дорогу через огромный дом, сад, двор экономка держалась сухо и холодно. В другое время Бесс, конечно же, полюбовалась бы диковинными деревьями и чудесными цветами, но только не сейчас. Сейчас ее мысли занимал только Кинкейд. В саду вились пчелы, порхали райские птицы, в траве скользили яркие ящерицы, но Бесс не замечала ничего.

— А ты видела его? — спросила она Аннеми. — Как его раны — заживают?

Женщина шла в полном молчании. Чернокожий садовник почтительно снял мягкую плетеную шляпу.

— Доброе утро, мисс Аннеми.

Экономка кивнула ему в ответ.

В дальнем конце сада была голубятня. За ней начинались хозяйственные постройки, и, прежде всего конюшня. Два грума возились с лошадьми: один суетился около чалого жеребчика, другой расчесывал гриву серой кобылы. Оба работника сняли шапки и уважительно приветствовали женщин.

Сдержанно ответив им, Аннеми ускорила шаги. Под ноги ей бросилась гончая, но экономка усмирила ее одним-единственным «фу». Они миновали каретный двор, свернули направо и пошли по склону густо поросшего травой холма.

Бесс предприняла очередную попытку.

— Аннеми, я не собираюсь за него замуж. Если хочешь, мы просто заключили сделку. Я выполняю свои обязательства — и исчезаю навсегда. Пожалуйста, скажи мне, ты видела Кинкейда? Как он?

— Ты сама очень скоро увидишь своего возлюбленного, — молвила женщина.

Они прошли еще минут пять вдоль зарослей сахарного тростника и оказались в пальмовой роще.

— Вон там. — Аннеми указала на солидное бревенчатое сооружение.

Вдруг из-за дерева появился вооруженный стражник и молча преградил путь.

— Пропусти, — приказала экономка. — Лорд Кэй распорядился проводить эту леди к вашему пленнику.

Перед мощными воротами стояли еще два стражника — дюжие, мрачные мужики. Повинуясь Аннеми, они отодвинули тяжелый засов, и женщины вошли во двор этой миниатюрной деревянной крепости. Посреди двора, на грязном затоптанном песке сидели четверо мужчин из европейцев. Все они до зубов были вооружены пистолетами, клинками, мачете, но вид имели вялый и ленивый. Стражники играли в кости.

— Каждая дверь ведет в отдельную камеру, — пояснила Аннеми. — Иногда здесь приходится держать и не одного узника. В каждой камере кандалы.

Бесс сжалась. Сооружение, в котором не было ни одного окна, стояло под палящими лучами тропического солнца и было сродни духовке. Спертый воздух был пропитан страданиями и страхом, смрадом пота и человеческих испражнений. В конюшнях, где они только что были, условия казались несравненно лучшими. Бесс пришла в ужас: как раненый человек может вообще здесь существовать.

Аннеми окликнула одного из стражников. Тот неохотно отвлекся от игры и пошел открывать нужную дверь. Солнечные лучи рванулись в темный каземат. Бесс увидела неподвижно лежащего человека.

— Кинкейд! — бросилась она к нему. Лоб его был горячий на ощупь. — Кинкейд, — звала Бесс, обхватив голые плечи мужчины. — Кинкейд, очнись! Ты слышишь? Это я, Бесс!