Пасмурным июльским днем «Алый Танагра» вошел в Кингстонскую гавань. Капитан Эван Дэвис, молодой энергичный человек, приказал спустить паруса и бросить якорь. Кинкейд и Бесс стояли на кормовой палубе и завороженно смотрели на гудящий, как улей, портовый город, который раскинулся среди зеленого прибрежного леса.

Эван, спустившись с мостика, подошел к ним.

— Это местечко просто богадельня в сравнении с Порт-Роялем, — заметил он, указывая на далекий берег прямо напротив Кингстона. — Говорят, сам дьявол дважды подумает, прежде чем швартоваться там. Такого скопища пиратов и головорезов, как в Порт-Рояле, свет еще не видывал.

Бесс не отрывала взгляда от острова, который, как изумруд в сапфировом обрамлении, лежал перед нею. Воздух был напоен ароматами орхидей, лилий, фруктов и казался мягким и нежным, похожим на шелковый бархат.

— Людей надо отпустить на берег, сэр, — обратился Эван к Кинкейду. — И они, конечно, захотят, чтобы…

— …Им заплатили, — закончил шотландец. — Работа каждого будет оплачена справедливо и строго по договору. У ребят должна быть монета, чтобы удовлетворить свои аппетиты. Но я хочу, чтобы на борту оставался ты, пока я на берегу, а также чтобы команду отпускали поочередно группами не более шести человек. Шхуну нельзя оставлять без защиты.

— Такой, как она была, когда мы нашли ее? — усмехнулся Эван. — Не беспокойся, Манро, я сумею защитить свою красавицу.

— Кстати, можешь нанять здесь еще две пары рук, если найдешь опытных и надежных матросов. Они получат вознаграждение в две трети того, что причитается тем, кто идет с нами из Чарльстона.

— Да, сэр, конечно. Все сделаем.

Эван откозырял Бесс и вернулся к своим капитанским обязанностям.

— Хороший хозяин, — заметил Кинкейд ему вслед. — Хотя это и первая его команда. Прекрасно знает повадки моря, я уж не говорю про здешние воды. По-моему, он заслуживает доверия.

Бесс кивнула. Из всех людей, нанятых Кинкейдом, Эван Дэвис нравился ей больше всех. Не считая, конечно, Руди, но негр был сдержан и молчалив, как обычно. Остальная же команда запросто могла бы называться пиратской. Попадались просто ужасающие личности! Особенно неприятен был Флойд Хартли — кок, плотник и доктор в одном лице. Он приходился братом тому самому торговцу лошадьми из Чарльстона. Флойд Хартли был одним из первых, кого Кинкейд нанял на «свой» корабль. Кстати, именно Флойд свел Кинкейда с Руди и Эваном Дэвисом.

— Неужели ты думаешь, что провернуть этот фокус со шхуной, да еще под носом у Британского флота, мне помогали церковные служки? — насмешливо удивился Кинкейд, когда Бесс впервые неодобрительно высказалась о подборе людей. — Конечно, публика эта грубая. Флойд только с виду злодей. Он бывалый матрос, работает прекрасно, жалоб от него не услышишь, он всегда бодр, умеет шуткой или байкой поддержать настроение команды. Согласен, он не красавец. Но это только заставит тебя выше ценить мои достоинства.

Флойд действительно был безобразен — приземистый, кривоногий, да еще с огромным носом, который ломали и сворачивали столько раз, что теперь он просто сидел на широком рябом лице как невесть откуда взявшаяся распухшая картофелина. У него были водянистые, блекло-серые глазки навыкате, а седые жидкие волосы, собранные в косицу, напоминали крысиный хвост. Но не внешность этого человека настораживала Бесс. Просто она нутром чувствовала дурное.

Ей хватило случайного, мимолетного прикосновения, когда кок, накрывая на стол в капитанской каюте, дотронулся до ее руки. И тут же жестокий спазм сжал желудок, а грязно-бурые потеки перед глазами скрыли белый свет.

Весь морской путь от Чарльстона на юг прошел без приключений. Зато Бесс теперь понимала, почему ее отец влюблен в море. Она сама могла часами стоять на палубе и наблюдать за постоянно изменчивым океаном. Дух захватывало от потрясающей красоты восходов, сердце замирало от плеска волн за бортом, счастливые слезы выступали на глазах от соленого влажного ветра, от дивной картины играющих в синеве дельфинов или вздыбившейся громады кита.

Бесс и Кинкейд уже много дней и ночей провели наедине, разделяя не только радости физической близости. Кроме чувственного влечения друг к другу, они ощущали потребность разговаривать, смеяться, мечтать, размышлять вместе. Оторвавшись от Большой Земли, Кинкейд будто сбросил десяток лет и часто забавлял Бесс мальчишескими выходками, оставаясь при этом неизменно внимательным и нежным.

Когда Бесс впервые поднялась на борт «Алого», она полагала, что Кинкейд сам станет его капитаном, но шотландец выбрал Дэвиса. Бесс подозревала, что Дэвис прежде уже плавал на «Алом», но при загадочных обстоятельствах, о которых он никогда не распространялся. Главное, ей было непонятно, почему такой молодой жизнерадостный валлиец, рискуя карьерой, головой, свободой, согласился участвовать в их противозаконном морском переходе.

Кинкейд взял Бесс за руку и потянул в каюту.

— Я не хочу вниз, в эту духоту! — запротестовала она. — Я хочу сойти на пристань, побродить по городу, заглянуть в местные лавки! Хочу попробовать свежий сахарный тростник. Хочу, в конце концов, принять горячую ванну. Мне надоело купаться в соленой воде.

— Ты все, все получишь, ненасытная ты женщина, — шутливо успокаивал ее Кинкейд.

Закрыв дверь каюты, он сгреб девушку в объятия. Его теплые губы нежно припали к ее устам, и она вздохнула от удовольствия. В его крепких руках она всегда чувствовала покой и безмятежность, чего уже не находила много лет.

— Я хочу поесть нормальной еды, а не той, которую своими грязными руками стряпает Флойд, — продолжала капризничать Бесс.

— Не такие уж грязные у него руки, — возразил шотландец. — По крайней мере для судового повара. Когда я плавал на «Ревендже», то у нас был кок… — Кинкейд замолчал, усмехнувшись. — Ладно, тебе все равно не понравится эта история.

— Ты никогда не упоминал никаких плаваний и ни о каком «Ревендже» не говорил, — удивилась Бесс. — Когда же это…

— Ш-ш-ш! — Он приложил палец к ее губам. — Я немало делал такого, что принадлежит, считай, другим мирам и другим временам. — Кинкейд проказливо улыбнулся, и сердце девушки екнуло от этой улыбки. — Бесс, мне нужен твой заветный кожаный кошелек. Пришло время расстаться с маленькой золотой дикой киской и прочими ценностями. Я знаю, что значат для тебя эти украшения, но за работу людям мы обязаны заплатить, иначе не миновать мятежа.

— Ты говорил, что ягуара продавать небезопасно. Помнишь, тогда, в Каролине? А здесь — разве не то же самое?

— Флойд говорит…

— Опять Флойд! — Бесс вырвалась из рук Кинкейда. — Почему всегда Флойд? Только и слышу — Флойд, Флойд. Я вообще не доверяю ему. В нем что-то…

— Флойд говорит, что знает на острове одного человека, который покупает такие вещи. Да и я о нем достаточно слышал, поэтому…

— А я говорю, что Флойду нельзя доверять, — горячо сказала Бесс. — К кому, ты думаешь, он тебя направит? К старому замшелому пиратскому главарю!

— К бизнесмену, Бесс, к бизнесмену. К ловкому торговцу, который занимается перевозкой рома и рабов и не гнушается ничем, что может принести выгоду. Он известен под именем Сокольничего, а подлинное свое лицо тщательно скрывает. Говорят, в его руках все карибские воды.

— Я уже много лет слушаю морские истории своего отца. И ни разу он не упоминал ни о каких Сокольничих.

— Сокольничий слишком хитер и опытен, чтобы обнародовать свои темные авантюры по всем европейским колониям.

— Если Сокольничий нарушает закон, почему же власти не арестуют его? — потребовала ответа девушка.

— Он невероятно скрытен и осторожен, почти отшельник, но говорят, живет как король в своем королевстве. У него даже войско есть. Богатство его огромно, возможности безграничны. Ходят слухи, будто бы Сокольничий — это сам британский губернатор.

— Ты говоришь, он занимается работорговлей?

— Да. Грязное дело, не могу не согласиться. Запах от судна, везущего «партию» живого товара, распространяется на полмили в открытом море. Мужчин, женщин набивают в трюмы как сельдь в бочки. Но только не на судах Сокольничего. Свою «черную» добычу он бережет. Покупает самых крепких и сильных, обеспечивает всех пресной водой, нормальной пищей, даже на воздух выводит во время морского перехода. Разумеется, не сам лично. Его корабли доставляют рабов вдвое меньше, зато все остаются живы, и все расходы по их содержанию с лихвой покрываются ценами, которые готовы платить местные хозяева.

У Бесс мурашки побежали по коже.

— Извлекать выгоду за счет человеческих страданий… Даже животные не способны на это, — сказала она. — Ненавижу рабство, и ненавижу работорговцев.

— Ах, Бесс, дорогая моя, было бы на свете побольше таких, как ты, и поменьше таких, как Сокольничий, — вздохнул Кинкейд. — Впрочем, нам придется иметь с ним дело, если мы хотим достичь своей цели.

— Но почему? Почему придется?

• — Какая ты наивная, Бесс. Когда оказываешься в чужих водах, лучше сразу выйти на самую хищную акулу. А если мы отыщем клад, ты сможешь очистить свою совесть, купив десяток рабов и немедленно освободив их.

— Ты меня за блаженную принимаешь или за дуру, — тихо сказала Бесс.

— Ничего подобного. Но ты должна понять, что в одиночку мир нельзя изменить. Рабство существует веками и существует всюду — от Китая до Африки. Людской алчности нет предела.

— Значит, ты считаешь, что хороших добрых людей вроде нашего Руди можно держать в скотских условиях, пороть кнутом, как…

— Я сам был в рабстве, — оборвал ее Кинкейд. — И я был под кнутом. И мы оба прекрасно знаем, кто держал его в руках.

— Тебя секли не за то, что ты батрак, — возмущенно бросила в ответ Бесс. — Тебя секли в наказание — за конокрадство… а также во избежание виселицы.

— Ну да, — горько заметил он. — Это будет мне утешением, когда в сырую погоду разболятся мои раны. — Он протянул руку. — Давай золото, госпожа нанимательница.