Кит допила кофе и опустила руку с пустой кружкой. Кофе с виски и огонь камина приятно согревали тело, напряженность уходила. Откинув голову на спинку кресла, Кит закрыла глаза и просто слушала. Беннон играл классику, преимущественно Бетховена.

Но вдруг без всякой паузы ритм участился. Вместо Бетховена послышалась легкая, как шаловливый ветерок, мелодия Бакарака[4]. Кит тихонько рассмеялась, вспоминая слова: «Капли дождя на моих волосах...» Беннон решил не дать ей пасть духом. Весьма кстати! Но она и не собирается вешать нос.

Доиграв, Беннон долго повторял последнюю ноту. Кит открыла глаза, лишь когда услышала за спиной его шаги.

– Еще кофе?

Кит протянула ему пустую кружку.

– Только не так много виски, пожалуйста.

– Быстро пьянеешь? – пошутил он.

– Сегодня почему-то да. День был слишком длинным... и беспокойным.

– Мне это знакомо.

Он взял у нее кружку и ушел на кухню.

Кит, задумавшись, смотрела, как догорает огонь в камине. В серой золе вспыхивали и гасли слабые язычки пламени. Вернулся Беннон со свежим кофе и поставил ее кружку на столик рядом с креслом. Взглянув на дымящийся кофе, Кит помедлила, решив дать ему немного остыть.

Поставив свою кружку на столик рядом с креслом, Беннон занялся погасшим очагом. Разворошив кочергой догоравшие головешки, он подбросил новых поленьев и теперь смотрел, как они разгораются. Легкий, немного сонный вздох удовольствия, который издала Кит, заставил его взглянуть в ее сторону.

– Устала?

Она покачала головой:

– Я испытываю сразу два чувства – безопасности и покоя. Это атмосфера вашего дома. – Она обвела взглядом стены и обшитый деревом потолок. – Он такой надежный, ему не страшны ни зимние стужи, ни осенние дожди, ни даже мировые катастрофы. Все пройдет, минует, а этот большой бревенчатый дом как стоял, так и будет стоять. – Кит чуть улыбнулась. – Ты считаешь, что я слишком сентиментальна?

– Вовсе нет. – Беннон обвел взглядом гостиную. – Этот дом вынес немало бурь и потрясений. Несколько поколений прожили в нем свой век, и эти стены помнят их.

– Я это ощущаю, – задумчиво произнесла Кит. – Когда находишься в этом доме, все, что за его стенами, отступает, кажется таким далеким и неинтересным.

Беннон понял, что стесненность и беспокойство, не покидавшие Кит, наконец исчезли. Она свободно, с присущей ей грацией откинулась в кресле, и об усталости говорили лишь отяжелевшие веки и неестественно яркий румянец. Блеск ее глаз внезапно вызвал странное волнение в душе Беннона.

– Поэтому я так любила приходить сюда, – задумчиво продолжала Кит. – Даже девочкой я, кажется, интуитивно понимала, что между отцом и матерью не все ладно. Может быть, постоянная замкнутость матери, ее молчание, в котором таилось что-то пугающее, сделали мой дом таким неуютным. Сейчас я уже сама не знаю. Но ваш дом стал для меня счастливым убежищем, точкой опоры. Он каким-то образом создавал у меня ощущение надежности и постоянства, которое помогло мне найти некое равновесие между веселым смехом отца, тягостным молчанием матери и собственными чувствами растерянности и постоянной вины.

Беннон пристально посмотрел на нее.

– Постоянство? Как странно слышать это от тебя.

Кит, отодвинув ногой скамейку, встала.

– Не будь этой точки опоры, кто знает, моя жизнь, возможно, пошла бы вкривь и вкось. – Она засунула руки в карманы джинсов и подошла вплотную к камину.

– Что же является твоей точкой опоры теперь?

– Я не уверена, что она у меня есть, – с деланной беспечностью ответила Кит. Она знала только одно: такой опорой был для нее когда-то дом Старого Тома. Но Беннон поломал все, и она уехала в Лос-Анджелес. – Возможно, в этом и состоит моя проблема, – заключила она, пожав плечами, словно это было не так уж важно.

Взглянув на Беннона, она встретила его внимательный взгляд и поняла, что прошлое не отпускает ее: когда-то произнесенные слова, совершенные поступки. Вдруг Беннон отстранился, вскинул голову и отвернулся.

Проследив его взгляд, Кит только теперь заметила на камине фотографию в рамке, рядом с рукой Беннона. Диана, его умершая жена...

Много лет назад Кит пришлось примириться с тем, что Диана очень красива. Она обладала той яркой красотой, которая столь опасна для мужчин. Кит хотела бы ненавидеть это прекрасное лицо, но сейчас, глядя на фотографию, она уловила в нем какую-то беззащитность. Ненавидеть было невозможно. Да и бессмысленно.

– Ты часто думаешь о ней? – Кит внезапно решилась нарушить их молчаливый уговор никогда не касаться этой темы. Она сразу заметила, как это не понравилось Беннону.

– Я думаю о разных вещах.

Он снял руку с каминной доски и стоял, напряженно выпрямившись.

– Ты думаешь о ней, – настойчиво повторила Кит, словно не сомневалась в этом. – По ночам, когда чувствуешь себя усталым и одиноким.

– Кит! – В голосе Беннона было раздражение.

Ничуть не смутившись, она окинула его критическим взглядом. В эту минуту она старалась подняться над собственной обидой и быть вполне беспристрастной.

Ведь Беннон – здоровый и сильный мужчина в расцвете сил, и его мысли, желания – это мысли и желания мужчины. Такие люди не могут жить одними воспоминаниями. Мертвые призраки не должны заменить ему живую жизнь.

– Тебе надо жениться, Беннон.

Он смотрел на нее, застыв от изумления и гнева.

– По-моему, это касается только меня. – Он сказал это, резко отчеканивая слова и явно давая понять, что продолжения разговора не будет.

– Вспомни, тебе хоть раз удавалось помешать мне сказать то, что я считала нужным сказать? – Кит не дала ему шанса возразить.

Оба хорошо знали ответ.

– Ты прекрасно знаешь, что я говорю правду. Лора в том возрасте, когда ей необходима мать. Она должна поверять кому-то свои радости и сомнения. – Кит вспомнила, как часто она ждала этого от собственной матери, но получала взамен лишь популярные брошюрки с ответами на все вопросы. Но они не могли помочь ей разобраться в собственных чувствах и переживаниях.

– Я знаю, – так же резко ответил Беннон.

– Тогда сделай что-нибудь, – настаивала Кит и вдруг указала на фотографию Дианы. – Эта дверь захлопнулась. Навсегда, Беннон. Ты не должен стоять перед ней и напрасно ждать, что она когда-нибудь откроется. Нельзя жить, постоянно оглядываясь назад. Такой человек, как ты, не должен жить одними воспоминаниями. Это неправильно.

– Замолчи, Кит. – Беннон резко повернулся к ней и схватил за плечи. – Перестань копаться в моей душе!

Он тут же понял, какую совершил ошибку. Поняла это и Кит, он прочел это в ее глазах.

Но было уже поздно.

Глядя на испуганное лицо Кит, он видел только ее губы. Его руки еще сильнее сжали плечи Кит, притянули к себе. Поцелуй был жадным, почти грубым. В нем были боль, гнев, обида.

Кит не сопротивлялась. Все ее существо жаждало и ждало этого, а сердце, замирая, подсказывало, что ничто не ушло, все осталось – безоглядная нежность юности, шок от первого прикосновения, неудержимая тяга быть только вместе. Это и было счастьем их любви.

Столь же внезапно Беннон отстранился, лишь его огрубелая рука все еще держала ее за подбородок, и в прикосновении была нежность. Чувствуя ее взгляд, Кит чуть откинула голову, и это заставило Беннона отступить и отвернуться. От нее не ускользнуло, как словно тень пробежала по его лицу. Бледная тень Дианы...

В Кит все замерло, острая боль пронзила сердце. В глазах застыли слезы обиды и уязвленной гордости. Гордость в таких случаях плохое утешение. Однако это все, что у нее осталось.

– Кит... – произнес Беннон слишком серьезно, слишком спокойно.

– Не надо объяснять, Беннон, – прервала его она. – Просто скажем, что в своих воспоминаниях мы зашли дальше, чем хотели. На том и остановимся. – Голос Кит был ровным и твердым. – Мне пора домой. Спокойной ночи.

Схватив жакет, она направилась к двери. Но вдруг остановилась и рассмеялась сухо и неестественно, как плохая актриса в мелодраме.

– Эффектный уход под занавес отменяется, – сказала она, повернувшись к Беннону. – Ты подвезешь меня. Я совсем забыла, что лишена всех средств передвижения. Мой Дружок остается в твоей конюшне.

Беннон не мог не оценить юмора Кит. Тревога в его глазах исчезла, и он медленно улыбнулся ей.

– Я только предупрежу Лору.

– Хорошо, жду тебя на крыльце.

Пока Беннон поднимался к дочери, Кит оделась и вышла на крыльцо. Она с удовольствием ощутила на своем разгоряченном лице жгучий ночной морозец.

Луна стояла невысоко, и ее побелевший лик с едва различимыми пятнами напоминал растрескавшийся лед. Это была настоящая зимняя луна.

Глядя на нее, Кит с досадой подумала, что они с Бенноном все еще остаются пленниками прошлого. Разница лишь в том, что ее призраки живы, а его – мертвы.

За ее спиной открылась дверь, и Кит, не оборачиваясь, быстро сошла по ступеням во двор. До «Серебряной рощи» было рукой подать, но путь показался Кит долгим, как и весь этот день.

19

Огни в окнах дома Сондры Хадсон на склоне Красной горы один за другим гасли. Это Эмили Боггс, экономка Сондры, англичанка по происхождению, обходя комнаты, методично гасила лампу за лампой. Погасив последнюю, она залюбовалась огнями вечернего Аспена за огромным, во всю стену, окном, и самодовольная улыбка заиграла на ее губах.

Она подумала о том, какое впечатление произведет этот дом на ее сестру из далекого английского Корнуолла, когда та приедет к ней в январе погостить. То-то она будет завидовать Эмили!

Коснувшись позолоченной гнутой спинки антикварного стула, она представила себе, как они с сестрицей рассядутся в этой гостиной, попивая коньяк и доедая деликатесы с хозяйского стола – их вдоволь остается на кухне после званых обедов и ужинов. Из окон гостиной они будут любоваться факельным шествием и фейерверком.