– Она была красивой, Лора. Очень красивой. У нее были такие же черные волосы, как и у тебя, и такие же темные глаза. Она очень любила нас обоих, – соврал Беннон.

Лора молчала, жадно ловя каждое слово отца и бережно пряча его в своей памяти. Она разрешила ему взять из ее рук фотографию и поставить на место. Он знал, что его слова сделали девочку счастливой. А это было главное.

– Почему бы тебе не снести свои вещички вниз? Я сейчас спущусь.

Он встал и наконец заправил галстук под воротник рубашки.

– Ладно. – Она пошла к двери, все еще продолжая улыбаться.

Беннон повернулся к зеркалу и наконец завязал галстук. С грустью и сожалением он вспомнил себя молодым, жадно любящим жизнь, питающим надежды и пусть туманные, но все же замыслы и планы, которые вселяли веру в себя и желание многое сделать.

7

Лимузин ехал по засаженной вековыми тополями улице, оставляя после себя шуршащий вихрь поднятой колесами сухой листвы.

Кит сидела на заднем сиденье, закутавшись в накидку, подняв ее гофрированный воротник. Она смотрела в окно. Напротив, удобно вытянув ноги, сидела Пола.

– Интересно, много ли гостей соберется на этот благотворительный бал? – лениво спросила Пола.

– Человек двести, возможно, – предположил Джон.

– Так много, – почти со стоном промолвила Кит.

Джон с иронической улыбкой взглянул на нее.

– Мне казалось, тебе нравятся балы и вечеринки.

– Вечеринки – да. А эти чопорные светские рауты – не очень. Я чувствую, что должна все время быть настороже, следить за каждым своим словом. Короче говоря, выставить внутреннюю охрану.

– Нам всем так или иначе приходится это делать, – назидательно заметила Пола. Сегодня она выглядела еще более экзотической, чем обычно, в стилизованном национальном наряде от Армани. Сидевшего рядом с ней Чипа явно терзал крахмальный воротничок сорочки, и он беспокойно мял и тянул его вниз вместе с галстуком.

– Но только не тебе, не так ли, Пола? – с улыбкой посмотрела на подругу Кит. – Я, увы, так и не научилась говорить одно, а думать другое.

– Научишься, – с уверенностью сказала Пола, отчего Кит стало не по себе.

– Возможно, – небрежно ответила она, чтобы прекратить этот странный разговор, и посмотрела в окно.

Тенистая улица кончалась, и лимузин ехал через ярко освещенные кварталы делового центра. Кит сразу же узнала трехэтажное кирпичное здание отеля.

– Вот и наш «Джером», – как бы про себя тихо промолвила она. – Трудно поверить, что он был построен еще в те времена, когда в Чикаго лишь рождалась идея строительства многоэтажных домов, эдаких невысоких небоскребов, как о них говорили.

– Ты бывала в нем после полной его реконструкции? – спросил Джон, гася сигарету в пепельнице.

– Однажды. Мы с отцом как-то обедали в Серебряном зале. Это было спустя год после того, как отель вновь открылся. Знаешь, Джон, здесь бывал Гарри Купер. Он любил, говорят, сидеть на скамейке перед отелем и глазеть на местных девушек.

– Гарри Купер? – скептически фыркнула Пола.

Кит кивнула.

– В сороковых и пятидесятых сюда приезжало немало голливудских звезд. Существует легенда о том, как Хеди Ламар просиживала все вечера в баре отеля «Джером», а Дюк Эллингтон затеял тяжбу из-за участка на рудниках, якобы принадлежавшего ему. В отеле «Джером» останавливалась Норма Шиллер, и я сама видела фотографию Ланы Тернер с тогдашним ее мужем Лексом Баркером, обедающих у «Джерома». – Кит озорно улыбнулась и добавила: – Конечно же, Лана была в одном из своих знаменитых свитеров. – Улыбка все еще блуждала на ее губах, когда она, задумавшись, продолжила: – Отец рассказывал, что после того, как здесь построили бассейн, во время вечеринок и банкетов гости нередко развлекались тем, что прыгали в него – в одежде или без оной. Это было задолго до того, как семейство Кеннеди ввело на это моду.

– И ты тоже прыгала? – ехидно справился Джон, бросив на Кит хитрый взгляд.

– Все это было еще до меня, – с обезоруживающей улыбкой ответила Кит.

– Расскажи, каким «Джером» запомнился тебе в детстве, – поинтересовался Чип, в котором пробудился интерес писателя.

– Он был мало похож на нынешний. После второй мировой войны кирпичный фасад был выкрашен белой краской, наличники сделаны голубыми. Мы называли его домом с голубыми бровями, – вспомнила Кит. – Он был тогда невзрачен на вид, сильно обветшал. Постоянно кто-то требовал снести его за ненадобностью. И тем не менее бар в «Джероме» пользовался неизменной популярностью у лыжников и туристов. Не посетить его, побывав в Аспене, казалось невозможным. Особенно его главный зал со стойкой. Был здесь еще особый, совсем небольшой зал для дам. Правда, туда заходить дамам не рекомендовалось общественным мнением, но многие все же отваживались.

– Это что еще за затея? – нахмурившись, полюбопытствовал Чип, поправляя очки.

– Еще в 1860-х к отелю был пристроен небольшой зал, куда разрешалось заходить дамам, не имевшим кавалеров, выпить чашечку чая или что-нибудь покрепче...

– Как демократично, – съязвила Пола.

– По тем временам – да, – серьезно пояснила Кит и посмотрела на красивое старинное здание отеля, к которому они подъезжали. – Все время ходили разговоры, что его вот-вот снесут. Я рада, что этого не случилось.

Кирпич, очищенный от ненужной штукатурки, приобрел свой благородный терракотовый цвет. Дом, гордо возвышающийся на перекрестке Главной улицы и улицы Милл, был своеобразным символом славного прошлого Аспена, как, впрочем, и многообещающего будущего.

К подъезду отеля то и дело подкатывали не только «мерседесы» и роскошные лимузины многих других марок, но и вездеходы местных состоятельных фермеров. Благотворительный бал привлек самую разношерстную публику. Когда их лимузин пристроился к длинному ряду машин, Кит снова представила себе прошлое отеля, пик его славы. После того, как в нем появились лифт, горячая вода и отличная французская кухня, отель пережил свое новое рождение. Богачи из восточных штатов, новоиспеченные железнодорожные магнаты, серебряные короли, европейская знать подкатывали к его подъезду в каретах и колясках. Толпы зевак ждали на тротуарах, чтобы поглазеть на гостей во фраках и цилиндрах и на дам в кринолинах с обнаженными плечами.

По сути, сейчас здесь внешне не так уж много изменений.

Швейцар в ливрее помог Кит выйти из машины. Она взяла Джона под руку, и охранник быстро повел их к двери.

– Эй, Джон! – крикнул кто-то из толпы.

Кит оглянулась, и мгновенная вспышка ослепила ее. Вездесущие репортеры приступили к своим обязанностям. Охранник Джона тут же потеснил их.

– Да ну же, Джон. Еще один снимок вместе с мисс Мастерс, – сопротивлялся бородач с фотоаппаратом, продолжая щелкать затвором, несмотря на энергичные действия охранника.

Джон, не обращая внимания на просьбы репортеров, решительно втолкнул Кит в раскрытую дверь вестибюля.

Войдя, Кит ладонями прикрыла ослепленные фотовспышкой глаза.

– У меня до сих пор темно в глазах, – пожаловалась она. – Репортеры везде одинаковы, даже у нас в Аспене.

– Мусор – везде мусор, – согласился Джон.

Кит улыбнулась такому сравнению.

– Довольно метко сказано.

– И к месту, не так ли? – улыбнулся Джон. В эту минуту к ним наконец присоединились Чип и Пола.

Бальный зал со сверкающим паркетом и золотыми обоями был полон, играла музыка. Вокруг все сияло – и крытые столы, и хрустальные бокалы с шампанским, драгоценные украшения. Воздух был пропитан ароматом духов и живых цветов.

Джон привычным взглядом окинул общество. Официанты в черном сновали с подносами в руках, угощая гостей шампанским, охлажденной водкой «Столичная» и тартинками с балыком и икрой.

Иронично скривив губы, Джон наметанным глазом заметил большое количество охраны. Кто-то бросался в глаза сразу, ибо был груб и толст, а кто-то, прячась за неприметной наружностью, сливался с толпой. Их присутствие более никого не удивляло и воспринималось с удовлетворением, как должное. Охранники были таким же непременным атрибутом светских сборищ знати, как легко появлявшиеся из карманов наручники. Предназначаемые для других, они многим казались символом безопасности. Во всяком случае, знамением времени.

Джон с философским скептицизмом изучал лица тех, кто, заплатив свою тысячу долларов, пришел сюда поесть, выпить, потанцевать, быть запечатленным за этим занятием на фото вездесущими представителями прессы. С кем-то из присутствующих он был просто знаком. Кого-то знал хорошо: Мосбахеров, Бассов, Мердоков, Филдов, Никольсонов. Здесь были и его друзья Фонад и Тернер. Элиту богатых, знаменитых и могущественных разбавляла некая толика представителей местной знати. Фоторепортеры светской хроники скрупулезно фиксировали в деталях наряды от известных модельеров.

– Все – высший класс, не так ли? – отметила наблюдательная и прагматичная Пола.

– Не совсем. Ты забыла нас, дорогая, – не удержался от искушения поддеть ее Джон.

– Должно быть, ты имеешь в виду себя, Джон? – не осталась в долгу Пола.

Кит не прислушивалась к привычной пикировке своих друзей. Ее взгляд невольно искал в зале Беннона. Не найдя его, она несколько успокоилась и с удовольствием стала любоваться великолепием банкетного зала, золотыми панелями, широкими окнами в богатой драпировке из тяжелого тканного золотом шелка.

– Отличный фон для съемок комедии нравов прошлого столетия, не правда ли, Чип? – повернулась она к Чипу, а фантазия уже рисовала вальсирующие пары мужчин во фраках и женщин в платьях из алого муслина, изумрудного сверкающего шелка. Легкий говор, шелест парчи, запах вербены и розовой воды. – Хорошо бы сняться в таком фильме, а, Чип?

Тот бросил на нее критический взгляд.

– Ты, пожалуй, идеально подошла бы на такую роль. Настоящая гиббсоновская девушка[1].

– Назови-ка мне роль, на которую не подошла бы наша Кит, – вмешался присоединившийся к ним Мори.