«Ах, да не все ли равно, — возражал ему Тимар. — Ведь и о существовании в природе пурпурной краски узнали случайно. Собачонка подружки некоего пастуха раскусила пурпурную улитку и вымазала себе всю морду. Так стало известно, что такое пурпур. А потом он, как предмет торговли, распространился во всем мире…»

Теперь даже общественное мнение Комарома высоко оценило г-на Леветинци. Быть просто богачом — заслуга невеликая. Но если человеку дают звание королевского советника!.. Как тут не воздать ему должное, не утвердить его право на всеобщий почет и уважение!

Чиновники, цеховые старосты, представители гильдий и магистрата, старейшины пресвитерианской церковной общины, духовные особы — все спешили к Тимару с поздравлениями. Он принимал их с благосклонным смирением.

Явился к Тимару и почтенный Янош Фабула, глава цеха корабельщиков. На нем была подобающая его званию одежда, — парадный доломан из дорогого темно-синего сукна с тремя рядами сверкающих серебряных, похожих на улитку пуговиц величиной с грецкий орех. С плечей его на грудь ниспадала широкая, в ладонь, цепь, тоже из чистого серебра. Концы ее были скреплены на груди большим медальоном с изображением Юлия Цезаря, работы комаромского чеканных дел мастера.

Остальные комаромские корабельщики, члены депутации, были тоже облачены в разукрашенные серебром одеяния.

В ту эпоху существовал обычай приглашать поздравителей отобедать вместе с хозяевами. Эта высокая честь была оказана и почтенному Фабуле.

Добряк-корабельщик слыл чистосердечным и прямодушным малым. Вино развязало ему язык, и он не мог удержаться, чтобы не сказать хозяйке дома: дескать, что греха таить, мог ли он думать, увидав ее впервые еще барышней, что из нее получится такая славная светская дамочка, которая к тому же станет супругой г-на Леветинци! Он, Фабула, даже побаивался ее в те давние времена. И что же? Пути провидения неисповедимы, а разум человеческий ограничен. Все обернулось как нельзя лучше, и теперь безоблачное счастье царствует в этом доме. Пусть же провидение, вняв мольбе всех, кого беспредельно облагодетельствовал щедрый г-н Леветинци, ниспошлет ему величайшую благодать в лице нового земного гостя, малютки-ангела.

Не на шутку перепуганный этой тирадой, Тимар прикрыл рукой свой бокал. Если вино до такой степени развязывает язык гостей, ему лучше от него воздержаться. А то еще, не дай бог, разболтаешь все, что у тебя на уме…

И вдруг неожиданная мысль пронзила его сознание: «А что, если эта непрошеная мольба будет услышана?..»

Впрочем, добродушный Фабула не ограничился одними добрыми пожеланиями. Он решил подкрепить их практическими советами.

— Что и говорить, его милость прямо надрывается на работе, совсем не щадит своих сил. Куда это годится? Ведь человек живет только раз. Будь я на его месте, уж я бы никогда не оставил на долгое время в одиночестве эдакую распрекрасную, распригожую жену! А у его милости, видите ли, пятки горят, больно уж он неугомонный. Вечно ломает себе голову, как бы еще чего-нибудь придумать. Да к тому ж предпочитает везде действовать сам. Ну что с ним поделаешь? Зато к чему бы он ни приложил руку — все всегда удается. Кому, кроме него, могло взбрести на ум посылать муку из Венгрии в Бразилию? Когда я услыхал о таком сумасбродстве, — прошу извинить мою дерзость, но не могу об этом умолчать, — я даже подумал сгоряча: «Уж не рехнулся ли наш барин, коли шлет муку на другой конец света? Как пить дать, пока ее доставят, из нее разве что клейстер получится. Ведь в заморских-то странах караваи хлеба родятся прямо на большущих деревьях, ну а булочки, понятное дело, на низкорослых…» Так поди ж ты! Все получилось на славу! Ежели за дело взялся сам хозяин…

В последних словах Фабулы Тимар явно уловил иронию и поспешил возразить:

— В таком случае, любезный Янош, все твои похвалы придется отнести не ко мне, а к хозяйке дома. Ведь именно она лично вела все дело.

— Я, разумеется, полностью отдаю дань добродетелям сударыни нашей хозяйки! — воскликнул Янош. — Однако прошу прощения, сударь… Что я знаю, то знаю. Мне доподлинно известно, где вы провели лето и вообще все время, пока мы вас не видели!

Тимар с ужасом ощутил, как волосы поднимаются у него на голове. Неужели Фабула в самом деле дознался, где он пропадал? Только этого не хватало…

А Янош взглянул на него поверх бокала и игриво подмигнул.

— Ну как? Сообщить хозяюшке, где вы, сударь, скрывались все лето? Выдать вас?

Тимар оцепенел, не решаясь шевельнуться от страха. Аталия не отрывала от него глаз, следя за выражением его лица. Нет, ни в коем случае нельзя показать, что болтовня подвыпившего гостя смутила его!

— Что же, Янош, рассказывайте, где я пропадал, — с напускным спокойствием промолвил Тимар.

— Так и быть, скажу. Выдам вас сударыне с головой, — торжественно произнес Фабула, ставя бокал на стол. — Так вот. Наш милостивый государь сбежал от нас, не сказав никому ни слова. Сел тайком на корабль и отплыл… в Бразилию. Да, да! Вы побывали в Америке и самолично привели там все в порядок. Потому-то дела и пошли на лад.

— Ну и чудак же вы, дружище Янош! — воскликнул Тимар со вздохом облегчения. — Прошу вас, Аталия, налейте господину Фабуле черного кофе. Да покрепче.

— Но ведь так оно и было, как я говорю, — настаивал Янош. — Разгадал-таки я эту загадку, хоть вы и держали ее под десятью замками. Уж я-то прекрасно знаю, что вы, сударь, побывали в Бразилии. Отмахали по морю тысячи три миль, выдержали немало бурь и штормов. А уж сколько раз отбивались от свирепых дикарей-людоедов, про то один господь бог ведает. Впрочем, мне-то что! Я вывел барина на чистую воду, а теперь ваш черед, сударыня. Приструните его хорошенько, чтобы ему не повадно было в другой раз делать такой несусветный крюк по Атлантической Океании!

Тимар внимательно поглядел на женщин. Лицо Тимеи выражало искреннюю тревогу и изумление, физиономия Аталии — явную досаду. И та и другая так же свято поверили в выдуманную простодушным Фабулой басню, как верил в нее он сам, готовый головой ручаться, что все рассказанное им — истинная правда.

Да и сам Тимар не мог удержаться от загадочной улыбки, словно подтверждавшей правдивость бесхитростных домыслов Фабулы. Таким образом, ложь Яноша Фабулы становилась его собственной ложью. «Золотой человек» снова вынужден был лгать. Вечно лгать.

Но так или иначе, а басня корабельщика сейчас крепко выручила Тимара. У простого народа в Венгрии издавна вошло в обычай складывать всевозможные легенды о разных выдающихся людях, — как будто для того, чтобы вызвать восхищение ими, мало их подлинных заслуг. Но эти народные выдумки звучат настолько правдоподобно и сами выдумщики так верят в них, что и общественное мнение в конце концов начинает считать эти легенды исторически достоверными фактами.

Отныне Тимар мог скрываться под благовидным предлогом. Даже если бы он перестарался и, объясняя свое очередное исчезновение, стал бы нести явную нелепицу, люди истолковали бы его ложь как проявление скрытности, продиктованной нежными чувствами к Тимее. В самом деле, зачем зря огорчать и тревожить жену, когда предпринимаешь путешествие через океан в Америку? В те времена плавание было чревато многими опасностями.

Тимару удалось без особого труда придать видимость правдоподобия истории своего мнимого путешествия в заморские края. Даже Аталия и та безоговорочно поверила ему. Она была знатоком женского сердца, и для нее не составляли тайны ни переживания Тимеи, ни чувства, с которыми та боролась. Аталия неусыпно следила за развитием этой внутренней борьбы. Она отлично понимала, что Тимея стремилась уйти подальше от человека, которого любила всей душой, и потому укрылась в глухие венгерские степи, где ничто не вызывает радость, не будит ни желаний, ни страстей. Молодая женщина хотела утопить свою хандру в скучных бухгалтерских книгах, уйти с головой в деловые хлопоты, в работу, подавляющую все человеческие порывы, кроме жадности к деньгам, и таким образом умертвить свои чувства. Но если несчастная женщина заглушает в себе неизбывную тоску, ведя такой образ жизни, то почему бы и мужчине не поступать так же? Не стремится ли и Тимар, подобно отшельнику, в пустыню, не рвется ли он в безбрежные морские просторы, чтобы найти там успокоение своему мятежному сердцу?

Как могла зародиться в уме Аталии столь дерзкая догадка? Откуда пришла к ней мысль, что мужчина оказался более удачливым, нашел целительное средство от своего смертельного сердечного недуга и теперь обретает счастье, исчезая из дома? Чего бы ни дала Аталия, чтобы разгадать тайну Тимара. Но, увы, камышовые заросли вокруг «Ничейного» острова не умели говорить, подобно камышам брадобрея царя Мидаса.[17]

Аталия вся извелась в тщетных попытках разрешить свои недоумения.

И дома, и в глазах общества Тимар и Тимея являли образец счастливой супружеской пары. Муж осыпал жену бесценными подарками, а она с явной охотой украшала себя ими и блистала, выезжая с мужем в свет. Разве бриллианты, преподносимые в дар жене, не самое яркое свидетельство супружеской привязанности?..

Аталия нередко задумывалась над этим. Неужели Тимар и Тимея действительно принадлежат к тем людям, для которых любовь заключается в том, чтобы одному преподносить драгоценности, а другому благосклонно их принимать? Или на белом свете все-таки существуют люди, способные быть счастливыми вовсе без любви?

Однако все эти рассуждения Аталии относились только к Тимее, на г-на Леветинци они не распространялись.

А Тимар между тем не мог дождаться конца зимы. Впрочем… ему просто хотелось, чтобы поскорей заработали водяные мельницы… О чем еще может мечтать деловой человек?

После первоначального успеха в минувшем году требовалось еще более энергично развернуть заморскую мучную торговлю. Однако Тимар принялся уговаривать жену поберечь свое здоровье и отдохнуть летом на каком-нибудь морском курорте. Морские купанья окажут на нее благотворное действие, укрепят ее расшатанные нервы. А ведение дел он может поручить своим маклерам и управляющим. О том, куда отправится он сам, его никто не расспрашивал. Может быть, он снова поедет в Южную Америку? Или посетит Россию?