При его появлении Тимея широко раскрыла глаза, но тут же быстро подошла нему и протянула руку.

Бледное лицо жены по-прежнему оставалось загадкой для мужа, на нем ничего невозможно было прочесть. Знает ли она обо всем? Или только подозревает что-то? А может, и вовсе ни о чем не догадывается? Что таится за этим холодным равнодушием, — скрытое презрение или глубоко запрятанная самоотверженная любовь? А может, она принадлежит к тем бесстрастным созданиям, в жилах которых нет ни одной капли горячей крови?.. Растерявшись, Тимар не находил что сказать.

А Тимея словно бы и внимания не обратила на то, как странно он выглядит. Женщины умеют все примечать, не подавая виду.

— Очень рада, что вы вернулись, — тихо промолвила она наконец. — Я ждала вас каждый день. В соседней комнате вы найдете свою одежду. А когда переоденетесь, прошу вас, зайдите снова сюда. Я за это время как раз закончу дела.

С этими словами молодая женщина снова взяла перо, неожиданно для Тимара поднесла его ко рту и зажала в зубах. Это не позволяло поцеловать ее. Тимар ограничился тем, что коснулся губами ее протянутой руки, и отправился в свою гардеробную. Там он нашел и свежую воду в умывальнике, и чистую рубашку, и старательно отутюженный костюм, и до блеска начищенные сапоги. Все, как принято было у них дома, в Комароме. Как Тимея могла узнать о дне его приезда? Нет, такую мысль даже допустить нельзя. Значит, она действительно ждала его ежедневно… И кто знает, как давно?..

Но как попала сюда эта женщина? И что она тут делает?

Наскоро переодевшись, Тимар тщательно спрятал сброшенное платье в самый укромный уголок шкафа, — чего доброго, кто-нибудь вздумает допытываться, где он так ободрал локти на своей куртке… А тут еще полотняный костюм, расшитый разноцветным гарусом! Да любой женщине достаточно лишь взглянуть на этот пестрый рисунок, как она сразу смекнет, в чем тут дело, и начнет такое плести… Уж кто-кто, а женщины умеют разгадывать письмена вышитых узоров! Костюм тоже надо спрятать подальше.

Долго и тщательно отмывал Тимар руки. Не полюбопытствовал бы кто, отчего руки у него так натружены… Загорели, огрубели…

Покончив с туалетом, он вернулся в кабинет. Тимея уже ждала его, стоя у дверей.

— Пойдемте завтракать, — сказала она, беря его под руку.

В столовой Тимара ждал новый сюрприз. Круглый стол был накрыт на три персоны. Для кого бы это?

Тимея позвонила. В одну дверь вошла горничная, в другую… Аталия. Так вот для кого, оказывается, предназначался третий прибор! При виде Тимара в глазах Аталии вспыхнула злоба.

— А, господин Леветинци! Изволили наконец вернуться! Нечего сказать, очень мило с вашей стороны заявить супруге: «Вот мои ключи, мои книги, изволь, милая, вести дела вместо меня!» — а самому пропасть без вести на целых пять месяцев и не подавать никаких признаков жизни…

— Перестань, Аталия, — попыталась прервать ее Тимея.

— А что тут такого? Ведь я браню господина Леветинци вовсе не за то, что он так долго отсутствовал. Экое дело для мужа — длительная отлучка. Такой сюрприз — в порядке вещей. Подобные милые штучки выкидывают многие. Случается, муж возьмет да укатит в Карлсбад, а жена махнет на лето в Эмс, вот они и не мешают друг другу развлекаться. Но почему мы должны прозябать с весны до поздней осени здесь, в Леветинце? Благодарю покорно! В этой лесной глуши только и видишь мужичье да комаров. Просто душу не с кем отвести. Супруге вашей с утра до вечера приходилось торговаться и пререкаться со всякими мельниками да корабельщиками. Она безвылазно сидела в конторе, исписывала цифрами гроссбухи, рассылала во все концы света письма. А вечером до глубокой ночи еще зубрила английскую и испанскую грамматику; ведь без этого нельзя вести переписку с иностранными маклерами. Смею вас уверить, все эти нуднейшие занятия вовсе не для молодой дамы!

— Аталия! — одернула ее Тимея.

Тимар молча сел за стол. Увидав свой личный столовый прибор и любимый бокал, он еще раз убедился, что его действительно ждали тут каждый день.

Он едва дождался конца завтрака. Аталия не проронила больше ни слова, но, украдкой поглядывая на нее, он видел, что она оскорблена и что ему это даром не пройдет.

После завтрака Тимея снова попросила мужа пройти с ней в контору. А он тем временем прикидывал, что бы такое сочинить, если она вдруг спросит, где он странствовал. Может быть, прибегнуть к тем небылицам, которыми так щедро сыпал Тодор Кристиан?

Однако Тимея не задала ни одного вопроса.

Придвинув к письменному столу два стула, она села рядом с мужем и, положив руку на раскрытый гроссбух, сказала:

— В этой книге, сударь, вы увидите, как обстояли и обстоят ваши дела с того момента, как вы мне поручили вести их.

— И вы вели их совершенно самостоятельно?

— Да. Я полагала, что такова была ваша воля. Из вашего письма я поняла, что вы пустили в ход превосходно задуманное крупное предприятие, — вывоз венгерской муки в заморские страны. И что при этом поставлены на карту не только ваше состояние и кредитоспособность, но и деловая репутация. Больше того, мне стало ясно, что от успеха задуманного вами предприятия зависит также подъем очень важной отрасли торговли. Я не очень разбираюсь в тонкостях коммерции, но мне думается, что здесь мало быть в курсе дела, а нужно лично присматривать за всем. Разве можно в этом случае доверять чужому человеку? Сразу после вашего письма я приехала в Леветинце и, выполняя ваше поручение, взяла бразды правления в свои руки. Я хорошо изучила и освоила счетоводство и отчетность, надеюсь, вы найдете все в полном порядке. Записи в гроссбухе и наличные деньги в кассе сходятся до гроша.

Тимар не мог прийти в себя от удивления, глядя на эту женщину, которая так хладнокровно ворочала миллионами и, умело вкладывая их в дело, уверенной рукой загребала деньги, которые легко могли уплыть при неумелом хозяйствовании. Да она, пожалуй, была способна и на более крупные операции!

— Счастливая фортуна возмещала мне недостаток опыта, — продолжала Тимея. — За пять месяцев получено пятьсот тысяч форинтов чистой прибыли. Но эта сумма не лежит мертвым капиталом в кубышке. На основании данных вами полномочий я пустила ее в оборот.

Тимар даже представить себе не мог, куда она могла еще вложить капитал.

— Ваш первый опыт вывоза муки в Бразилию полностью увенчался успехом. Венгерская мука сразу приобрела известность и пользуется большим спросом на южноамериканских рынках. Вот что пишут из Рио-де-Жанейро ваши комиссионеры… Да, между прочим, они единодушно хвалят вашего главного агента, Тодора Кристиана, за его честность и уменье вести дела.

Тимар слушал жену, и ему не давала покоя навязчивая мысль: «Неужели любому моему дурному начинанию суждено оборачиваться добром? И почему всякая самая вздорная моя мысль приносит блестящие плоды? До каких пор мне будет так везти?»

— Так вот, получив столь утешительные известия, я задумалась, а что стали бы в этом случае делать вы. Видимо, используя благоприятный случай, постарались бы завоевать новые рынки… И я тут же взяла в аренду целый ряд мельниц, зафрахтовала новые суда и велела их нагрузить мукой. В настоящее время партия муки на полмиллиона форинтов уже на пути в Южную Америку. При такой огромной партии товара никакая конкуренция невозможна.

Тимар слушал, и его изумление все возрастало. Эта женщина оказалась куда смелей любого мужчины. Другая на ее месте спрятала бы от греха подальше вырученные деньги, чтобы не лишиться их. А Тимея не только дерзнула продолжить начатое мужем дело, но еще и значительно расширила его.

— Мне казалось, что вы бы поступили именно так… — заключила Тимея.

— Да, да… конечно… — пробормотал Тимар.

— Впрочем, я быстро убедилась, что мои распоряжения были правильны. Едва мы начали энергично расширять дело, как за нами увязалась целая свора конкурентов. Сейчас они скупают огулом все зерно на обмолот, забивают этой мукой корабельные трюмы и отправляются вслед за нами в Бразилию. Но они нам не страшны. Мы их одолеем. Прежде всего потому, что никто из наших конкурентов не знает, в чем преимущество венгерской муки.

— Какое преимущество?

— Очень простое. Догадайся хоть один спросить об этом свою хозяйку, она тут же открыла бы ему эту тайну. А я женщина и сама легко разгадала, в чем тут дело. Я обнаружила, что в прейскурантах мировых рынков нет ни одного сорта пшеницы с таким высоким удельным весом, как венгерская. Следовательно, чтобы одержать верх над американской, мы должны молоть самые тяжелые сорта. Я и распорядилась брать для помола именно такие сорта. А наши здешние конкуренты берут самую легковесную пшеницу. Ну вот они и обманутся в своих расчетах. А мы одержим верх.

С каждым словом жены изумление Тимара все росло. Пока он долгие месяцы любовался, как созревают и наливаются соком запретные райские плоды, эта хрупкая женщина отреклась от всех житейских радостей и, пожертвовав собой, денно и нощно несла непомерное бремя управления огромным предприятием, не покладая рук занималась утомительной, иссушающей душу работой, окружила известностью, блеском и почетом имя своего супруга, приумножила его состояние. Прелестная и стройная, как девушка, Тимея позабыла о своей молодости и красоте, добровольно похоронила себя в глухих степях, вела безрадостную жизнь, без устали хлопотала, изучала незнакомое ей дело и иностранные языки, занималась деловой перепиской, торговалась со скупщиками, приглядывала за огромным хозяйством. Она сделала еще больше, превзошла самое себя: отдалась этим сложным, запутанным делам не только умом, но и всей своей женской душой, которой так свойственно стремление к счастью, к радостям жизни.

Тимар с чувством благоговения поцеловал руку жены, словно касался дорогого покойника, который принадлежит уже земле, а не людям и не чувствует, как прощаются с ним близкие.