Тимар открыл калитку в изгороди, и они очутились в лесной чаще. Ему нравился этот глухой, нетронутый лес. Но он заметил, что его спутница как будто испытывает смутный страх в этом заброшенном уголке.

— Вы по-прежнему одни на этом острове? — спросил Михай.

— Одни, совсем одни, — ответила Ноэми. — Время от времени в дни ярмарок к нам наведываются люди с того берега для закупок и обмена, а зимой сюда приезжают лесорубы, — они помогают нам рубить деревья и выкорчевывают кустарник. Плату за труд они берут деревьями. Ну, а с остальной работой мы управляемся сами.

— Но ведь выращивать плоды не так-то просто, это очень хлопотливое дело, с одними гусеницами пока управишься…

— О, с ними у нас не так уж много хлопот. Вон видите, сколько в кустах птичьих гнезд? Там живут наши «поденщики» — пернатые друзья наши. Здесь их никто не трогает, и они отплачивают нам за это сторицей — помогают уничтожать вредных насекомых. Слышите, как весело они щебечут?

Роща вся звенела птичьими голосами. Близился вечер, и пернатые спешили к своим гнездам, щебеча каждый на свой лад. Кукушки мерно отсчитывали время, а певчий дрозд насвистывал свой мотив, словно декламируя греческие стихи.

Вдруг Ноэми громко вскрикнула, побледнела, в испуге схватилась за грудь и резко отшатнулась. Тимару пришлось поддержать ее, чтобы она не упала.

— Что с вами?

Ноэми закрыла лицо руками и, как ребенок, не то плача, не то смеясь, жалобно промолвила:

— Взгляните, вон там…

— Что, где?

— Да вон там!

По траве медленно и неуклюже передвигалась огромная бородавчатая жаба. Она опасливо поглядывала выпученными глазами на людей, готовая в любой миг прыгнуть в ближайшую яму.

Ноэми от страха застыла на месте.

— Вы так боитесь лягушек? — спросил Тимар.

— Ужасно. Я умру со страха, если она бросится на меня.

— Вот-вот, все девушки так. Кошечек они любят, потому что те мурлычут и ластятся к ним, а лягушек боятся, потому что они, видите ли, безобразны. А вы знаете, что лягушки полезны людям не меньше, чем птицы? Это отвратительное на вид существо — незаменимый помощник садовода. Есть такие жуки, гусеницы и бабочки, которые вредят только ночью, когда певчие птицы спят и никто не оберегает сады. Вот тут-то и вылезает откуда-нибудь из щели омерзительная жаба и в темноте начинает охоту на вредителей. Если б вы видели, как усердно она расправляется с гусеницами, ночными бабочками, мотыльками, дождевыми червями, куколками майского жука, различными личинками, слизняками и улитками, которые уничтожают нежные побеги и завязи плодовых деревьев. Стойте спокойно и наблюдайте. Не бойтесь, эта уродливая жаба совершенно безобидна, она вовсе не хочет ни пугать вас, ни вредить вам. Ведь вы же ей не враг. Смотрите, как она уставилась вон на того синего жука с трепещущими крылышками, — это самый опасный вредитель плодовых деревьев и лесных насаждений. Одна его личинка способна погубить молодое дерево. Вот наш бородавчатый друг и наметил себе жертву. Не станем мешать жабе. Смотрите, смотрите, подобралась… так… готовится… Раз! Прыжок! Видели, какой у нее длинный язык? Был древоед, миг — и нет его, проглочен. Вон, изо рта у жабы торчат его крылышки. Ну как, убедились, что не такое уж противное существо этот наш друг?

Ноэми в восторге всплеснула руками и теперь уже смотрела на жабу без всякого ужаса. Она позволила Михаю взять ее за руку и подвести к самому краю болота; а он продолжал рассказ о жабах и лягушках, об их веселом нраве и необычайных повадках.

— Вы никогда не слышали о голубой лягушке? Была такая, — ее однажды купил прусский король за четыре тысячи пятьсот талеров. А о лягушке, которая ночью светится фосфорическим светом? Эта лягушка норовит забраться в дом и, спрятавшись между балками, отчаянно квакает по ночам. В Бразилии нередко случается, что светящиеся лягушки заглушают своим гвалтом певцов в оперном театре и даже целый оркестр.

Теперь Ноэми от души смеялась, слушая рассказ о лягушках, наводивших на нее раньше такой ужас. А ведь когда люди смеются, это значит, что между ними зарождается симпатия…

— Все-таки признайтесь, что квакают они отвратительно!

— Как сказать… Видите ли, кваканье лягушек не что иное, как ласковые слова, с которыми кавалер обращается к своей даме. Квакают лишь самцы, самки же безмолвствуют, они просто немы. Лягушка-самец всю ночь напролет напевает своей возлюбленной: «О, как ты прекрасна, как очаровательна!» Трудно себе представить более нежных и любезных поклонников, чем лягушки.

Слова его даже растрогали Ноэми.

— Кроме того, лягушки — ученые существа. Правда, правда, древесная лягушка-квакша предсказывает погоду. Квакши предчувствуют ненастье. Перед дождем они вылезают из воды и громко подают голос. А когда чуют засуху, погружаются в воду.

— Вон оно что! — Рассказ Михая явно возбудил любопытство Ноэми.

— Стойте, я сейчас поймаю вам квакшу! — сказал Тимар. — Вон она квакает, слышите? Там, в орешнике.

Вскоре Тимар вернулся, держа в руке свою добычу.

Ноэми невольно вздрогнула, лицо ее то заливалось румянцем, то бледнело.

— Взгляните-ка! — обратился к ней Тимар, осторожно раздвигая ладони. — Ну что за милое существо! Смотрите, она ярко-зеленая, словно свежая травка, а лапки ее похожи на миниатюрные человеческие руки. А как трепещет ее сердечко! Как смотрит она на нас своими умными, черными глазенками в золотистой оправе! Да она вовсе не боится нас!

Сгорая от любопытства, Ноэми опасливо протянула руку к лягушке, но тут же отдернула ее.

— Ну, не бойтесь же, возьмите ее или хоть дотроньтесь до нее рукой. Это самое безобидное существо на свете! Протяните-ка ладошку!

Ноэми рассмеялась и не без страха протянула руку, неотрывно глядя не на лягушку, а в глаза Михаю: ощутив на ладони что-то холодное и скользкое, она вздрогнула, но тут же весело рассмеялась, точь-в-точь как ребенок, который долго не решался войти в реку и был очень обрадован, очутившись наконец в воде.

— Вот видите, лягушка даже не шелохнется, ей, видимо, уютно в вашей ладони. Давайте-ка отнесем ее домой. Банка из-под варенья найдется? Нальем туда воды, смастерим лесенку и опустим лягушонка в банку. А потом будем наблюдать: если он взберется по лесенке и высунется из воды — значит, к дождю. Дайте я его сам понесу.

— Нет, нет! — живо возразила Ноэми. — Пусть лягушонок остается у меня, я сама отнесу его домой.

— Тогда покрепче сожмите ладонь, чтобы он не выскочил. Но только осторожно, нежно держите его. Пожалуй, нам пора домой, вон роса уже на траве.

Ноэми побежала вперед и еще издали крикнула Терезе:

— Мама, мама! Смотри, что мы поймали! Чудесную пташку!

Тереза неодобрительно покачала головой:

— Ты же знаешь, что птичек нельзя ловить!

— Но это такая прелестная птичка, ее поймал господин Тимар и отдал мне. Посмотри-ка!

Тереза даже руками всплеснула, увидав в руке Ноэми зеленую древесную лягушку.

— Видишь, как она моргает глазками, — в восторге воскликнула Ноэми. — Мы посадим ее в банку, будем ловить ей мух, а она станет нам предсказывать погоду. Миленький ты мой лягушонок!

— Да вы настоящий чародей, сударь! Еще вчера эта стрекоза так боялась лягушек и жаб, что готова была бежать от них на край света…

Пока Ноэми накрывала на веранде стол к ужину, она прочла матери целую лекцию по батрахологии,[11] пересказав ей все услышанное от Тимара. Она рассказала о том, как полезны, разумны и забавны лягушки.

— Знаешь, мама, оказывается, напрасно говорят, будто они выпускают яд, залезают в рот к спящим людям, высасывают у коров молоко, а если их подразнить — подержать над ними паука, они якобы лопаются от злости. Все это досужие выдумки невежественных людей; Лягушки — наши верные друзья, они бодрствуют ночью, оберегая наш покой. Ты видела крохотные следы на чисто подметенных дорожках вокруг дома? Это следы лягушек, они ночью стерегут наши сады — чего же их бояться?

Тем временем Тимар смастерил из ивовых прутьев лесенку для зеленого метеоролога и опустил его в банку с широким горлышком, до половины наполненную водой; сверху он обвязал банку бумагой, в которой сделал небольшое отверстие, чтобы в эту отдушину бросать мух пленному предсказателю. Квакша, разумеется, сразу же опустилась на дно банки, примирившись со своей участью. Видимо, ей было не до мух и не до кваканья. Ноэми обрадовалась, узнав, что в ближайшие дни будет хорошая, теплая погода.

— Ну, сударь, — заметила Тереза, подавая на стол ужин, — вы не только сотворили с Ноэми чудо, но и сделали доброе дело. У нас на острове был бы настоящий рай, если бы Ноэми не боялась лягушек. Раньше, стоило ей увидеть даже махонького лягушонка, она бледнела и ее бросало в дрожь. Калачом, бывало, не заманишь выйти за изгородь, где в болоте квакает несметное множество лягушек. А теперь ее не узнать… Вы приобщили Ноэми к природе, так сказать, вернули в родную стихию.

— Да, она очень любит природу, — заметил Тимар.

Тереза глубоко вздохнула.

— Почему ты так тяжело вздыхаешь, мама? — спросила Ноэми.

— Ты же знаешь…

Тимар догадывался, чем вызван этот вздох.

Ноэми решила переменить тему.

— Рассказать вам, когда я стала бояться лягушек? Как-то давно на моих глазах один злой мальчишка избивал огромную жабу, темно-коричневую, как хлебная корка. Он называл ее воловьей лягушкой и уверял, что если хлестать ее крапивой, то она от ожога взревет, как вол. Потом он в самом деле отхлестал ее крапивой, и она принялась так жалобно реветь, что мне этого вовек не забыть. Казалось, бедняжка ревом призывала к мести весь свой род. Все ее тело покрылось белой пеной. С тех пор мне все время чудилось, что лягушачье племя подкарауливает меня и хочет обрызгать ядом. А злой мальчишка хохотал во все горло, когда несчастная жаба ревела.