Едва Михай ступил на дорожку, вьющуюся среди розария, как услыхал громкое радостное восклицание:

— Ах, это вы, господин Тимар!

Навстречу ему бежала девушка. Тимар по голосу сразу узнал Ноэми. Да, то была маленькая Ноэми, которую он не видел целых два с половиной года.

Как она выросла с тех пор! Стала женственной, расцвела, похорошела. На щеках ее цвел здоровый румянец, глубокие глаза горели каким-то чистым огнем. В одежде ее уже не замечалось небрежности подростка. На ней было простое, но опрятное, изящное платье. В пышных золотистых волосах алела распускающаяся роза.

— Ах, господин Тимар! — воскликнула девушка и, радушно приветствуя гостя, протянула ему руку.

Михай ответил на нежное девичье рукопожатие, и его взгляд на минуту задержался на лице Ноэми.

Девушка смотрела на него, и лицо ее так и сияло от радости.

— Как давно мы не видели вас! — проговорила Ноэми.

— А как вы похорошели с тех пор! — ответил Тимар, и в его словах звучала неподдельная нежность.

Странные вещи творит природа. У иной прехорошенькой девчушки черты лица с возрастом грубеют, тяжелеют, а иная, напротив, расцветает, лицо ее становится утонченным, неотразимо прелестным. Вероятно, все это вполне объяснимо. Ведь на девичий облик накладывают отпечаток и зарождающиеся чувства, и благородные порывы, и дурные страсти. Горе, радость, треволнения влияют на душевный мир девушки и преображают черты ее лица.

Глаза Ноэми светились радостью…

— Значит, вы еще помните меня? — спросил Тимар, удерживая ее маленькую ручку в своей руке.

— Мы очень часто вас вспоминали.

— Как здоровье матушки Терезы?

— А вот она сама идет к нам.

Когда Альмира подбежала к своей хозяйке с ружьем в зубах, Тереза догадалась, что на остров прибыл какой-то добрый гость, и вышла ему навстречу.

В человеке, который уверенно шагал к их дому в своей неизменной серой куртке, с котомкой за плечами, она сразу же узнала шкипера и поспешила к нему навстречу.

— Добро пожаловать! А мы уж давно вас ждем! Как хорошо, что вы все-таки вспомнили о нас! — воскликнула Тереза, сердечно обняла Михая и тут же заметила, что сумка у него довольно увесистая.

— Альмира! — бросила она собаке, которая не отступала от нее ни на шаг. — А ну-ка возьми сумку и неси ее домой.

— Там разная еда, жареное мясо, — заметил Михай.

— Вот как! Тогда гляди в оба, Альмира, чтобы Нарцисса не напроказила.

— Вот еще! Уж не такая невежа наша Нарцисса! — воскликнула Ноэми, надув губки.

Тереза ласково обняла и поцеловала дочку. Ноэми улыбнулась.

— Ну, а теперь идемте в дом! — сказала Тереза и дружески взяла Тимара под руку. — И ты с нами, Ноэми.

— Сейчас, только вот корзину отнесу, а то она уже полная.

На дорожке стояла огромная белая корзина, накрытая простыней. Ноэми, ухватившись за ручки, хотела было поднять ее, но Михай быстро подскочил к ней.

— Я помогу вам, а то ведь одной тяжело.

Ноэми расхохоталась. Она смеялась, как ребенок, — звонко, переливчато. Потом весело сдернула простыню, — корзина была доверху полна лепестками роз.

Все же Михай взялся за ручку корзины, и они понесли ее вдвоем по дорожке, обсаженной душистой лавандой.

— Вы варите розовую воду? — полюбопытствовал Михай.

Тереза переглянулась с Ноэми.

— Ишь, сразу смекнул, в чем дело!

— У нас в Комароме многие варят розовую воду. Этим промыслом занимаются обычно бедные женщины.

— Правда? Ну вот видите, роза — это просто дар природы! Глядите, какие красавицы — взора не оторвешь, к тому же они могут обеспечить человеку хлеб насущный. Прошлый год, знаете, был неурожайный — поздние заморозки погубили плоды, виноград и все посевы. Да и лето выдалось холодное, дождливое, и пчелы пропали, а тут еще домашняя птица и скот начали падать. Не будь у нас роз, худо бы нам пришлось. Остались бы мы без всяких запасов на зиму. К счастью, розы цветут каждый год, так что всегда могут выручить. А уж в прошлом году розарий просто прокормил нас, — мы сварили сто пятьдесят кварт розовой воды. Все это от нас забрали в Сербию, а мы в обмен получили пшеницу. Благословенье божье, а не цветы! Кормилицы наши!

Маленькая усадьба заметно расширилась с тех пор, как Тимар был здесь. К домику пристроили сушильню и небольшую летнюю кухню для варки розовой воды. Посредине находился очаг с медным котлом, из его крана медленно капала розовая вода. В большом чане возле очага отстаивались выжимки розовых лепестков, а на широкой лавке лежали груды свежесорванных лепестков, они должны были завянуть перед варкой.

Михай помог Ноэми высыпать лепестки из корзины. Каким упоительным ароматом наполнилась кухня!

Ноэми положила голову на груду розовых лепестков и шутливо воскликнула:

— Как чудесно было бы поспать на розовой подушке!

— Глупышка ты, разве это можно! — наставительно заметила Тереза. — Ты бы больше не проснулась. Запах роз усыпил бы тебя навсегда.

— Ну и что ж? Зато какая прекрасная смерть!

— Ах ты скверная девчонка! — с укором сказала мать. — Значит, ты хотела бы умереть и оставить меня здесь одну?

Ноэми бросилась обнимать мать и, осыпая ее поцелуями, просила прощения.

— Что ты, моя любимая, единственная, дорогая мамочка! Нет, я никогда не оставлю тебя одну!

— Зачем же ты так шутишь? Вот и господин Тимар скажет, подобает ли дочери, да еще такому ребенку, как ты, — давно ли в куклы играла… — шутить над родной матерью и так огорчать ее?

Михай согласился с Терезой.

— Ну, а теперь, — распорядилась Тереза, — ты, Ноэми, оставайся здесь и присматривай хорошенько, чтобы не пригорело, а я пойду на кухню, приготовлю нашему гостю угощенье. Ведь вы погостите у нас денек? Не так ли?

— Я пробуду у вас и сегодня и завтра, если для меня найдется какая-нибудь работа, чтобы я смог помочь вам.

— О, за этим дело не станет! — воскликнула Ноэми. — Я найду вам такую работу, что и на неделю хватит!..

— Ишь ты какая! Что же это за работа? Экая выдумщица! — с улыбкой сказала Тереза.

— Да хотя бы растирать розовые лепестки.

— Он поди и не знает, как это делается.

— Как так не знаю? — возразил Тимар. — Дома у матери мне частенько приходилось этим заниматься.

— Верно, ваша матушка была хорошей хозяйкой?

— Превосходной…

— Должно быть, вы крепко ее любили?

— Еще бы!

— Она еще жива?

— Нет, давно умерла.

— Значит, у вас сейчас никого нет?

Тимар в раздумье опустил голову:

— Нет у меня никого…

Он сказал сущую правду.

Ноэми сочувственно заглянула в глаза Тимару…

А тот, заметив, что Тереза в нерешительности остановилась на пороге, вдруг хлопнул себя по лбу.

— Знаете что, тетушка Тереза? Бросьте, не ходите из-за меня на кухню готовить ужин. Я привез в котомке столько всякой снеди, что на всех хватит. Вот только на стол накроем…

— Кто же это так позаботился о вас? — спросила Ноэми. — Кто собирал вас в дорогу?

— Да наш добряк Янош Фабула, кому же еще.

— А, тот славный рулевой? Он с вами приехал?

— Нет, он грузит баржи на том берегу.

Тетушка Тереза прочла затаенные мысли Тимара и поступила так, как подсказывало ей сердце. Ей хотелось показать, что она вполне доверяет ему и ничуть не боится за Ноэми.

— Сделаем по-другому, — сказала она, — я присмотрю и за кухней и за котлом, а ты, Ноэми, пройдись с гостем по острову, пусть посмотрит, как много здесь изменилось, пока его не было у нас.

Ноэми привыкла беспрекословно исполнять приказания матери. Она быстро повязала голову пестрым турецким платком из чистого шелка, который был на диво к лицу ей. Тимар узнал свой подарок.

— До скорого свидания! — сказали друг другу мать и дочь с нежным поцелуем. Видимо, расставаясь даже на самый короткий срок, они прощались так, словно уезжали в дальние края, а встречались с объятьями и поцелуями, как после долгой разлуки… Это и понятно, ведь у бедняжек на всем свете больше никого не было…

Ноэми вопросительно взглянула на мать, а та в ответ кивнула ей головой.

И Ноэми с Тимаром отправились побродить по острову.

Тропинка была так узка, что им приходилось идти совсем рядышком. Альмира не отставала от них, то и дело просовывала свою огромную голову между ними, как бы разделяя их.

За три года островок заметно преобразился. Деревья и кусты буйно разрослись. Всюду виднелись следы заботливых рук. Тропа шла теперь через весь остров. Густой кустарник в роще был выкорчеван. Особенно разрослись тополя, — их стволы стали чуть ли не в два обхвата. Диким саженцам были привиты благородные сорта, а сохранившиеся низкорослые дички искусная рука превратила в живую изгородь. За плодовым садом, обнесенным живой изгородью, начинался луг, где мирно паслись козы и овцы. Маленький белый ягненок с красной лентой на шее наверняка был любимцем Ноэми.

Когда козы и овцы заметили девушку, они со всех ног бросились ей навстречу, радостно блея при этом (Ноэми, видимо, отлично понимала животных), и сопровождали их с Тимаром, пока они не пересекли пастбище и не дошли до живой изгороди на другом конце луга.

За лугом раскинулась чудесная роща; толстые стволы развесистых ореховых деревьев были гладкие, как шелк.

— Эти ореховые деревья — величайшая гордость мамы, — сказала Ноэми. — Им всего пятнадцать лет. Они только на годик моложе меня.

С какой милой непосредственностью было сказано это!

Справа от ореховой рощи простиралась топь. Тимар хорошо помнил эти места. Когда он впервые приехал на остров, ему пришлось пробираться через болото. Теперь низина заросла желтыми лилиями и какими-то огромными белыми цветами, по форме напоминавшими ландыши, а посреди болота неподвижно, как изваяния, стояли два аиста, — казалось, они безмолвно созерцали красоты природы.