Тимею не смущала ее болтовня. Ей было чуждо жеманство, и она не напускала на себя застенчивость. Она держалась с Михаем скромно, была серьезной и послушной. Позволяла брать себя за руку и подолгу глядеть ей в глаза, встречаясь или прощаясь с ним, дружелюбно пожимала ему руку и приветливо улыбалась.

Тетушка Зофия каждый раз припоминала еще что-нибудь из рассказов Тимеи и, захлебываясь, передавала Михаю.

Тимар же окончательно уверовал, что эта чудесная девушка полюбила его всем сердцем.

И вот наступил долгожданный день свадьбы.

Со всей округи, из самых отдаленных уголков страны съехались званые гости, длинная вереница карет выстроилась вдоль улицы, совсем как в злополучный день свадьбы Аталии, однако на сей раз никаких бедствий не произошло.

Жених явился за невестой в бывший дом Бразовичей, принадлежавший теперь Тимее, и повез ее в кирку. Роскошный свадебный пир был устроен в доме жениха. Тетушка Зофия взяла на себя все хлопоты по его устройству. Аталия же осталась дома в полном одиночестве, стоя у того же окна, где в тот роковой день поджидала своего жениха; притаившись за гардиной, она с жадностью наблюдала за свадебной процессией. Вот одна за другой тронулись кареты с посажеными отцом и матерью, с шаферами, с дружками, с невестой, с женихом и зваными гостями, потом кареты снова промчались мимо бывшего дома Бразовичей, возвращаясь из кирки в дом жениха. Новобрачные сидели уже в одном экипаже, и Аталия долго смотрела им вслед. И если весь приход молился в это время за благополучие и счастье новобрачных, то она, несомненно, тоже молилась, но только на свой лад.

Обряд венчания показался Тимее далеко не таким великолепным, каким изображала его в свое время тетушка Зофия. На пасторе не было ни золотой ризы, ни золотой митры; и он не поднес новобрачным серебряные венцы, дабы увенчать их и назвать мужем и женой; никто в кирке не пел в честь новобрачных. Жених был в дворянском бархатном костюме с аграфами и с отделкой из лебяжьего пуха и выглядел статным молодцем. Но почему-то он все время стоял с поникшей головой, и не было у него горделивой осанки, подобающей дворянину.

Не был совершен и полный очарования обряд, когда жениха и невесту накрывают шелковым покрывалом, впервые оставляя их наедине под этой священной сенью, и священник, взяв их за руки, трижды обводит вокруг аналоя. Не было вкушения вина из одной чаши и первого заветного поцелуя перед алтарем, да и самого алтаря не было. Только пастор в черном одеянии изрекал мудрые слова. У протестантов даже не принято жениху и невесте опускаться рядом на колени в момент принесения клятвы в супружеской верности. В общем, лишенный всякой пышности протестантский обряд венчания ничуть не взволновал Тимею, не воспламенил ее восточное воображение. Ведь она едва ли что поняла в этом обряде.

Кто знает, может, со временем она поймет все это.

Блестящий свадебный пир закончился, гости разъехались по домам, и новобрачная осталась в доме мужа.

Когда Михай очутился наконец наедине с Тимеей, он подсел к ней, ласково взял ее руку. Сердце его учащенно билось, и весь он трепетал. Бесценное сокровище, которым он так страстно мечтал обладать, наконец принадлежало ему. Но почему-то он не смел прижать любимую к груди. Он был словно заворожен.

А она, его супруга, словно не замечала его близости. Она не испытывала трепетного ожидания и оставалась холодной, безучастной.

Если б она встрепенулась и смущенно потупила взор, когда он нежно коснулся ее плеча, если б зарделись ее беломраморные щеки, то Михай, испытывавший к ней неодолимое влечение, сразу бы осмелел. Но лицо Тимеи выражало полное равнодушие.

Это было то самое существо, которое он вернул к жизни в ту роковую ночь на «Святой Борбале». Тогда перед ним на койке лежало живое изваяние, от которого веяло холодом. Она не покраснела, когда с ее плеча соскользнула ночная сорочка, не изменилась в лице, услыхав, что скоропостижно скончался ее отец.

И в эту минуту, когда охваченный страстью Михай шепнул ей «любимая моя», лицо Тимеи не дрогнуло — черты его оставались неподвижными и бесстрастными.

Она была подобна мраморной статуе. Готовая во всем покориться ему, она оставалась совершенно безучастной. Глядя мужу в глаза, она не манила его взором, но и не сопротивлялась. Делай с ней что хочешь, она все стерпит. Он может распустить ее роскошные, отливающие блеском волосы и рассыпать их по плечам; он может приблизить губы к ее белому лицу и обдать ее своим жарким дыханием, — она не загорится.

Может быть, если прижать к груди это холодное изваяние, оно согреется, оживет в его объятиях? Но при этой мысли Тимара охватывает дрожь и он замирает на месте. Ему кажется, что такой поступок равносилен преступлению, и вся его натура восстает против этого.

— Тимея! — ласково прошептал он. — Понимаешь ли ты, что теперь ты моя жена!

Взглянув ему в глаза, Тимея спокойно ответила:

— Да, понимаю.

— Любишь ли ты меня?

Она изумленно уставилась на Михая огромными, широко раскрытыми темно-синими глазами. И этот взор был загадочен, как бездонное звездное небо. Затем она закрыла глаза, и длинные пушистые ресницы бросили тень на ее щеки.

— Разве ты не чувствуешь любви ко мне? — с мольбой в голосе спросил Михай.

И опять тот же холодный недоуменный взгляд.

— А что это такое?

«Что это такое?» — «Что значит любовь?» Все мудрецы мира не в силах объяснить это тому, кто не испытал такого чувства.

— Какой ты еще ребенок! — горестно вздохнул Тимар. Поднявшись, он отошел от Тимеи.

Тимея тоже встала.

— Нет, мой супруг, я уже не ребенок. Я знаю, что я — ваша жена. Я дала вам обет верности и поклялась в этом перед богом. Я буду вам верной, покорной женой. Такова моя судьба. Вы сделали для меня столько добра, что я до гробовой доски буду благодарна вам. Вы — мой господин. И я сделаю все, что вы прикажете.

Михай отвернулся и закрыл лицо руками.

Ее взгляд, в котором таилась глубокая душевная боль, тоска по счастью, расхолаживал охваченного желанием Тимара. Кто отважится обнять мученицу? Кто способен прижать к груди изваяние святой в терновом венце, с пальмовой ветвью в руках?

«Я сделаю все, что вы прикажете!»

И только теперь Михаю стало ясно, какую сомнительную победу он одержал.

Его жена — прекрасная мраморная статуя.


Дьявол-хранитель

Бывает, мужу не удается покорить сердце жены, завладеть ее чувствами, и она не отвечает ему взаимностью.

Иные мужья полагаются в таких случаях на лучшего целителя подобных недугов — на время. Как избавиться от зимы? Ожидать прихода весны.

Девушке в мусульманской семье с юных лет внушают, что до самого дня свадьбы она не должна видеть того, кто возьмет ее в жены, — своего будущего повелителя. Ее даже не спрашивают, любит она его или нет. Таким пустяком не интересуются ни родители, ни мулла, ни муж. Ее долг покорно и беспрекословно повиноваться мужу, который оценит ее женские прелести и прочие добродетели, а если уличит в измене, то вправе будет убить тут же, на месте. У девушки должно быть красивое лицо, живые глаза, тугие косы, а до сердца ее никому нет дела.

В доме приемного отца Тимею воспитывали иначе. Ей внушалось, что христианке позволительно мечтать лишь в меру, если же она слишком уж замечтается и увлечется, то ее сочтут преступницей и строго накажут. Вот Тимее и пришлось жестоко поплатиться за непростительную склонность к мечтательности.

Выходя замуж за Тимара, Тимея старалась подавить в себе всякие чувства и желания, чтобы быть готовой исполнять свои супружеские обязанности. Если бы она позволила себе предаваться мечтам, то путь ее, видимо, лежал бы туда же, куда темной ночью шла Аталия, дважды споткнувшись о тело распутной женщины, спящей на мостовой… Но Тимея не способна была на такой поступок. И она заморозила, заживо похоронила свое чувство и вышла замуж из благодарности за человека, которого глубоко уважала и которому многим была обязана.

Такого рода случаи нередки. И тот, кто вышел замуж без любви, тоже утешает себя мыслью, что вот придет весна и согреет сердце…

На другой же день после женитьбы Михай отправился с молодой супругой в свадебное путешествие. Они объездили всю Швейцарию, побывали в Италии. Но домой они вернулись такими же, какими уехали, — в их отношениях ничего не изменилось. Ни чарующие долины Швейцарии, ни благоуханные рощи солнечной Италии не принесли Тимее исцеления.

Михай осыпал молодую жену ценными подарками, покупал ей роскошные платья и драгоценности. Он знакомил ее с достопримечательностями и развлечениями больших городов. Но ничто не могло пробудить в ней чувства. Лунные лучи, даже собранные в пучок зажигательным стеклом, не способны дать тепла.

Жена Михая была кроткой, чуткой, благодарной, покорной, и только сердцем ее муж не мог овладеть. Ни дома, ни в путешествии она не дарила ему душевного тепла. Сердце ее оставалось холодным.

Вернувшись из-за границы, Тимар окончательно понял, что женился на женщине, которая не любит и никогда не полюбит его.

Одно время он даже подумывал о том, не покинуть ли ему Комаром и не переселиться ли в Вену. Быть может, там удастся начать новую жизнь…

Но потом он все-таки решил остаться в Комароме и обосноваться в бывшем доме Бразовичей. Он обставит его по-новому и поселится там с Тимеей. А свой собственный дом оборудует под контору; тогда в дом, где он живет с женой, к нему не будут приходить по торговым делам, и, таким образом, никто не заметит их взаимной отчужденности.

В светском обществе на званых вечерах и балах Тимея всегда появлялась в сопровождении мужа. В определенное время она всякий раз напоминала Тимару, что уже поздно, пора ехать домой, и, взяв его под руку, чинно удалялась. Все восхищались этой супружеской четой, завидовали Тимару, считая его счастливейшим из мужей. Какая, мол, красавица его жена и как она ему преданна!