Но Тимар уже вышел из этого возраста наивных правдолюбцев. Он давно уже понял задние мысли обоих своих «доброжелателей». Первый же шаг, который он сделал по приезде в Вену, избавил его от расставленных на его пути ловушек.

С тех пор как Тимар заставил себя совершить первый в своей жизни подлог и обман, он стал хитрым и прежде всего крепко усвоил одну истину: никогда не открывай свои карты врагу, никогда не говори врагу правды.

Это как девичий стыд. До первого падения девушка чиста и наивна, но стоит ей переступить порог невинности, как в ней просыпается опытная женщина, и она уже без всякого учителя знает, как должна поступать, — более того, она способна даже придумать нечто новое в этой области.

Талант авантюриста проявился у Тимара еще тогда, когда он мастерски обвел вокруг пальца следственные власти в Панчове. Но тогда он действовал в чужих интересах и не получал никакой личной выгоды: он лишь выполнил свой долг перед теми, за кого был в ответе.

Теперь же он боролся за себя, он действовал во имя собственного блага.

Скрывать свое богатство Тимару не хотелось, значит, он должен был найти какое-то официальное оправдание присвоенным им несметным богатствам, должен был как-то объяснить людям, почему он так быстро разбогател. Надо было создать впечатление, что он просто на редкость удачливый предприниматель: при первой же сделке ему посчастливилось заработать баснословный барыш.

Если будут думать, что он нажился, занимаясь контрабандой, — не беда. Доказать это все равно нельзя. От военных поставок продовольствия он не получил ни гроша прибыли — с трудом вернул вложенную сумму. Но так как после этой сделки он купил дома, баржи, причем за все платил золотом, все, естественно, полагали, что он разбогател на военных поставках.

Ему требовался лишь предлог, нужно было прослыть удачливым коммерсантом для того, чтобы пустить в оборот сокровища Али Чорбаджи.

С чего же он начал, прибыв в Вену?

Тимару предстояло потребовать удовлетворения от государственной палаты торговли и коммерции. И тут он имел полное основание рассчитывать на поддержку военного ведомства. Его комаромские покровители снабдили Тимара рекомендательными письмами к самым влиятельным лицам в австрийской столице.

Но, приехав в Вену, Тимар оставил эти письма на дне своего саквояжа и с пустыми руками прямым путем направился прямо в канцелярию государственной палаты, добиваясь аудиенции у министра.

Министру импонировало, что этот человек даже не попытался влезть через окно, а сразу постучался в дверь. Он дал Тимару аудиенцию.

Министр был высоким мужчиной с гладко выбритым лицом, с внушающим уважение двойным подбородком, строгим взглядом проницательных глаз и пробивающейся лысиной на макушке. На груди у него сверкали многочисленные регалии. Взглянув на вошедшего посетителя — обычного смертного, к тому же с усами, — министр заложил руки под полы своего длинного фрака. Тимар был одет в простую черную венгерку.

Первым вопросом его высокопревосходительства было:

— Почему, сударь, являясь на аудиенцию, вы не надели сабли?

— Я не дворянин, ваша экселенция.

— Гм… Как я догадываюсь, вы явились просить удовлетворения за то, что вас несправедливо обвинили и держали под следствием?

— Я далек от этой мысли, ваша экселенция, — ответствовал Тимар. — Правительство лишь выполняло свой долг, подвергнув строгой проверке обоснованное подозрение, которое компрометировало не только меня, но и более высокопоставленных лиц. Поскольку я не дворянин, у меня нет оснований даже для того, чтобы обращаться с жалобой на нарушение прав «primae nonus»,[9] Более того, я, напротив, чувствую себя глубоко благодарным как заявителю, так и следственной комиссии за то, что в результате строгой проверки выяснилась моя абсолютная честность при выполнении порученного мне государственного заказа.

— О! Значит, вы не собираетесь возбуждать дело против подателя обвинительного рапорта?

— Нет, я считаю это неразумным и даже вредным, ибо в противном случае я мог бы отбить желание у честных людей сигнализировать вам о действительных злоупотреблениях. Моя честь полностью восстановлена. Что касается возмездия, то это не в моей натуре. Кроме того, у меня нет на это ни времени, ни настроения. Что прошло, то былью поросло.

При этих словах его высокопревосходительство вынул одну руку из-под крыльев фрака и дружелюбно потрепал Тимара по плечу.

— Ну что ж, это очень разумно с вашей стороны. Вы совершенно правы — вся эта процессуальная волокита не стоит потерянного на нее времени. Весьма, весьма разумно и… похвально. Что ж, в таком случае, привело вас ко мне?

— Одно деловое предложение.

— Предложение?

— Для которого мне крайне необходимо ваше покровительство, господин министр.

Его высокопревосходительство снова запрятал руки под фрак.

— Австрийской короне принадлежат земли на илирийской границе, в Леветинце.

— Гм!.. — промычал министр и нахмурил лоб. — Что же вы желаете?

— Мне часто приходилось ездить в те края в качестве закупщика пшеницы, и я прекрасно знаю тамошние условия. Эти имперские земли насчитывают тридцать тысяч хольдов, которые арендует у королевского правительства венский банкир Зильберманн по сорок крейцеров за хольд. Заключение договора на аренду находится в компетенции государственной палаты, в то время как арендная плата за землю поступает в распоряжение военного ведомства. Общая сумма составляет двадцать тысяч форинтов в год. Зильберманн разделил арендованную землю на три части и, в свою очередь, сдал эти участки в аренду трем предпринимателям, которые платят ему по одному форинту за хольд.

— Ну и что из этого? Ведь он тоже должен получать какую-то выгоду!

— Совершенно справедливо. Подарендаторы разделили свои участки среди местных жителей на еще более мелкие парцеллы и, разумеется, взимают с них высокую плату натурой. Сейчас, однако, после двух неурожайных лет и особенно из-за нынешней засухи с банатских земель не собрали даже того, что посеяли. Земледельцы не смогли уплатить подарендаторам, и тогда главный арендатор объявил себя банкротом, задолжав казне прошлогоднюю арендную плату.

Руки его высокопревосходительства выскочили из-под крыльев фрака. Он возбужденно заговорил:

— Еще бы, не нужно было людям пыль в глаза пускать. Ведь живет, бездельник, как князь! Помилуйте, да он восьмитысячных лошадей держит, на других и не ездит. Сейчас их с торгов продают. Я — министр, милостивый государь, но я и то не могу позволить себе держать такой выезд!

Тимар сделал вид, что не обратил внимания на эту тираду.

— Государственная палата, — продолжал он спокойно, — арендной платы сейчас не получит: все имущество главного арендатора и подарендаторов записано на их жен, как приданое, между тем в кассе военного ведомства недостает двадцати тысяч форинтов. И военное ведомство, я слышал, намеревается взыскать эту сумму из бюджета государственной палаты.

Его высокопревосходительство открыл табакерку и, захватив кончиками пальцев щепотку табака, покосился на говорящего, как бы желая просверлить его взглядом.

— Моя покорнейшая просьба состоит в следующем, — сказал Тимар, вынимая из кармана аккуратно сложенный лист бумаги. — Я хотел бы взять леветинцское имение в аренду у государства сроком на десять лет за ту цену, которую подарендаторы платили главному арендатору, то есть по одному форинту за каждый хольд.

— Гм! Недурно.

— Поскольку сейчас на дворе уже конец ноября, один год, можно сказать, уже потерян: земли остались под парами. Однако я изъявляю готовность взять земли в аренду немедленно, не считаясь с пропащим для озимого сева сезоном. Более того, я беру на себя обязательство возместить казне арендную плату за прошедший год.

Его высокопревосходительство дважды стукнул пальцами по крышке золотой табакерки и плотно сжал губы.

«Гм! — размышлял он про себя. — Да это действительно золотой человек! Он знает куда больше, чем выражает его простецкая физиономия. Этот простак прекрасно понимает, что государственная палата мечтает отобрать у военного ведомства поставки провианта для армии и что комаромское следствие было затеяно именно ради этого. Следствие с треском провалилось, и военное ведомство вкупе с высокопоставленными покровителями оказалось на коне. Теперь они нацелились вырвать у государственной палаты право распоряжаться землями приграничных районов. Тоже „bona vacca“! А тут как раз удобный предлог — ущерб, причиненный казне банкротством леветинцского арендатора. И вот этот человек, потерпевший незаслуженное оскорбление со стороны палаты, не ищет союзника среди ее врагов, а, напротив, ей же и предлагает помощь, чтобы палата могла выйти из затруднительного положения и укрепить свои позиции. Золотой человек! Такого надо ценить!»

— Прекрасно! — наконец громко произнес его сиятельство. — Я вижу, вы достойный человек; потерпев несправедливость, вы не затаили на нас обиду. Что ж, теперь вы убедитесь, что избрали верный путь, по которому должен идти каждый разумный гражданин нашего отечества. Только ради того, чтобы наглядно показать вам, как высоко ценит государство таких здравомыслящих подданных и как щедро награждает, я заверяю, что ваше предложение будет принято. Можете еще сегодня вечером прийти в мою канцелярию. И не сомневайтесь в успехе…

Тимар передал министру заготовленное в письменном виде предложение и, низко поклонившись, удалился из зала.

Его сиятельству этот человек явно пришелся по душе.

Во-первых, ему понравилось его благородство. Ведь он отказался от жалоб, которые могли бы доставить неприятности палате. Во-вторых, этот человек предложил государству выгодный контракт, приносящий казне в два раза больший доход, чем прежде. Наконец, в-третьих, благодаря его поступку государственная палата с честью выйдет из поединка с военным ведомством. Нет, поистине это трижды золотой человек!