Веселей, смычок, играй!

Барин, денежку давай!


Ну, а если музыканты-цыгане, задорные молодки и лихие парни все в сборе, неужто без танцев обойдется?

На ледяной поверхности озера разыгралось веселье хоть куда. При свете камышовых факелов разудалые пары, горланя песни, отплясывают танец за танцем. Тимар и ахнуть не успел, как его подхватила какая-то бойкая молодица и закружила по всем правилам огненного чардаша.

И Тимар отплясывал вместе со всеми.

В ясной зимней ночи костры и факелы сияли фейерверком.

Веселье на озере длилось чуть ли не до полуночи.

К тому времени рыбаки управились с делами: перенесли рыбу в ледники.

Тут и подгулявший народ стал расходиться по домам, громко воздавая хвалу щедрому хозяину, господину Леветинцскому.

Тимар дождался, покуда Галамбош упакует судака, обложенного льдом и сеном, в деревянный ящик. Затем ящик заколотили гвоздями и погрузили на повозку - ту самую, с которой прибыл сюда Тимар. Кучеру было наказано немедля собираться домой в Комаром: рыба - товар капризный, долго лежать не будет.

Сам Тимар тем временем настрочил письмо Тимее; послание вышло ласковым, а кое в чем даже веселым. Обращаясь к свой "дорогой женушке", он подробно описал ей события этого дня: изумительный восход солнца на Балатоне, разрыв ледяного покрова; он умолчал о том, как близко от него прошла трещина, зато в мельчайших деталях рассказал обо всех перипетиях подледного лова. Заканчивалось письмо описанием пирушки, где и сам он изрядно повеселился, а некая недурная собой деревенская молодица заставила его плясать чардаш.

Такие бесшабашно веселые послания сочиняют обычно люди, замыслившие самоубийство.

Закончив письмо, он вручил его возчику.

Старый рыбак тоже стоял у повозки.

- Шли бы вы домой, дядюшка Галамбош, - сказал ему Михай. - Устали, наверное.

- Надобно добавить хворосту в костры, - сказал старик, раскуривая трубку. - Рыбный дух по всей округе разнесло, так что теперь жди гостей. Все лисы да волки из прибрежных чащоб повылезают, чтобы к нашей проруби подобраться. Они ведь тоже до рыбки охотники: какая из воды выскочит, они ее - цап себе! Остальную всю рыбу распугают, а нам потом как ловить?

- Не стоит вам больше с кострами возиться! - отговорил его Михай. - Положитесь на меня; я ночью часто просыпаюсь, что мне стоит выйти на балкон да из ружья пальнуть! А от выстрелов все четвероногие рыболовы разбегутся.

Старый Галамбош поддался на уговоры и, попрощавшись с господином Леветинцским, отправился домой.

Глухой виноградарь - единственная, кроме Тимара, живая душа в доме - давно спал. Помимо его глухоты изрядная порция доброго вина, коим старик угостился, давали уверенность, что уж он-то не потревожит ночной покой хозяина.

Тимар прошел наверх к себе в комнату и растопил камин. .

Спать ему совсем не хотелось. Его встревоженная душа чуждалась вялого покоя, ей требовалось иное отдохновение.

Ведь это тоже отдых, если морозной зимней ночью при открытых дверях сесть на балконе и погрузиться в созерцание безмолвного мира.

Луна еще не взошла, лишь звезды сияли на небосклоне; и каждая звездочка сверкает и на гладком ледяном зеркале, словно рассыпанные на металлической пластинке карбункулы или огоньки кладбищенских свечей в день поминовения усопших. Вон Сатурн, а там Вега, Лебедь, созвездие Гончих Псов, Дева и Волосы Вероники - преданной супруги.

Так приятно смотреть и ни о чем не думать! Все видеть и ничего не чувствовать: ни холода, ни биения собственного сердца, не ощущать жизни вокруг и в самом себе - лишь созерцать. Это и есть отдых.

Страшный призрак.

Звезды сияли на небе, звезды отражались в ледяном зеркале озера; даже ветерок не нарушал ночного безмолвия.

И тут за спиной Тимара раздается голос:

- Добрый вечер, сударь!

Неожиданный оклик выводит его из состояния бездумной расслабленности. Он возвращается с балкона в комнату, где оставил зажженной лампу и растопленным камин. Свет лампы и отблески каминного огня освещают комнату.

При этом двойном освещении Тимар видит у двери в комнату фигуру какого-то человека и холодеет.

Тимар не узнает его... И все же знает, кто он такой.

Морозной ночью, в непроглядный туман бежал он по льду Дуная от этого страшного человека...

Мужчина в форме морского офицера. Правда, на ней оставила следы непогода и житейские передряги. Золотые позументы пообтрепались, словно пришиты были не по уставу правительственного флота, а ради некоего театрального спектакля. Зеленое сукно на плечах выцвело, несколько пуговиц у мундира не хватало; большая дыра на правом рукаве была зашита белыми нитками. Башмаки тоже были не в лучшем виде. Швы на мысках распоролись, выставляя напоказ босые пальцы; одна нога была замотана тряпкой.

Под стать обноска был их владелец: загорелое, обветренное лицо, всклокоченная борода, неровная щетина на месте сбритых усов, черная повязка на глазу.

Человек пожелал Тимару доброго вечера.

- Кто там? - вскрикнул Тимар.

- Вот так новость, папочка! Похоже, вы не узнаете сыночка? - с насмешливой галантностью отозвался незнакомец.

- Кристян! - прошептал Тимар.

- Он самый. Ваш дорогой Тодорушка. Единственный и неповторимый Тодор Кристян, ваш приемный сынок. Выходит, вы все же меня узнали.

- Чего ты хочешь?

- Прежде всего я хочу завладеть этим двуствольным ружьем, - отвечал оборванец. - Вдруг да вам придут на память слова, с какими я в нашу последнюю встречу с вами распрощался: "Если я еще раз попадусь вам на пути, застрелите меня!" С тех пор я переменил свое мнение.

С этими словами пришелец взял ружье Тимара, прислоненное к стене в углу, взвел оба курка и уселся в кресло у камина, положив ружье на колени.

- Вот так-то оно лучше! Теперь можно и потолковать по душам. Я чертовски устал с дороги. Экипаж, знаете, подвел, и часть пути пришлось проделать пешком.

- Что вам здесь нужно? - спросил Тимар.

- Первым делом приличную одежду. Моя, как видите, носит на себе следы всевозможных ненастий.

Тимар подошел к шкафу, достал оттуда свою смушковую бекешу и прочие предметы гардероба и, сложив все это на пол между собою и Кристяном, молча указал рукой.

Бродяга, ни на секунду не отнимая пальцев от ружейных курков, одной рукой брал каждую вещь с пола и осматривал с оценивающим видом.

- Ладно, годится. Вот только не кажется ли вам, что к этому платью кое-чего не хватает, а?. Что должно лежать во внутреннем кармане? Бумажник, не правда ли?

Тимар молча вытащил из ящика спрятанный туда бумажник и бросил ему.

Проходимец ловко поймал его одной рукой, раскрыл, помогая себе зубами, и пересчитал сложенные там тысячные и сотенные банкноты.

- С паршивой овцы хоть шерсти клок, - подытожил он, пряча бумажник в карман бекеши. - Позвольте воспользоваться и вашим бельишком, а то в своем я хожу вот уже две недели и боюсь, что вид у него непристойный.

Тимар достал из шкафа белую сорочку исподнее.

- Ну что ж, экипировки достаточно, можно приступать к туалету! - заметил Кристян с циничной небрежностью. - Однако прежде мне придется дать кое-какие пояснения, чтобы потом, когда я разденусь, для вашей милости мой вид не был неожиданным. Послушайте, какого черта мы тут разводим церемонии? "Ваша милость", "извольте видеть"!.. Так между старыми приятелями не годится. Давайте перейдем на "ты"!

Тимар молча сел к столу.

- Ну так вот, приятель, - начал Кристян, поправив повязку на глазу, - ты, конечно, помнишь, как несколько лет назад заслал меня в Бразилию, не правда ли? Я-то, дурак, тогда растаял, как воск. В приемные сыновья к тебе напросился и дал клятву стать честным человеком. Но ты-то меня не за тем послал в Бразилию, чтобы я там заделался честным человеком, а чтобы убрать меня со своего пути. Ты очень мудро рассчитал, что если такой испорченный человек, в ком не осталось ни капли добропорядочности, окажется в той части света, откуда "женскую отраву" поставляют в Европу и прививают белокожим, он неизбежно должен погибнуть. Либо сдохнет, либо станет разбойником, либо в море утонет, либо будет убит в драке, но так или иначе уберется с твоего пути.

Тимар удрученно поник и подпер лоб ладонью; у него не было сил смотреть в лицо этому чудовищу и опровергать его слова.

А злодей, одержавший над ним верх, продолжал с язвительной иронией:

- Деньги он мне, видите ли, доверил! Да что тебе эти деньги - капля в море! Ты ведь рассчитывал, что я украду их, а тогда ты велишь арестовать меня и засадить в тюрьму? Все так и вышло, как тебе хотелось. Правда, я несколько раз мог в угоду тебе сдохнуть от болезней, каких там, что деревьев в лесу, но, как видишь, выкарабкался тебе на радость. Тогда пришлось со всем усердием приступать к службе: я выкрал у тебя из кассы десять миллионов рейсов. Десять миллионов - смешно сказать! Эти мелкие жулики испанцы привыкли вести счет на гроши, чтобы сумма больше казалась, а на форинты так там и было-то всего неполных сто тысяч. Эх, брат, знал бы ты, какие прекрасные глаза у креолок, тогда бы ты не считал, что это большая цена. Тамошние красавицы желают носить только настоящие жемчуга, и ничего другого. Но их смуглым шейкам жемчуг удивительно пристал! Да что об этом вспоминать! Теперь я дома и надо довольствоваться тем, что есть. За неимением ананаса и картошка сгодится.

Мерзавец начал изливаться в сантиментах.

- Твой тамошний агент-испанец решил, каналья, посмотреть на дело с другой стороны. Велел меня схватить, предать суду, а судьи, шельмецы, за ошибку молодости упекли меня на галеры. На пятнадцать лет, представляешь? Ну не варварство ли, скажи по совести?

Тимар дрожал всем телом.

- Сняли с меня красивый наряд и, чтобы я каким-нибудь образом не потерялся, каленым железом выжгли мне на лопатке клеймо с виселицей.

С этими словами беглый каторжник снял свой морской мундир и, сорвав с левого плеча рубаху, показал Тимару еще не заживший красный рубец на лопатке.