— Схватки продлятся несколько часов, — сказал доктор, обращаясь к своей помощнице. — Постарайтесь успокоить миссис Хардинг. Она очень напугана штормом и сильно нервничает. Я оставлю вас вдвоем и буду время от времени заглядывать сюда.

Габриэль села у постели Изабеллы и стала ухаживать за ней, вытирая пот со лба роженицы, смачивая ее губы, утешая ее. Она держала в ладонях руку Изабеллы, стараясь не морщиться от боли, когда та сильно сжимала ее пальцы.

На рассвете, когда спокойная гладь моря золотилась в лучах восходящего солнца, Изабелла родила девочку.

— Я назову дочку Луизой в честь моей матери, — произнесла счастливая мать, когда ребенка положили рядом с ней.

Через несколько часов Изабеллу и ребенка вновь перенесли в общую каюту. На этот раз миссис Монкриф была вынуждена уступить свою нижнюю койку по приказу судового врача и очень негодовала по этому поводу. К счастью, она почти весь день провела на палубе, поскольку погода стояла великолепная. Габриэль радовалась этому обстоятельству, потому что чувствовала на себе постоянно колючий взгляд англичанки, питавшей к ней лютую ненависть, которую не смягчила даже помощь, оказанная ей Габриэль во время шторма. Габриэль мало-помалу научилась немного говорить по-английски, причем это были в первую очередь ласкательные слова, с которыми Изабелла обращалась к своему младенцу. Для Габриэль было одновременно больно и отрадно возиться с новорожденной, укачивать ребенка, купать его. У нее ныло сердце при воспоминании об Андрэ. Однажды днем миссис Монкриф, которая, должно быть, с первого дня подслушивала все разговоры Габриэль и Изабеллы, касающиеся в первую очередь Николя, явилась в каюту, чтобы поделиться новостями. На этот раз она вынуждена была заговорить на французском языке, которым сносно владела, чтобы не лишать себя удовольствия сообщить француженке неприятное известие.

— Военный корабль с остальными пленными направляется в Портсмут, а не в Лондон, как мы.

Габриэль бросила испуганный взгляд на Изабеллу. Но они не стали обсуждать этот неожиданный поворот событий в присутствии англичанки. Когда же обе женщины вновь остались наедине, Габриэль заговорила, стараясь унять дрожь в голосе.

— Стало быть, я должна как можно быстрее отправиться в Портсмут. Все новые и новые трудности встают на моем пути.

— Но вы непременно найдете Николя. Я уверена в этом.

Когда корабль вошел в устье Темзы, настроение Изабеллы сразу же переменилось. Она перестала умиляться и восторгаться своим младенцем и вновь погрустнела, обеспокоенная тем, как встретят ее родственники мужа. Когда же корабль начал швартоваться, бедную женщину охватила паника, она засуетилась и начала с тревогой спрашивать окружающих, хорошо ли выглядит, к лицу ли ей эта шляпка и не надо ли подрумянить слишком бледные щеки. Все это время миссис Монкриф, упаковывавшая свои вещи, раздраженно вздыхала и досадливо морщилась, считая, что Изабелла близка к истерике и поэтому несет сущий вздор. Внезапно в дверь каюты постучали, и на пороге появился один из матросов.

— Миссис Хардинг! На пристани вас ожидают леди и джентльмен. Разрешите, я возьму ваш багаж!

Изабелла бросилась в объятия Габриэль и расцеловала ее.

— Я никогда не забуду вас, вы были так добры ко мне. Я оставила вам свой адрес?

— Да-да, он лежит на вашей койке. Не волнуйтесь. Новые родственники полюбят вас и Луизу.

Габриэль взяла ребенка и проводила Изабеллу до трапа, где один из охранников преградил ей дорогу. Обе женщины вновь расцеловались на прощанье. Изабелла с побледневшими от волнения губами взяла Луизу на руки.

— Напишите мне сразу же, как только сможете это сделать, Габриэль, — сказала она и пошла по трапу.

Миссис Монкриф, выйдя из каюты, проплыла мимо Габриэль, не сказав ей ни слова на прощанье. Проходя мимо борта, она бросила в воду скомканный листочек бумаги, гордясь собой и рассматривая свой поступок как личную победу в борьбе против Бонапарта. Вернувшись в каюту, Габриэль все перерыла, но так и не смогла найти листок бумаги с написанным на нем адресом Изабеллы. И только после долгих бесплодных поисков она вспомнила, что миссис Монкриф оставалась одна в каюте. Габриэль чувствовала себя тонкой тростинкой, которую гнут к земле безжалостные ветры — гнут, но не могут сломать! Ничто не может сломить ее волю.

Неожиданно к ней в каюту явился таможенный офицер. Он сказал, что его фамилия — Вудбери, и дал понять, что они с женой назначены ее опекунами до тех пор, пока ей не разрешат свободно жить в стране, взяв с нее слово чести точно так же, как с пленных французских офицеров. Габриэль собрала свои вещи в узелок: Изабелла настояла на том, чтобы ее новая знакомая взяла в подарок еще два платья, которые было легко подогнать по фигуре Габриэль, а также смену белья. Накинув на плечи алый плащ — еще один подарок Изабеллы, — Габриэль вышла вслед за таможенником на пристань и огляделась вокруг. Яркий солнечный свет слепил ей глаза после сумрака каюты, свежий воздух опьянял. По Темзе сплошным потоком двигались суда и баржи, а у пристани подымался лес мачт. Габриэль надеялась, что ей удастся еще раз увидеть Гастона, но таможенник поторопил ее и увел с пристани прежде, чем военнопленные начали сходить на берег. Габриэль и ее провожатый быстро прошли по набережной, миновав новое здание таможни, которое строилось военнопленными, одетыми в лохмотья, в которые превратились формы, а также в желтые костюмы и алые жилеты — тюремную одежду, уже довольно измазанную в ходе строительных работ.

Идя дальше вдоль Темзы, Габриэль увидела несколько старых военных кораблей на приколе, в трюмах которых содержались теперь тысячи военнопленных. При виде этих страшных тюрем по спине Габриэль пробежал холодок. В свои лучшие времена эти суда пленяли взор яркой раскраской корпусов с позолотой отдельных деталей. Подняв паруса, такой корабль был похож на плывущую по лазурным водам моря лилию. А теперь с этих судов было снято все — от такелажа до носовых украшений, а корпус был выкрашен дегтем в мрачный черный цвет, вокруг палуб построили галереи, по которым ходили часовые. Там, где раньше стояли мачты, теперь виднелись деревянные сооружения, где находился дежурный офицер. Поскольку с кораблей были убраны тяжелые орудия, судна давали меньшую осадку, и помещения нижних палуб оказались выше ватерлинии. Габриэль хорошо видела решетки на отверстиях в корпусе, проделанных для циркуляции воздуха. Вместо того, чтобы отправить эти некогда величественные корабли в доки и разобрать их на части — что явилось бы для них славным, достойным концом, — военные власти стали использовать их для содержания пленных. Габриэль, увидев высунувшиеся между прутьев решеток руки, махавшие ей, тоже хотела помахать в ответ своим несчастным соотечественникам, но мистер Вудбери остановил ее таким оглушительным криком «Нет!», что у нее зазвенело в ушах.

Дом Вудбери находился рядом со старым зданием таможни. Он был маленьким, опрятным и просто обставленным. Миссис Вудбери, простая добродушная женщина невысокого роста, явно разволновалась, узнав, что под крышей ее дома будет жить француженка благородного происхождения. Но когда Габриэль улыбнулась хозяйке и поздоровалась с ней по-английски, как учила ее Изабелла, лицо миссис Вудбери прояснилось. А мистеру Вудбери, отличавшемуся строгостью и очень сдержанно относившемуся к квартирантке, понравилось то, что Габриэль заплатила золотой монетой за кров и стол, предоставленные ей, догадавшись, что власти заплатили этой чете за ее содержание весьма скромную сумму. Ей отвели маленькую комнату в мансарде и сказали, что стол ей будут накрывать прямо здесь, но Габриэль пожелала есть на кухне вместе с хозяевами.

— Я хочу научиться говорить по-английски, — произнесла она фразу, вспомнив уроки Изабеллы.

Миссис Вудбери была просто очарована, услышав такие слова.

— Я научу вас, мэм. Я помогу вам выучить английский.

Но мистер Вудбери оказался более здравомыслящим человеком.

— Нет, жена. Каждый сверчок знай свой шесток. Она не захочет учиться говорить так, как делаем это мы, простые люди. В магазине Хэдлея есть молодой приказчик, он чисто говорит на нашем языке и будет рад подзаработать деньжат.

На этом и порешили. Габриэль ела одна в своей комнате, а по вечерам после работы к ней приходил приказчик Оливер Бернс, отец которого был владельцем магазина, но несмотря на это, заставлял своего сына много работать. Оливер давал уроки Габриэль. Этому самоуверенному, всегда улыбающемуся, довольно дерзкому малому было всего лишь двадцать лет. Габриэль находила свои уроки забавными. Миссис Вудбери временами многозначительно вскидывала вверх брови, поглядывая на мужа, сидевшего рядом с ней на кухне у очага, когда из мансарды доносились взрывы веселого смеха. Она никак не могла понять, что общего между собой имеют учение и веселье, поскольку жизнь ее обделила и тем, и другим.

Весь день Габриэль проводила за книгами и тетрадками. Ей не дозволялось выходить за калитку сада, и она иногда, опершись об ограду, поглядывала на мощеную булыжником улицу, ведущую к реке. С этого места был хорошо виден один из старых кораблей, стоявших на приколе и превращенных в тюрьму. Может быть, именно там сейчас находился Гастон. От Оливера, который был всегда в курсе всех событий, происходящих в городе, Габриэль узнала, что все военнопленные, прибывшие с ней на корабле, действительно помещены в трюмы судов, стоящих у ближнего причала. Она попросила молодого человека разузнать, на каком именно корабле находился Гастон.

— Мне это нетрудно сделать, — похвастался он.

Я могу наладить связь с военнопленными. Они иногда помогают разгружать тяжелые тюки с товаром для нашего магазина. Как только вас выпустят под честное слово, вы можете пойти на воскресную ярмарку и встретиться там со своими земляками: военнопленным разрешено сходить по воскресеньям на берег для того, чтобы продать на ярмарке свои поделки.