У него не было причин сомневаться в словах Ивон. Он знал, что жена обладает завидными способностями подмечать подобные детали. Ее постоянное общение со светскими дамами, смаковавшими слухи о том, кто с кем сошелся и кто от кого забеременел, сделало Ивон необыкновенно проницательной в таких вопросах. Сам Анри черпал подчас неоценимо важные сведения из болтовни, которой бездумно предавалась жена после того, как она задувала свечи в супружеской спальне. Временами ему даже становилось не по себе, потому что он отчетливо чувствовал, что Ивон была хорошо информирована о всех его крупных проигрышах, и уж совершенно никакого сомнения не возникало у него по поводу того, что жена прекрасно знала обо всех его любовных похождениях. Анри считал главной добродетелью Ивон то, что она никогда не заговаривала с ним открыто на эти темы — это обстоятельство и делало их брак прочным. У Каждого из них была своя тайная жизнь, и они не упрекали друг друга в этом.

— Что еще ты заметила? — резко спросил Анри, приподнявшись на локтях.

— Даже не знаю, как тебе об этом сказать… Ничего особенного, кроме странной реакции Эмиля…

— И что это была за реакция?

— Ну хорошо, слушай. Я увидела, что он смотрит в одну точку — уставившись на кого-то или что-то с таким ожесточенным, суровым выражением лица, что я не осмелилась подойти к нему и заговорить. Проследив за его взглядом, я заметила, что он смотрит на твою сестру и Дево, мирно беседующих неподалеку. Но у Эмиля был такой отчаянный вид, как будто он замыслил убийство.

— Что было дальше?

— В том-то и дело, что ничего. И это самое странное. Я думала, что Эмиль подойдет к ним. В конце концов, он не имеет отношения к вражде двух семейств. Вместо этого он дождался, пока они расстанутся, повернулся и пошел прочь.

— Ну и?

— Это все, что произошло на моих глазах, — задумчиво промолвила Ивон. — Я уверена, что он ревнует Габриэль к Дево. Зная Эмиля так хорошо, как мы его знаем, можно сделать вывод, что он этого так не оставит. Внешне он выглядит всегда таким спокойным и уравновешенным, но, как говорится, в тихом омуте черти водятся.

Анри перевернулся на спину и уставился немигающим взглядом в белеющий в темноте потолок. Он обдумывал только что услышанное. Габриэль всегда была своевольной, всегда старалась идти своей дорогой в жизни. И то, что она на людях вела дружескую беседу с Николя Дево, было оскорбительно для чести их семьи, если же ее отношения с этим человеком зашли так далеко, как на то намекает Ивон, с этим просто нельзя было мириться, надо немедленно предпринять решительные меры, чтобы остановить Габриэль!

Ивон тем временем продолжала болтать, не умолкая, но Анри ее больше не слушал, так как она начала вспоминать тех знакомых, с которыми встретилась на выставке, что мало интересовало мужа. Анри не требовалось предупреждать жену не рассказывать никому о том, что она заметила сегодня. Когда дело касалось семьи Рошей, Ивон умела держать язык за зубами.

Анри продолжал размышлять. Возможно, Эмиль ревновал Габриэль к любому мужчине, к которому она проявляла интерес. Но если учесть, что Дево недавно спас его жену от рук погромщиков, было бы естественным предположить, что Эмиль подойдет к Николя и поблагодарит его, а не удалится, не сказав ни слова. Нет, не было никаких сомнений в том, что Ивон попала прямо в цель. Анри хорошо запомнит то, что сказала ему сегодня жена, это может пригодиться на будущее. Все, что можно было использовать в борьбе против сестры, имело в его глазах неоспоримую ценность. Повернувшись на бок, Анри почти мгновенно заснул. Когда он всхрапнул, Ивон оборвала себя на полуслове и тяжело вздохнула.

* * *

Ровно в одиннадцать часов Габриэль вышла на крыльцо своей фабрики, чтобы встретить Жозефа Жаккарда, прибывшего с визитом к ней. После его посещения она намеревалась вернуться на выставку, где начался второй день работы. А пока она собиралась показать гостю те ткани своей фирмы, которые находились в стадии производства.

— Мне показалось, что вчера у вас был очень удачный день, — обратился Жаккард к Габриэль после того, как они обменялись приветствиями. — Повсюду только и говорят о шелке Рошей.

— Вы правы, мы получили намного больше заказов, чем рассчитывали, — радостно сообщила ему Габриэль. — Но если бы не та скорость, с которой работают ваши механические станки, я не успела бы приготовить все образцы для выставки.

— Благодарю за комплимент. Прошу вас, не останавливайте станки во время моего посещения, работайте в обычном ритме.

— Именно такое распоряжение я и дала своим ткачам. Я была уверена, что вы захотите увидеть фабрику в действии.

Переступив порог цеха, Жозеф Жаккард остановился. Это был один из самых волнующих моментов в его жизни. Ничто не могло сравниться для него с милым сердцу шумом работающих не где-нибудь, а именно в Лионе новых механических станков. Он с благодарностью вспомнил всех тех людей, которые поддерживали его и его изобретение, — начиная самим Наполеоном и кончая этой милой молодой женщиной, стоящей рядом с ним.

Затем Жаккард двинулся по цеху, приветствуемый ткачами, которые кланялись изобретателю, когда тот проходил мимо, или останавливали свои челноки, когда он хотел перекинуться с ними парой слов. После осмотра цехов Габриэль провела Жаккарда в свой кабинет и угостила чашкой горячего шоколада. Стол был сервирован серебряным блюдом с засахаренными каштанами и конфетами а-ля Бонапарт. В разговоре Жаккард коснулся отношений, сложившихся между семьями Рошей и Дево.

— Я рад тому, что вражде Рошей и Дево положен конец, — заявил старик.

— Я помню еще те времена, когда оба семейства были буквально охвачены жаждой мести, их раздирали чувства ненависти и злобы друг к другу.

— Боюсь, что подобного рода отношения все еще существуют между Николя и моим братом. Оба они на дух не переносят друг друга.

— Как это, должно быть, тягостно для вас.

— Да, конечно, — согласилась Габриэль. — А вы, наверное, помните то время, когда вражда двух семейств достигла своего апогея.

— О, у меня на памяти множество эпизодов публичных ссор Луи Дево и вашего отца, а их ссоры с неизбежностью возникали всякий раз, как только обстоятельства сводили их вместе. Луи был моим другом, но несмотря на это, я не стану отрицать, что он обладал вспыльчивым нравом. Среди их общих знакомых были такие люди, которые специально сталкивали обоих лбами — потехи ради — и со злорадством следили за ходом перепалки. Мне говорили, что то же самое случалось с вашим дедушкой и дедом Николя.

— Мне так и не удалось до конца выяснить, с чего же все началось. Отец как-то сказал мне, что — насколько он сам знает — все произошло из-за шелка-сырца. Не могли бы вы рассказать мне подробности этой ссоры, послужившей причиной многолетней вражды?

— Никто ничего толком не знает. Я обсуждал этот вопрос с Николя, и мы общими силами установили, что начало конфликта произошло, по-видимому, в 1701 году, который, по преданию, был неурожайным на листья шелковицы, из-за чего сильно сократилось производство шелка-сырца. По всей видимости, Рошам удалось добыть за большие деньги партию сырья откуда-то издалека — чуть ли не с Дальнего Востока. Товар доставляли морем; когда корабль был уже вблизи берегов Франции, его захватили вооруженные пираты, и судно вместе с грузом бесследно исчезло. В это же время во всю мощность заработали ткацкие станки Дево, а все остальные мастерские Лиона почти остановили свое производство. Роши обвинили Дево в воровстве, вот с этой минуты все и началось, — закончил Жаккард, ставя свою чашку на стол и отказываясь от предложенных хозяйкой конфет.

— Думаю, всей правды о начале конфликта никогда не удастся установить, — задумчиво промолвила Габриэль.

— Конечно, ведь с тех пор так много воды утекло. Возможно, Дево удалось заполучить партию шелка-сырца через какие-то свои каналы — что, собственно, они и утверждали. Однако ситуация осложнилась еще и тем, что, лишившись столь необходимого сырья, Дом Рошей потерял очень выгодный заказ от «Гард-Мебль», — рассказчик перевел дыхание и продолжал.

— Меня удручает то обстоятельство, что ваш брат и Николя Дево оказались втянутыми в старую семейную вражду. Не удивлюсь, если узнаю, что один из них уже пытался вызвать своего недруга на дуэль.

— Угроза поединка между ними действительно возникла однажды, но мне удалось силой убеждения заставить соперников отказаться от этой мысли. Причем Николя тогда проявил подлинное великодушие.

— В таком случае, я надеюсь, что вам удастся когда-нибудь раз и навсегда положить конец этой вражде. По крайней мере, у вас с Николя есть возможность соперничать на более плодотворном поприще — я знаю, что ваши фирмы стремятся получить выгодные заказы от «Мобилье Империаль», и убежден, что старая история не повторится, и ваша конкурентная борьба не явится источником раздора, — Жаккард поднялся с места. — А теперь я должен идти, не смею вас задерживать дольше и отвлекать от дел. Думаю, что вас с нетерпением ждут на выставке. Благодарю вас за гостеприимство и надеюсь снова встретиться с вами в недалеком будущем.

В дни работы выставки Габриэль имела возможность часто видеть Николя — но по большей части издалека. Случалось, они перекидывались несколькими словами, но не это было главное. Между ними постоянно шел молчаливый диалог. Габриэль знала, что Николя ждет ее; он был уверен, что настанет день, и она разорвет узы, связывающие ее с Эмилем. Именно поэтому их случайные, внешне малозначительные встречи так волновали Габриэль и внушали чувство опасности, но после них в ее душе воцарилась пустота, и она с трудом вновь смирилась с опостылевшей реальностью жизни.

В последний день работы выставки, когда, казалось бы, поток посетителей и заказчиков уже схлынул, в Лион неожиданно нагрянули коммерсанты из Испании. Из уст в уста передавалась новость, что Император провозгласил своего брата Жозефа испанским королем. Поэтому испанцам срочно потребовалась ткань с изображением орлов для отделки тронных апартаментов в Мадриде.