— Ну, Глеб! Мне энергия нужна. Буду голодный — околею от холода. Я ж на улице. Машину отпустил из экономии. Как велел! Подними до пятнадцати!

Глеб рассмеялся занятному торгу и поднял до пятнадцати, но на весь день, включая завтрак, обед и ужин. На душе стало веселее, и он чуть было не дал Спасителю отбой, но в последний момент передумал. Решил подождать.

Что-то во всем этом не состыковывалось! Он уже не понимал, какая тема больше всего тревожила: жена, слежка, Спаситель — совершенно чужой человек, допущенный так близко. И денег было очень жаль. Теперь, если Спасителя турнуть, как производить с ним окончательный расчет? Как быть с телефоном и фотоаппаратом? И вообще, болтнул вчера, что тот жить будет на Комсомольском! Но глупо, черт возьми, оставлять в своем доме незнакомого мужика. Мало ли что!

Этой квартирой Глеб почти не пользовался, но расставаться с ней не хотел. Иногда, очень, правда, редко, приводил туда какую-нибудь задорную думскую барышню, поэтому там всегда была хорошая «дамская» выпивка и дорогое постельное белье. Глеб представил, что нежной шелковой простыни касается грязная жопа его отважного спасителя, и так вдруг стало противно! Скорее всего, именно это обстоятельство побудило его поехать туда через пару дней, чтобы прекратить самодеятельный сыск и предложить своему квартиранту содействие в трудоустройстве с предоставлением общежития. Глеб приободрился. Хорошее, разумное решение! И образ благодарного, помнящего добро человека не порушится. Но главное — съедет с его хаты этот Глеб-Спаситель! Тревожно с ним как-то.

Открыв дверь запасным ключом, — не забыл утром повесить на брелок, — Глеб остановился на пороге и прислушался. Тишина. Спаситель еще не вернулся. Глеб прошел в комнату. Кровать аккуратно застелена. Чисто. Мирно тикают на стене часы. Открыл шкаф — пусто. Перешел в кухню — идеальный порядок, даже мусорное ведро заправлено беленьким целлофановым пакетом. Открыл холодильник — там хранился алкоголь, требующий «холодной подачи», и пара коробок конфет. Все бутылки были на месте, но хозяйский глаз сразу определил, что их разглядывали и потом поставили иначе. Глеб перевел взгляд на стол. Там осталась большая чайная кружка — видимо, от утренней трапезы Спасителя. Ничего себе! Чай выпит, но заварки осталось больше половины кружки. У Глеба неприятно заныло в груди. Ну вот, подумал он, впустил в дом бывшего зэка. Где еще, как не в тюрьме, приобретают привычку чифирить?

Глеб вспомнил, что, когда спрашивал Спасителя о его проблемах, тот не задумываясь сказал про жилье. Разные, конечно, могут сложиться жизненные ситуации, но разве не странно, что взрослому мужику жить негде? А с другой стороны, вполне вероятно, если тот приезжий!

А как он откликнулся на предложение Глеба последить за Альбиночкой? Не раздумывая! Значит, человек ничем другим в данный момент не занят либо занят таким делом, что в любое время может его бросить, ни с кем даже это не согласовав?..

Черт! Почему он задает себе эти вопросы только сейчас? А потому, ответил самому себе, что все его подозрения разбиваются об один чрезвычайно весомый факт: Спаситель бросился ему на помощь и спас для Глеба пятьдесят тысяч долларов! Все! Какие еще могут быть доказательства порядочности? Человек проявил себя спонтанно, не раздумывая. Значит, он несет в себе такие моральные принципы с самого детства и в наше сложное время не растерял их…

У Глеба даже шея взмокла от напряженной работы мысли. Из кухни он перешел в ванную. На первый взгляд осмотр ничего интересного не дал. На трубе сохнет махровое полотенце. Спаситель взял его из шкафчика. В нишке под зеркалом рядом с набором флакончиков-баллончиков, которые держал тут Глеб, он увидел зубную щетку, пластмассовую бритву, а рядом, как факел, кисточкой вверх старый-престарый помазок с деревянной ручкой.

Ни щетка, ни бритва, ни помазок Глебу не принадлежали. Это вещи Спасителя, причем если бритву и щетку он мог купить в эти три дня, то уж помазок никак не тянул на свежую покупку, ему было явно лет сто! Ничего крамольного в том, что Спаситель привез свои вещи в новое жилище, конечно, нет. Но с другой стороны, не может же быть, чтобы личные вещи были представлены всего тремя пустяковыми предметами: зубной щеткой, помазком и бритвой! Это абсурд! Но Глеб обошел всю квартиру и ничего больше не видел. Он еще раз осмотрел шкаф. Заглянул под кровать. Выдвинул по очереди все ящики. Просмотрел все ниши и потайные уголки, благо их немного в однокомнатной квартире. Напрасно! Кроме того, что Глеб увидел в ванной, в квартире не было чужих вещей.

Он несколько раз переходил из комнаты в кухню и обратно, прежде чем вспомнил про антресоль. Встав на цыпочки, с трудом дотянулся до шпингалета и одним пальцем приподнял его. Дверца открылась, и внушительных размеров сумка чуть не свалилась ему на голову. Придерживая ее руками, Глеб осторожно опустил сумку на пол.

Раз в прятки играешь — к черту политесы! Глеб решительно расстегнул тугую «молнию» на сумке и начал осматривать ее содержимое. То, что он увидел, заставило сердце бешено заколотиться от приступа паники. Руки и ноги налились вдруг такой свинцовой тяжестью, что ему пришлось сесть на пол, бессильно привалившись к дверному косяку.

6

Сашка ждала покупателя и очень волновалась. Так волнуется артист перед выходом на сцену, или ученый в ожидании решения Нобелевского комитета, или… в общем, внутри что-то группируется-напрягается-концентрируется, жажда успеха горячит кровь и серебряными пузырьками шампанского легко и нежно шибает в голову…

Она металась по дому, придирчиво оценивая степень готовности к спектаклю: то кресло переставит, то дядю Миколу заставит надеть пиджак с рубашкой вместо свитера, то шевелюру ему взъерошит, то поправит блюдо с фруктами. Мелочей не было. Даже фрукты придумала, чтоб не отвлекаться на варку кофе или сервировку чая, — не хотела оставлять «кладокопателя» наедине с коллекционером. Хоть все и отрепетировано, но дядя Микола с лишними подробностями мог и не справиться. Ляпнет еще что-нибудь!

Выглядел Микола очень торжественно. Не так часто приходилось ему бывать в центре внимания, по поездки в Москву но приглашению Сашки сполна компенсировали эту несправедливость. И не только эту. Командировки она оплачивала так щедро, что Микола мог жить припеваючи на старости лет и плевать в потолок. Только давностная привычка держать скотину и птицу да по старинке вести хозяйство по принципу «все свое» удерживала его от ленивой жизни. К Сашке он относился с безграничным уважением. Еще девчонкой она поразила его своей самостоятельностью, талантом и волей. Чутьем подкаблучника по призванию он ощутил в ней такую властную силищу, что робел перед Сашкой больше, чем перед своей толстой жинкой.

К роли хозяина клада он относился серьезно и куражисто. Так же как и Сашку, кроме денег его вдохновляла игровая сторона предприятия, и, если бы не Сашкин строгий запрет на отсебятину… Ох, развернулся бы!

— …Дядя Микол! Ты расскажи, как клад в земле нашел. Покупателю это интересно, — начинала Сашка неторопливо.

И дальше все шло своим чередом. Микола косился на журнальный столик. Там на пожелтевших хохляцких газетах, купленных Сашкой оптом когда-то в украинском культурном центре на Старом Арбате, лежала кучка роскошных, благородно мерцающих «древностей».

— Став я, значыть, пидвал заглыблюваты. У нас з жинкою хозяйство вэлыкэ — и огороде, и садок. Корову, свинэй трымаемо. А цэ ж: картопля, яблука, сало, ризни домашни заготовки. Дэ всэ цэ трыматы? Ось я и…

— Про хозяйство, дядя Микол, не надо, — остановила Сашка и почти томно посмотрела на покупателя. — Ты расскажи, как землю копать стал.

— Ага! — Лицо Миколы из туповатого сделалось вдруг оживленным и понятливым. — Копнув я, значыть, в глыбыну прыблызно штыка на два з половыною-тры. Чую — нэ йдэ лопата! Впыраеться, сука, в якэсь зализо, и всэ! Я трошки покопався, бачу — а там усяка якась хэрня! Зэмли у нас дуже давни — там грэки жилы. — Он поднял вверх узловатый палец, и коллекционер завороженно проследил за ним взглядом. — Там мисто було, Ольвия звалося. Тоди я зрозумив, що хэрня ця тэж, мабуть, якусь циннисть маэ.

Гость внимательно слушал. Его интересовали все подробности, связанные с Миколкиной находкой.

— Подождите! Что ж, извините, «хэрня ця» прямо в земле лежала? — недоверчиво спросил он.

— Ни-и! Навищо взэмли? У ларци такому чорному-пречорному. Той ларэць якыйсь увэсь зламаный. — Микола смешно поморщился. — Я из нёго уси бирюлькы вытягнув, у кашкэт склав й з пидвалу понис до дому. А ларэць той на лавку коло хвирткы поклав.

— У калитки, — ласково пояснила Сашка.

— Ну и где он сейчас? — Гость горел нетерпением.

— Та зпыздылы ж, сукы! — Микола виновато глянул на Сашку, она укоризненно покачала головой. — Хто ж знав, що вин тэж циннисть якусь мав? Цэ вжэ потим мэни Олэксандра Сэргийивна сказала про ларэць цэй. Мабуть, срибный був! — горько вздохнул Миколка. — Спочатку хотив я всэ в Мыколайив на базар повэзты. Та жинка моя забороныла й вирно зробыла. По пэршэ — милиция! Як засиче, то в ных, антыхрыстив, хрэн що забэрэш. А по-другэ, хто там у нас справжни гроши дасть? Голытьба одна. Ось у Москву й прывиз. Думав ихнёму батькови виддаты або брату. — Он кивнул в сторону Сашки. — Археологы ж воны! А потим пэрэдумав, — решительно рубанул воздух Микола. — Строги дужэ. Дэржави наказалы б виддаты. Цэ вжэ точно…

— Вы правильно сделали, — перебил его покупатель, — что отдали свою находку Саше… Но сколько, дед, ты за все это хочешь? — решил он уточнить цену у самого хозяина и даже перешел на «ты» в надежде на дружескую скидку.

— Та я шо! Про гроши з Олэксандрою Сэргийивной вырищуйте! — сказал устало дядя Микола. — То ж, якщо пытань до мэнэ бильшэ нэмае, то я пиду соби спаты, у сон мэнэ хылыть. — Он сладко зевнул. — Цэ вы, москали, ночамы звыклы кофэи гоняты, а я вдома ранэнько пиднимаюся. Корову дойиты трэба!