— Чуть больше 780 тысяч долларов. На счетах имеется еще четыре миллиона, их тоже можно получить.

Скотт ухмыльнулся.

— По моим расчетам, живых денег должно быть не менее двух миллионов.

— Вы говорите так потому, что не в курсе. На склад номер два был совершен налет. На той неделе банда «сиднейских уток» — во всяком случае, мы полагаем, что это были именно они, — вломилась туда и растащила все, что было привезено на «Южном Кресте» из Гонконга.

— Какого же черта делали сторожа?!

— Их застрелили. Обоих. Я нанял других, вдвое больше, но все равно… — он покачал головой. — Сан-Франциско — это джунгли.

— Бог ты мой! Все привезенное на «Южном Кресте»?!

— Вымели подчистую весь склад.

— Как ты думаешь, кто может стоять за всем этим?

— Доказательств у меня, разумеется, нет, но, думаю, это Слейд Доусон. Он пытается подмять под себя весь город, капитан, а вас здесь подолгу не бывает.

— Ну ничего, с сегодняшнего дня многое изменится. Кан До! — крикнул Скотт и направился к входной двери.

— Слушаю, капитан босс?

— Передай Кинсолвинг тайтай, чтобы не ожидала меня к ужину.

— Она разочароваться, босс. Это есть ее первая ночь в новом доме.

— Ничего, переживет. Скажешь ей, что я начал предвыборную кампанию за право быть избранным первым губернатором Калифорнии. Ч-черт побери, целый склад! — Открыв дверь, он повернулся к казначею: — Это война, Одноглазый.


В предоставленной ей спальне, отделенной коридором и холлом от спальни Скотта и Эммы, на большой, под балдахином, постели лежала Зита, прижимая к глазам кружевной платочек. В комнату вошел Феликс. Мягко прикрыв за собой дверь, он подошел к ней.

— Ты плакала…

Зита кивнула.

— Извини… Я думала о своей дочери. Теперь никогда уже не увижу ни ее, ни внучек…

— Да, дорогая, я так тебя понимаю… Мою жену ведь тоже убили, так что нечего извиняться. Скажи мне лучше, какое у тебя впечатление от Сан-Франциско.

— Да я, собственно, толком еще и не знаю. Но этот дом, конечно, очень приятный. Очень любезно со стороны Скотта предоставить нам крышу над головой. Он и вправду милый человек, но мне кажется, что Эмма никак не может забыть Арчера.

Феликс нахмурился и взял Зиту за руку.

— Тогда, возможно, этот брак обречен на неудачу.

— Ох, Феликс, ты говоришь ужасные вещи…

— Скотт не еврей. Конечно, выбора у нас не было, и жить со Скоттом лучше, чем жить без мужа вообще, но… — Феликс тяжело вздохнул и закончил: — Но я предпочел бы, чтобы она вышла за Дэвида Левина.

— Пока мы были на корабле, ты как будто не имел никаких возражений?

— Тогда у меня просто не было выбора. Я хотел сделать так, чтобы ребенок Эммы был законнорожденным. А теперь меня неотступно преследует мысль, что сказала бы Эммочкина мама. Может быть, я поступил грешно — по отношению к своей дочери и к своему народу, — согласившись на этот брак…

Секунду Зита вглядывалась в его лицо.

— Похоже, затеяв весь этот разговор, ты пытаешься сказать мне, что именно по этой самой причине — что я не еврейка — ты и не хочешь жениться на мне.

Слезы навернулись на глаза Феликса, и он прижал руку Зиты к губам.

— Ты уже столько выстрадала, — прошептал он. — Я содрогаюсь от одной мысли о том, что могу причинить тебе боль. Но я не могу идти наперекор своей религии. Как бы я ни любил тебя, все равно не могу! Сначала Эмма, а потом я сам… Этим я оскорблю память моей бедной покойной жены, особенно если принять в расчет обстоятельства ее гибели во Франкфурте.

Зита вымученно улыбнулась.

— Я понимаю, дорогой. Ты только не переживай. Мы станем парой, о которой будут больше всего сплетничать в Сан-Франциско. И это будет куда более волнующе, чем просто жениться…

— Я всегда буду заботиться о тебе, Зита, тебе ни о чем не придется беспокоиться. И если затея с Торговым центром увенчается успехом, мы построим себе отличный дом. Поверь, любовь моя, все именно так и будет!

— Я верю тебе, Феликс. Ты очень дорог мне, и ты это знаешь. В моих мыслях ты — мой муж, а это все, что имеет для меня значение.

Феликс наклонился и поцеловал Зиту.

— Жена моя, — прошептал он. — Ты моя драгоценная супруга. Только смерть сможет разлучить нас с тобой.

Глава третья

Официантки в кафе «Бонанза» были обнажены до пояса. Завсегдатаи заведения — а приходили сюда исключительно одни только мужчины — не отличались скромностью или повышенным интересом к женским одеждам, и потому униформа официанток была им очень по вкусу.

— Эй, Бесси! — гаркнул порядком набравшийся золотоискатель. Он четыре месяца провел в Плейсервилле и только что возвратился в Сан-Франциско с намерением за один вечер просадить все накопленные средства. — А ну-ка притащи мне еще их величество ««Королеву Шарлотту»! Четыре раза! Гулять, так гулять, черт побери!

Публика в большом помещении салуна, которое освещалось специально привезенными из Богемии хрустальными светильниками, разразилась в ответ на это криками и радостными восклицаниями. «Королевой Шарлоттой» назывался один из самых популярных в Сан-Франциско напитков — крепчайшее пойло, смесь кларета с малиновым сиропом. Выкрикнувший заказ золотоискатель, а им был не кто иной, как Барни Тейлор, уже принял добрую кварту этой адской смеси. Бородатый, с огромным животом, Барни восседал за отдельным столиком, который был сплошь заставлен тарелками с устрицами, створки которых Барни раскрывал прямо руками. Компанию ему на сей раз составляла мексиканская потаскушка по имени Гваделупа. Она сидела напротив золотоискателя и потягивала шампанское, время от времени поигрывая обнаженными грудями. За то, что она согласилась составить ему компанию, Гваделупа должна была получить от Барни унцию золота, однако, если он захочет позднее подняться с мексиканкой в одну из «комнат любви», которые специально устроила в этом заведении Чикаго, здешняя мадам, придется бедолаге за это удовольствие раскошелиться еще на пятьсот долларов. Порок в Сан-Франциско был не дешев.

Бесси, официантка, ловко протиснулась сквозь толпу к замысловато украшенному деревянной резьбой бару, возле стойки которого толпилось немало клиентов.

— Еще четыре «Королевы Шарлотты», — крикнула она, стараясь перекрыть гул голосов. В «Бонанзе» был жаркий вечерок. Воздух был насыщен дымом сигар и сигарет и имел отвратительный запах, впрочем, язык завсегдатаев и прочих посетителей был и того отвратительнее. Эмма была права, когда сочла этот город весьма некультурным: искусство в «Бонанзе» было представлено тремя обрамленными в золото рам огромными картинами, на которых были изображены развалившиеся в шезлонгах развратные голые бабы; картины эти представляли собой плоды работы мюнхенского художника-порнографа по имени Фридрих Эрнст Шултов. Что же касается развлечений, то помимо секса, выпивки и игры в карты они ничем не отличались от того ассортимента, который предлагал «Грязный» Том Макалир в салуне «Козел и компас», что на Барбери-коуст (этому Макалиру дать десять центов — он на глазах у публики будет жрать дерьмо).

— Ну, как делишки? — поинтересовалась Чикаго, подойдя к одному из столиков. Во рту у нее была вонючая сигара — «стогу», названная в честь возниц фургонов из Конестоги, которые предпочитали курить эту дрянь. — Как идет игра?

— Какая игра? — спросил Мак, крупье, который только что завершил свою вахту за игральным столом в казино, которое помещалось за баром.

— Я спрашиваю тебя, задница, про игру Слейда, — фыркнула мадам весом не меньше четырехсот фунтов, на голове которой красовался светлый в кудряшках парик. Она, как обычно, уселась на специально сооруженный для нее стул восьми футов высотой: это сиденье, похожее одновременно и на трон, и на насест, позволяло мадам обозревать с высоты все, что происходило в заведении.

— Капитан Кинсолвинг огреб что-то около двух тыщ, — ответил Мак, поднимая голову и глядя на огромную бабищу в красном сатиновом платье, вырез которого был украшен страусовыми перьями, слегка прикрывавшими голые плечи дамы и невообразимых размеров грудь. Сколько бы раз ни доводилось Маку разглядывать Чикаго вблизи, он всегда испытывал благоговейный страх перед ее исполинскими габаритами. Миниатюрные ножки мадам, обутые в черные кожаные ботинки с застежками, покоились на подножке; торчавшие из ботинок носки были серебристо-зелеными в горизонтальную полоску.

Она с высоты трона оглядела Мака и выдавила кривую усмешку.

— А кто ведет игру?

— Слейд, кто же еще!

— Кинсолвинг трезвый или пьяный?

— Пьет много, но выглядит как огурчик.

— Дерьмо! Ну-ка, подойди сюда на минутку…

Мак покорно встал со своего места, подошел и взобрался на некое подобие лестничной ступени, устроенной для большего удобства мадам. Когда он оказался вровень с Чикаго, она прошептала ему на ухо:

— А кто из официанток подает на стол Слейда?

— Большие Титьки.

— Скажи, чтобы вдвое больше обычного подливала в те порции, что приносит Кинсолвингу.

— Так она и сама давно уже догадалась, Чикаго.

— Хм… А Слейд надел «держатель»?

— Ага, но пока еще не использовал его. Думаю, он ждет, когда игра пойдет по-крупному.

— Хм… Ну ладно, свободен. Ступай домой, проспись.

— Доброй ночи, Чикаго.

Мадам одним махом опрокинула в себя стакан, тогда как Мак послушно принялся слезать на пол. Проглотив спиртное, мадам гаркнула, обращаясь к проходившей мимо официантке, розовые груди которой увесисто шлепали по подносу.

— Тина, шлюха, еще джину!

— Сию минуточку, Чикаго.

В каких-нибудь десяти футах от того места, где сейчас восседала мадам, за двойными дверями в большой комнате шла крупная игра. Тут помещались шесть столов для игры в «монте» — быстротекущую мексиканскую карточную игру, которая пользовалась большой популярностью в салуне мадам, как и вообще в Калифорнии. «Колесо фортуны», два стола для игры в «фараон», стол для «vingt-et-un»[13], стол для «ландскнехта», два покерных стола также помещались в казино. Сейчас самая большая толпа зевак собралась возле стола, за которым играл Слейд Доусон. Сорокалетний профессиональный игрок, который лет десять проплавал на пароходах, ходивших по Миссисипи, прежде чем двинуться на Запад, предпочитал крутую игру. Был Слейд чернявым симпатичным мужчиной с черными усами, концы которых опускались по краям жесткого рта. Полиция сразу трех восточных штатов разыскивала Слейда по обвинению в мошенничестве; но тогда едва ли не каждого десятого жителя Калифорнии разыскивала полиция какого-нибудь восточного штата. Именно потому все эти люди и находились в Калифорнии.