Она поднялась из-за стола, явно расстроенная.

— Вы дьявол! — чуть ли не выплюнула она слова в лицо Скотту. — Я не вышла бы за вас даже…

— Даже если бы я оказался единственным на земле человеком. Что ж, я понимаю ваши чувства, поэтому у меня создается впечатление, что мы оба с вами обречены на страстную жизнь вне брака.

— Единственная страсть, которую я испытываю, — это гнев! После всех гнусностей, которые вы себе позволяли, еще и взять назад собственное предложение! Вы хам, сэр, бессердечный наглый хам и… О Господи!

В этот самый момент корабль вновь начал падать. Эмма выронила бокал с вином, рухнула на стоявший возле окна диван и ухватилась обеими руками за живот. Когда корабль начал вновь взбираться на гребень, она застонала:

— Ох… О-о!

Скотт поспешил ей на помощь и осторожно взял на руки.

— Моя дорогая мисс де Мейер, — сказал он, неся ее на руках через всю каюту, — одна маленькая птичка сказала мне, что вы страдаете морской болезнью.

— О, Скотт, мне так плохо…

— Лучшее средство — подышать свежим воздухом. — Распахнув дверь каюты, капитан помог Эмме выбраться наружу. — К вам будет одна только просьба: постарайтесь, пожалуйста, не блевануть на меня, если, конечно, сможете.

— Совсем не смешно… — начала было Эмма, но тут же замолчала, борясь с приступом тошноты.

Скотт перенес ее на главную палубу и возле самого борта поставил на ноги.

— Крепко держитесь за поручень и метайте харч за борт.

— О-ох!

Корабль бешено тряхнуло, и у Эммы подкосились ноги, но поручни она не выпустила.

— Не смотрите! — гневно воскликнула она.

Капитан рассмеялся и, стараясь перекричать порывы ветра, крикнул:

— Не переживайте, прекрасная мадемуазель, я успею отвести взгляд. Но скажите, может ли что-нибудь быть романтичнее?

— Ох! Вы… вы!..

Тут она поперхнулась и снова перегнулась через бортовое ограждение. А Скотт тем временем продолжал смеяться, и тут на них низвергся целый водопад океанских брызг. Изрядно опустошенная, Эмма в конце концов медленно выпрямилась.

— Ну как, теперь лучше? — поинтересовался Скотт.

В ответ она слабо кивнула.

— Позвольте, я помогу вам добраться до каюты.

Он взял ее под руку, однако Эмма тотчас же резко отдернула ее.

— Не нужна мне ваша помощь, — сказала она. — И кроме того, вы обещали отвернуться, а сами смотрели. Ни один джентльмен не позволил бы себе та… О Боже!

Эмма подбежала к борту, и снова ее вырвало.

Мистер Розберри подошел к капитану и отдал честь.

— Капитан, ветер меняется на норд-вест.

— Да, погодка становится паршивой. Я пойду на мостик, а вы помогите мисс де Мейер добраться до каюты.

— Есть, капитан.

Скотт пошел на палубу, расположенную вровень с рубкой управления, тогда как штурман помог Эмме подняться на ноги.

— Обопритесь на меня, мисс, — крикнул он. — Тут такая погода, сами видите…

— Благодарю вас, я чувствую… чуть получше.

В действительности же она чувствовала себя настолько слабой, что едва держалась на ногах. С помощью Розберри Эмма кое-как добралась до каюты, где незамедлительно разделась, повесила мокрое платье на крючок и замертво свалилась на койку.

«Вот опять, опять он издевается надо мной, — сказала она себе и даже зубами заскрежетала от злости. — Убила бы его!» И все-таки Эмма помнила, какие сильные у Скотта руки.

Три часа спустя Эмма пробудилась после неглубокого и неспокойного сна. Тошнота прошла, и это несмотря на то, что качка была пуще прежнего. Усевшись на койке в своей тесной каюте, Эмма прижалась лицом к прохладному стеклу иллюминатора, расположенного по левому борту. За стеклом было так же темно, как и в самой каюте, но как только глаза Эммы привыкли к темноте, она смогла различить пенистые гребни огромных океанских волн: клипер переваливался с одной такой волны на другую. Судно мотало из стороны в сторону, и при этом скрежет был прямо-таки ужасающий. Только теперь Эмма поняла, почему все находившиеся на борту предметы были привинчены к полу или каким-либо иным способом приспособлены к качке. Даже на миниатюрной полочке над умывальником, где Эмма расставила туалетные принадлежности и баночки с парфюмерией, даже на этой полочке были особым способом натянуты три тонкие проволочки, которые удерживали их на местах. Приделанная к постели специальная деревянная планка не позволяла Эмме в случае сильного крена вываливаться из койки. Сама Эмма, ее отец и еще Зита занимали три самые лучшие и дорогие каюты, однако и в них удобства были примитивные.

Привкус во рту у Эммы был ужасный. Выбравшись из постели, она зажгла единственную масляную лампу, которая, как сумасшедшая, болталась из стороны в сторону, затем подошла к умывальнику и прополоскала рот розовой водой. До чего же унизительно, когда тебя выворачивает на глазах у такого вот усмехающегося бабуина! Но в то же время… Эмма едва заметно усмехнулась. Было даже занятно помериться с ним силами. В натуре Скотта было нечто дьявольское, что как раз и влекло ее к нему, хотя подчас Скотт и выводил ее из себя. И что это за бизнес, которым он собирается заняться вместе с отцом?

Когда корабль зарылся носом в гребень очередной волны, Эмма едва дотащилась до койки и улеглась, забившись в уголок. Что ж, стало быть, он отступился от нее? Ничего, это мы еще посмотрим… Может быть, она и не влюблена в него, но никто еще не отступался от Эммы де Мейер по собственной воле!

* * *

Вскоре после восхода солнца ветер начал ослабевать, и Скотт, всю ночь простоявший на капитанском мостике вместе с рулевым, передал вахту мистеру Эпплтону, своему старпому. Испытывая после такой ночи огромную усталость, он направился вниз, в свою каюту, где скинул с себя насквозь мокрую одежду и тотчас же уснул. Проснулся он около десяти часов, поднялся и немного поплескался у умывальника. Затем принялся бриться, радуясь, что океан стал несколько более спокойным и потому уменьшилась вероятность перерезать себе горло собственной же бритвой.

Он наполовину уже выбрился, когда раздался стук в дверь.

— Войдите!

В каюту вошла Эмма, одетая в белое платье с зеленой отделкой. Увидев Скотта, она была поражена.

— Ох, а я и не предполагала, что…

— Доброе утро, мисс де Мейер. Как сегодня чувствуете себя, получше? — спросил он, продолжая бриться.

— Да, благодарю вас. Хотя ночью думала, что мы утонем.

— Ну, это было просто-таки небольшое волнение по сравнению с тем, что поджидает нас у Магелланова пролива. Вот уж когда вы сможете узнать, что такое настоящая штормовая отрыжка!

— Знаете, капитан, у вас такая элегантная манера изъясняться. Когда-нибудь вы должны написать мемуары под названием «Сорок лет в нептуновой отрыжке».

Выбривая горло, Скотт, как смог, ухмыльнулся.

— Мне нравится это название.

— Я разговаривала с отцом. Он рассказал мне о том самом бизнесе, которым вы двое намереваетесь заняться. Так вот, хочу вам высказать свое отношение ко всему этому. По-моему, это отличная мысль, и какие бы отношения ни были между вами и мной, я вовсе не хотела бы, чтобы они повлияли на отношения между вами и моим отцом.

Эмма все это время не отрываясь смотрела на широченные плечи Скотта и его мускулистую спину, и ей нравилось то, что она видела.

— Разумеется! Как я вам вчера говорил, бизнес и любовь решительно не сочетаются друг с другом. И я говорю так вовсе не потому, что между вами и мной было много любви. Знаете, я чертовски старался, чтобы понравиться вам, но ведь я вам совсем не нравлюсь, ведь так?

Закончив бриться, он вытер бритву, затем сполоснул водой лицо.

— Вы столько сил потратили, чтобы сделать мне предложение, — сказала Эмма, — а потом отступились от своего предложения. У меня, собственно, и возможности-то узнать вас не было.

— О, так, стало быть, вы полагаете, что я отступник?

— А как же еще вас можно назвать?

— Ну, видите ли, у меня есть гордость, и негоже о ней забывать. Я сделал вам предложение с чистой душой, а вы в ответ хоть и весьма витиевато, однако же вполне доходчиво дали мне понять, чтобы я засунул его себе в одно место.

— Только не нужно говорить грубостей.

Отбросив полотенце, Скотт подошел к ней и ухватил ее за руки повыше кисти.

— А вот вам, значит, грубость не возбраняется? — мягко сказал он.

И прежде чем Эмма успела хоть что-нибудь ответить, его губы прижались к ее губам. У Эммы голова пошла кругом, и, не отдавая себе отчета в собственных действиях, она принялась отвечать на его поцелуй. От него слегка пахло мылом, оставшимся на коже после бритья, но Эмму сейчас более всего возбуждала животная сила Скотта, в то время как руки ее ощущали мягкую гладкую кожу его спины. Когда он принялся расстегивать пуговицы на ее платье, Эмма даже не попыталась оказать хоть какое-то сопротивление. Лишь только затем Скотт оторвал губы.

— О, чертовы женщины, вы столько всегда тряпок на себя надеваете, что семь потов сойдет, прежде чем доберешься до тела! — сказал он. — Ты разденься, а я пойду запру дверь.

Впервые в жизни Эмма решительно не знала, что ответить. Она уставилась на него, тогда как Скотт запер дверь каюты, затем стянул кальсоны. При этом он, освободив одну ногу, некоторое время стоял, как цапля, стаскивая их с другой. И опять-таки Эмма не нашлась, что сказать, лишь рот раскрыла от изумления.

— Только не притворяйтесь, мадам, будто вы никогда прежде не видели голого мужчину, — сказал он. — Если, конечно, Арчер Коллингвуд не сделал вас беременной, не снимая брюк. Но мне что-то не верится в это. Ну так как? Разденетесь сами, или же прикажете сорвать с вас одежду?

При этих словах Эмма быстренько расстегнула пояс, положила его на бархатное кресло, затем освободилась от платья.