Хуже того было то, что с некоторых пор Клаудиа начала подозревать, что свой виноград и свои вина муж любит едва ли не больше, чем собственную жену. Виноградарство было страстью Ги де Ламбера, а жизнь в крошечном замке по веками заведенному распорядку полностью поглощала его. Для Клаудии подобная жизнь была тоской смертной. Возможно, было бы лучше, если бы у нее были дети, однако Ги сказал, что пока не хочет ничего подобного. В итоге у Клаудии не было никакой цели в жизни. Она начала даже задумываться, а не был ли в конечном счете прав ее папаша, не получилось ли так, что она отказалась от королевства в Калифорнии ради сорока затрапезных акров в зачуханном уголке Бордо? Она частенько думала о своей семье, вся история которой была столь тесно связана с историей Калифорнии, особенно часто думала она о своей прапрабабушке — легендарной Эмме де Мейер. Эмма без ума влюбилась в Арчера Коллингвуда — так же как Клаудиа влюбилась в Ги, — однако Эмма никогда и ни за что бы не согласилась играть у винодела вторую скрипку.

Тряхнув взъерошенными кудряшками, Клаудиа с ненавистью взглянула на безобразную гримасу, отраженную зеркалом. Неделю назад что-то случилось, что-то загадочное и довольно-таки пугающее. Вернувшись домой со своего винного заводика, Ги сообщил ей, что прошлой ночью какие-то вандалы вломились туда и уничтожили пятьдесят огромных емкостей с коньяком. Не украли, а именно уничтожили: разбили бутылки о цементный пол подвала. Полиция не имела ни малейшего представления, кто бы мог сотворить подобное, столь бессмысленное и грубое. Не знал этого и Ги… Во всяком случае, он вел себя так, словно не имел ни малейшего понятия на сей счет. Однако же Клаудиа заметила, что чуть ли не в одночасье муж изменился. За ужином его руки дрожали, а когда она попыталась завести с ним об этом разговор, Ги демонстративно сменил тему. Клаудиа была абсолютно уверена, что муж всерьез чем-то напуган. Еще более укрепилась она в этой мысли, когда он предложил отметить годовщину их свадьбы в отеле «Ритц», что было совершенно непохоже на Ги, который был отменным жмотом. А теперь еще и эта поездка в Марбеллу…

— Дорогая, нам следует поторопиться, — сказал он, сунув голову в ванную комнату. — Я не хочу опаздывать.

— Иду, иду. — Клаудиа поднялась из ванны, вытерлась и стала одеваться. Нет, все-таки явно за кулисами что-то происходило, что-то зловещее и непонятное.

И прекрасная блондинка, она же наследница крупнейшего калифорнийского состояния, внезапно почувствовала угрозу, исходившую от этой неопределенности.


— Только не думай, будто Марбелла состоит сплошь из солнца и наслаждений, — сказала Марго Пасселтвэйт. — Тут немало всякого рода подводных течений, есть и большая проблема с наркотиками, — продолжала она, легко управляя своим белым «феррари», который летел в курортный городок, расположенный на южном побережье Испании. — Однако в целом здесь прямо-таки восхитительно. Около четырех миллионов одних только помешанных на сексе туристов разбредаются по ночам в различные дискотеки. Сексуально озабоченные европейские знаменитости и арабские миллиардеры еще более электризуют здешнюю атмосферу. Сегодня вечером мы с Родни отвезем вас в «Марбелла-клуб», и вы сами все увидите. По сравнению с этим падение Римской империи — детская забава.


— Погляди-ка на эти отвратительные туши! — вечером того же дня воскликнула Марго, когда вместе с Родни помогала Клаудии и ее мужу протиснуться через толпу в «Марбелла-клубе». Было сильно накурено, а музыка гремела оглушительно, как у парней в негритянских кварталах; загорелые блондинки с драгоценностями на шее, мужчины с золотыми цепочками на груди тусовались меж небольших круглых столиков, уставленных бутылками диетической кока-колы и шотландского виски. — Сейчас тут полный набор знаменитостей: поистине рай для европейской швали. Ох, прости, Клаудиа, я совсем забыла, что после замужества ты сделалась частью этого мира.

— Не думаю, что «европейская шваль» — подходящее определение для моей жены и для меня, кстати, тоже, — сказал Ги, чье отвращение к чете Пасселтвэйтов в эту самую минуту стало еще более очевидным.

— Ги, миленький, я же так люблю тебя, — сказала Марго, — но, право же, у тебя чувства юмора нет ни капли. В титулах нет ничего плохого, даже напротив. Я, например, обожаю титулы!

— Весомый титул может даже обеспечить скидку в дорогом магазине, — сказал Родни, раздавшийся мужчина с песочными волосами и розовыми щеками, который в настоящее время служил в Марбелле представителем одной из крупнейших лондонских биржевых фирм. — А в писчебумажном магазине так и вообще всякий титул звучит бесподобно.

— Родни очень глубокомыслен, — заметила Марго. — Он в жизни всегда пытается отыскать глубинную правду.

С противоположной стороны зала на них смотрели двое мужчин. Один из них — высокий и сухощавый, с выразительным лицом и седыми, зачесанными назад волосами. Он был одет в блейзер, на нагрудном кармане которого был вышит миниатюрный флажок с цветами его яхты; на нем была также хлопчатобумажная с распахнутым воротником спортивного покроя рубашка белого цвета и белые слаксы, на ногах — белые матерчатые туфли без носков. Второй мужчина — с черной, мефистофельского типа бородкой и длинными усами, концы которых были закручены вверх. В глазнице у него был зажат монокль, а из расстегнутого воротника рубашки выглядывали две золотые цепи; в петлицу белого костюма был вдет красный цветок. Второго мужчину звали дон Хайме де Мора-и-Арагон, он приходился братом бельгийской королеве и был в курсе всех сплетен, которые ходили по Марбелле.

— Графиня де Субиз, — сказал он, показывая на Клаудиу. — Она наследница огромного калифорнийского ранчо.

— Да, я в курсе… — ответил Найджел Синклер, виконт Нортфилд.

К удивлению дона Хайме, Найджел тотчас двинулся через весь зал. Неужели он оказался столь же осведомлен, как и сам дон Хайме?

— Во-он там — видишь? — Гунилла фон Бисмарк, — говорила тем временем Марго, обращаясь к Клаудии и указывая на только что вошедшую в зал золотоволосую красавицу в блестящем, плотно облегающем платье. — Она бывает решительно во всех местах, достойных того, чтобы там бывать. Брат ее, принц Фердинанд, владеет клубом «Марбелла Хилл»… О Боже, лорд Нортфилд идет сюда!

— Что за лорд Нортфилд?

— Вот что значит похоронить себя в дремучем лесу, дорогая, и не высовывать оттуда носа. Лорд Нортфилд не больше не меньше как третий по богатству человек в мире, у него вторая по размерам яхта, или, может быть, наоборот: второй и третья? Я вечно путаю. Ладно, потом… — прошептала она, видя, что Найджел приближается к их столику.

Родни вскочил со стула и протянул руку, обнажив в улыбке отвратительные зубы.

— Найджел, старина, — сказал он, пользуясь тем, что был знаком с Нортфилдом еще с оксфордских студенческих времен. — Ты знаком с четой де Субиз?

— Ну разумеется. Здравствуйте, Ги.

Клаудиа была несколько удивлена, увидев, что муж пожимает руку англичанину. Выдавив улыбку, Ги вежливо ответил на приветствие, после чего лорд Нортфилд был представлен Клаудии. Седовласый виконт поцеловал ей руку и своими голубыми глазами пронзительно глянул в ее зеленые глаза.

— Давно мечтал познакомиться с вами, — сказал он. — Я слышал, что вы самая прекрасная графиня в Шаранте-Маритим, а теперь, увидев вас воочию, могу свидетельствовать, что это воистину так. Ги, вы позволите мне потанцевать с вашей супругой?

— Разумеется, нет.

— А вы, Клаудиа?

— Буду весьма рада.

Лорд Нортфилд прошел с нею к отведенному для танцев битком забитому месту, обнял ее и притянул к себе — главным образом из-за тесноты. Множество глаз устремились на них. Найджел был на полголовы выше Клаудии, и они очень хорошо смотрелись вместе. Клаудиа была одета в короткое черное платье от Мартина Ситбо, молодого парижского модельера, который ей очень нравился. Светлые волосы щекотали ей обнаженную спину, когда они медленно кружились под музыку. Единственной драгоценностью на Клаудии были золотые клипсы в виде морских раковин.

— Вы в курсе, что я рос на ранчо «Калафия»? — спросил он.

— В самом деле? Странно, однако, поскольку именно там росла и я, но никогда вас там не видела.

— Я рос там в мечтах, — улыбнулся он. — Еще мальчишкой я вместе с отцом одна за другой поменял около полудюжины стран. Его вечно выгоняли то с одной работы, то с другой, а иногда он и сам становился банкротом. Как бы то ни было, я рос с ощущением бездомности, а когда пришло время и я начал читать книги про американский Запад — в особенности про Калифорнию, — впечатление, произведенное на меня этими рассказами, оказалось настолько сильным, что мысленно я именно там и поселился. Ну, а поскольку вашей семье не понаслышке известно многое — и «золотая лихорадка», и стычки между старателями, — можете считать, что я читал именно о семействах де Мейеров и Коллингвудов. Это так захватывающе!

— Я польщена, спасибо. А где вы познакомились с моим мужем?

— С Ги? Так я же вкладываю деньги и в производство коньяка. Кроме того, у меня сеть отелей в различных курортных местах, и для своих отелей я собственноручно отбираю сорта вин — исключительно самые лучшие. Я закупил большую партию коньяка «Субиз» и встретился с вашим мужем на его винном заводе.

— Жаль, что он никогда не приглашал вас в замок.

— Да, и мне тоже жаль, особенно теперь, когда я познакомился с вами. Однако все эти упущения прошлых времен могут быть исправлены. Завтра я на яхте отправлюсь в трехдневный круиз. Мы пойдем в Танжер, затем пройдем немного вдоль африканского побережья. На борту будут интересные люди. Вы не хотели бы вместе с Ги составить нам компанию?

Клаудиа услышала сигнал опасности: было во всем этом нечто странное. Хотя, с другой стороны, ей нравилось учтивое обхождение лорда, нравилась твердость его руки, которую Клаудиа ощущала на спине, приятен был и неброский запах одеколона «Пеналигон». Но она чувствовала также, что у Найджела натура хищника, тигра. Хотя, разумеется, один из богатейших людей в мире не может быть размазней.