— Мы здесь всегда будем жить? — спросила Иден. — А папа?

— Мы найдем его. Сейчас мы не можем двинуться в путь из-за плохой погоды, — объяснила ей Либби.

— Я хочу домой к бабушке, — сказала Блисс, сидя на кровати.

— Я скучаю по игрушкам и хочу мороженого, — губы ее дрожали, и она была готова расплакаться.

Либби тоже была близка к этому. Она хотела сказать, что тоже, как и Блисс, скучает по дому, людям, которых Либби так любила. А что будет, если Хью не появится? Грея руки над плитой, Либби первый раз в жизни поняла, что, возможно, она никогда в жизни не увидит Хью, но у нее не возникало чувство потери или одиночества. Конечно, она будет по нему скучать, но больше всего Либби боялась, что никого не будет рядом с ней.

Она подошла к Блисс, улыбаясь ей.

— Нас ждут дома.

— Мы найдем папу, а потом поедем в Англию. Мы купим пони, горы игрушек.

— А кукольный домик? — спросила Блисс.

— Конечно, — сказала Либби.

Убрав со стола, она села за шитье. Она уже почти сшила девочкам новые платья, но сейчас Либби делала двух кукол из лоскутков красного ситца и клетчатой материи.

Куклы вышли замечательные. Блисс сразу назвала одну из них Аннабел в честь той, что осталась дома в детской. Она носила ее с собой и не расставалась с ней ни на минуту. Иден, наоборот, клала свою куклу спать на весь день и сидела возле нее. Иден стала мало говорить и никогда не выдавала своих мыслей, и Либби поняла, что дочь беспокоит их будущее. Она задавала вопросы, а в ответ Либби только покусывала губы.

— Что мы будем делать, если нечего будет стирать? — спросила она однажды. — Что мы будем есть?

— У нас есть бочка с мукой и много фасоли, — отвечала Либби.

— Терпеть не могу фасоль.

— Я тоже. Но это лучше, чем голодать. Может, я смогу подстрелить кролика, — добавила Либби.

Она думала, что сможет поймать какое-нибудь животное, когда шла к реке набрать воды. Либби часто видела всякую живность: белок, голубей, перепелов.

Наступил ноябрь. Когда не было бурь, погода была мягкая и теплая, и казалось, что вернулось лето. В хижине стало так жарко, что Либби пришлось снять брезент, чтобы проветрить помещение.

Как-то в полдень Иден подбежала к ней.

— Мама, я нашла ягоды. Они съедобные?

— Ты их не пробовала? — волнуясь, спросила Либби и посмотрела на ягоды в руке дочери.

Она посмотрела на них и успокоилась.

— Почему они такие темные? Должно быть, поздние, — предположила Либби. — Покажи, где ты их нашла. Мы сможем испечь хороший пирог.

Она обняла ее, и Иден засияла от радости.

Через час пирог уже был на столе, издавая аппетитный запах. Легкий ветер, наверное, донес аромат до людей, потому что через минуту появился один из старателей.

— Вы его только что испекли, миссис? — спросил он. — С чем он?

— Из ежевики, — ответила Либби.

— Я дам вам за него самородок, — сказал он и вытащил кусок размером с небольшую шишку. — Весит около унции.

— Вы хотите отдать его за пирог? — удивленно спросила Либби.

— Моя жена пекла точно такие. Я так скучаю по дому. Пирог стоит этого золота, — добавил старатель.

— Тогда он ваш, — Либби отдала ему тарелку, попросив принести ее потом. Она ощупывала в кармане самородок, не верив случившемуся.

— Мам, ты продала наш пирог? — спросила Блисс чуть не плача.

— Теперь мы разбогатели. Он дал ей кусочек золота. Да, мама? — сказала Иден.

— Не разбогатели, но деньги все же есть. Мы будем собирать ягоды и испечем столько пирогов, сколько сможем, — задумчиво проговорила Либби.

Ягод набрать удалось еще на четыре пирога. И Либби, продав их, выручила золота на пять унций. Либби вышла от Уэлса Фарго с 75 долларами в кармане. Она увидела пустую лавку Хопкинса, который уехал в Сан-Франциско за новым товаром.

Он выполнял второй пункт своего плана. Либби радовалась и в то же время опечалилась, что нет человека, на которого можно было бы положиться. На главной улице строили новое здание, стены которого были уже не брезентовые, а бревенчатые, и на окнах не было занавесок из красного ситца.

— Самый большой отель в этой местности, — пояснил прохожий. — У хозяина, наверное, денег куры не клюют.

— Везучий, — сказала Либби и направилась в продуктовый магазин немца, подсчитывая, что она может купить.

— Все еще нет овощей? — спросила она.

— Сейчас только картошка. Мулы не доходят из Сакраменто, дороги размыло.

— А цена, как и раньше?

— Да, доллар за картофелину.

Либби представила себе проросшие клубни, и странная идея родилась у нее в голове.

— Дайте мне пятьдесят, — сказала она.

— Пятьдесят? А деньги у вас есть?

Либби положила пятьдесят долларов на прилавок и пошла домой.

— Картошка? — спросила Блисс. — Мы сварим ее.

— Нет, у меня другая идея, — сказала она. Потом, взяв лопату, Либби проработала целый день, сажая картошку.

Дети с ужасом следили за своей матерью.

— Не сажай ее, мы хотим есть.

— Я могу оставить одну, — смягчаясь, объяснила Либби. — Если дело выгорит, у нас больше не будет проблем с едой.

19

Теперь мысли Либби были полностью заняты огородом. Она не знала, как выращивать овощи, но помнила, как в детстве она следила за садовником бабушки.

— Хочешь увидеть чудо? — спрашивал садовник.

Либби широко открытыми глазами смотрела, как он из земли вытаскивал большую картофелину.

— Брось ее в землю, и, когда придешь сюда вновь, увидишь, что чудо свершилось.

Спустя несколько месяцев, снова приехав к бабушке, Либби пришла к садовнику. Улыбаясь, он поманил ее за собой. Потом копнул лопатой и вытащил кучу новых картофелин.

— Как это произошло? — спросила она, как будто на самом деле произошло чудо.

Теперь Либби оставалось только уповать на то, чтобы урок в детстве не прошел даром.

Если весной что-нибудь вырастет, то она больше не будет волноваться о еде. И если Хью не объявится, то они, заработав достаточно денег на картошке, уплывут в Бостон. Либби ощущала себя ребенком, играющим в игрушечный домик, и в то же время понимала, что это ее первое жилище, в котором она живет самостоятельно. Она пыталась улучшить его — смастерила скамейку и решила сделать вторую кровать.

Приближалась зима. На улице холодало, и скоро мороз сковал речушку. Часть старателей уехали зимовать в Сакраменто. Другие не могли себе позволить этого и, засев в своих хижинах, проводили там целые дни, играя в карты, вырезая фигурки из дерева, выпивали, болтая друг с другом. Либби не просили больше стирать, и основной проблемой становился голод. У Либби были запасы муки и фасоли, но она волновалась за детей, которым нужны были хорошие продукты. В одно утро, увидев как несколько мужчин тащили оленя, она предложила им испечь пирог с олениной в обмен на часть мяса.

— Мы бы вам помогли, но нас еще пятеро там, в хижине. А все олени будто сквозь землю провалились, — сказал один из них.

Либби с девочками пошли в лес, надеясь найти съедобные травы. Под дубом она нашла несколько желудей, и они втроем их съели. Желуди оказались вкусными, но к вечеру у них схватили животы. На следующее утро Либби смотрела на прыгающих по деревьям белок, думая, сможет ли она их подстрелить или нет. Потихоньку она начала учиться стрелять. Однажды Либби увидела стайку перепелов около хижины. Очаровательные пухлые птички с черной грудкой, с хохолками на голове — она не могла их упустить. Взяв осторожно кусок материи, Либби подкралась к ним и бросилась на них. Многие упорхнули, но парочка попалась. Она осторожно просунула руку, крепко взяв перепела, чувствуя бьющееся сердце птицы.

— Как мне их убить? — спросила она себя. Сердце забилось так же, как у птицы. Большими указательными пальцами она обхватила горло и сжала его. Либби не могла поверить, что это так легко.

Запеченные в тесте перепела оказались потрясающими на вкус. Хотя хижина была на отшибе, Либби — до одного случая — не чувствовала одиночества или страха. Как-то, когда стемнело, Либби услышала сопение рядом с хижиной. Она выглянула и увидела в темноте огромного медведя-гризли. Либби увидела длинные когти и здоровые лапы. Один удар его лапы, и он разнесет хижину в пух и прах. Либби схватилась было за ружье. А что, если она его ранит, а не убьет?! Стараясь не паниковать, она подкинула в огонь дров и с замиранием сердца ждала, пока они загорятся. Потом осторожно приоткрыла брезент, закрывавший вход, и пошла к медведю. Тот, увидев ее, встал на задние лапы. Он был по меньшей мере восьми футов росту.

— Уходи отсюда! — закричала Либби, размахивая головешкой. На секунду, казалось, все замерло. Медведь помялся на лапах и быстро заковылял в лес. Вернувшись в хижину, Либби упала, трясясь от пережитого страха, на пол.

— Я не могу все время оставаться одна, — зарыдала она. — Я не выдержу. Мне нужно, чтобы кто-нибудь меня защищал.

Либби вспомнила Гейба. «Где он сейчас? — думала она. — Наверное, сидит в баре в окружении красивых мексиканок, его карманы набиты золотом и он напрочь забыл о ней».

Рождество прошло незамеченным. Только пение пьяных старателей напоминало о празднике.

Мысли Либби были далеко в Бостоне. Ее родители всегда устраивали праздник с традиционным гусем и сливовым пудингом, гостями, подарками и веселыми играми. Слезы покатились из ее глаз.

В первый день нового года Либби увидела, что все покрыто снегом, и большие хлопья его продолжали тихо падать на землю.

На крыше был метровый слой снега, и ветки сосен согнулись под его тяжестью.

Горы и кусты было трудно узнать. Снегопад продолжался весь день. Иногда поднимался ветер, наметавший сугробы у деревьев.