"Что это? – удивленно подумала она. – Что со мной?.."

Ответа на свой вопрос она так и не нашла, да ей и не хотелось ломать голову; вместо этого Хани поудобнее устроилась на диване и, прислонившись головой к мягкому валику, натянула плед до самого подбородка. Книга в бумажной обложке упала на пол, но Хани не стала ее поднимать. Все равно, решила она, в ближайшие несколько часов Ланс даже не взглянет на нее, поэтому ей не нужно больше притворяться, будто она читает. Теперь ничто не помешает ей любоваться этим рыжеволосым гигантом, который стоит перед мольбертом, взмахивает своей кистью, словно дирижер, управляющий оркестром, и творит, творит свою симфонию страсти и красок…

* * *

Хани внезапно почувствовала, как ее осторожно поднимают и куда-то несут. Лицо ее прижалось к какой-то мягкой, теплой поверхности, и она сразу догадалась, что это может быть. Довольно потеревшись щекой о знакомую голубую рубашку, она чуть-чуть приоткрыла глаза и сонно пробормотала:

– Ланс?

– Ш-ш-ш-ш!… – негромко прошептал он. – Спи, Медок. Я несу тебя в постель – уже очень поздно.

– Ты закончил свою картину? – пробормотала. Хани, сражаясь со сном.

– Почти. Осталось немного проработать фон. Но я решил отложить до завтра…

Он бережно опустил Хани на ее кровать. Потом она почувствовала, как матрац рядом с ней прогнулся под его тяжестью. Сидя на краю кровати, Ланс хладнокровно расстегивал пуговицы на ее короткой сиреневой безрукавке.

– Не надо… Ты не должен! – пробормотала Хани, не открывая глаз.

На самом деле она нисколько не возражала и произнесла эти слова чисто машинально: Ланс раздевал ее нежно, с осторожностью, и в этом не было ничего постыдного или грязного.

– Так тебе будет удобнее, – отозвался он, и Хани тут же с ним согласилась, пробормотав невнятные слова благодарности. – И не беспокойся, пожалуйста, – добавил принц с глухим смешком. – Я не собираюсь соблазнять тебя. По правде говоря, я сам с трудом переставляю ноги. Эта картина заставила меня выложиться до конца.

Он помог ей снять безрукавку и взялся за застежку лифчика. И опять Хани не запротестовала, более того: это показалось ей чем-то абсолютно естественным…

– Я мечтаю только об одном: прижаться к тебе и уснуть. Ты не против?

– Не против, – пробормотала Хани.

В эти минуты она ничего так не хотела, как чувствовать его жаркое тепло и надежные, крепкие объятья, оберегающие ее от ночного мрака.

Ланс снял с Хани остатки одежды и, заботливо прикрыв ее одеялом, куда-то ушел, но через несколько минут вернулся и бесшумно улегся рядом. Просунув руки под одеяло, он притянул ее к себе и подставил плечо, в которое Хани сразу с благодарностью уткнулась лицом, так что ее бледно-золотые волосы рассыпались по его широкой груди. Засыпая, Хани успела удивиться, какие легкие у него руки, хотя Ланс держал ее достаточно крепко. В его объятиях не было ни капли любовного пыла: он прижимал ее к себе точь-в-точь как маленький мальчик, уснувший в обнимку со своим любимым плюшевым мишкой. Ей даже показалось, что Ланс уже спит, но тут он невнятно пробормотал:

– Господи, как удивительно, Медок… Разве это не чудесно – лежать вот так, вдвоем?

Хани смогла только кивнуть в ответ. Ей тоже было очень хорошо, и, прежде чем заснуть, она ласково обняла его обеими руками.

* * *

Хани проснулась от того, что кто-то ласково теребил ее сосок. Чувствуя, как по всему ее еще сонному телу разливается жаркая волна, она беспокойно заворочалась, надеясь снова заснуть, но пощипывания и поглаживания становились все сильнее и настойчивее. В довершение всего теплая, сильная ладонь накрыла ее вторую грудь, и Хани окончательно пришла в себя.

Открыв глаза, она увидела, что за окном только-только начало светать. Растрепанная рыжая голова Ланса лежала у нее на груди, а его загорелые руки казались очень темными по контрасту со светлой кожей Хани.

– Мне казалось, что кое-кто здесь очень устал, – все еще сонно пробормотала Хани.

Ланс слегка приподнялся на локте и посмотрел на нее с озорной улыбкой.

– Я сказал, что устал, а не умер, Медок! Но даже если бы я был мертв, твое роскошное тело заставило бы меня в одночасье подняться из могилы. – Голова Ланса снова склонилась к ее груди, и Хани почувствовала его губы на своем возбужденно напрягшемся соске. – Когда я раздевал тебя, в комнате было слишком темно, – прошептал он, ненадолго отрываясь от нее. – Я ничего не видел и только благодаря этому смог заснуть. Но теперь уже ничто не поможет мне. Ты прекрасна, Хани!

– Спасибо, – смущенно ответила она, чувствуя, что щеки ее начинают пылать.

– Не за что, – преувеличенно вежливо откликнулся Ланс, и в его глазах промелькнули озорные искорки. – Знаешь, – сказал он немного погодя, – мне очень нравится, когда ты ведешь себя как серьезная маленькая девочка. Эта манера держать себя так резко контрастирует с твоими формами, что у меня начинает кружиться голова. Честно!..

Его пальцы, лежащие на груди Хани, снова задвигались, мягко массируя ее сосок, и она вдруг почувствовала, что внизу живота скапливается какая-то странная тяжесть, которая с каждой секундой давит все сильнее, превращаясь в тупую боль неутоленного желания.

– Я думаю, это не очень мудро – то, что ты делаешь… – Хани вздрогнула, почувствовав, как его зубы несильно сомкнулись на ее напрягшемся остром соске.

– Ничего подобного, – задыхающимся голосом возразил Ланс. – Я уверен, что это самое умное из всего, что я сделал с тех пор, как увидел тебя в первый раз. Должно быть, я совсем обезумел, если не попробовал проделать это раньше! Мы же с тобой знаем, что оба хотели именно этого с момента нашей встречи. Разве не так. Медок?

Хани медленно кивнула.

– Да, – негромко ответила она.

Какой смысл лгать ему и себе? Она действительно хотела его. Эта простая истина открылась ей со всей очевидностью только сейчас – после того, как Ланс облек ее в слова, – но подсознательно Хани действительно знала это с самого начала. Она долго гнала от себя подобные мысли – очевидно, потому, что никогда и никого по-настоящему не хотела до тех пор, пока на ее горизонте не появился этот бесшабашный, насмешливый, рыжий Скарамуш. Но теперь сама природа пришла ей на помощь, и пробудившиеся инстинкты заявили о себе ясно и недвусмысленно. Хани поняла, что все решила для себя уже в тот первый вечер, когда они возвращались из бара в такси, и вернуться к прошлому было невозможно, даже если бы она этого захотела.

Ланс протяжно вздохнул и улыбнулся ей с таким теплом и любовью, что у Хани перехватило дыхание.

– Ты не пожалеешь. Медок. Обещаю, ты получишь настоящее удовольствие.

– Я знаю, – нежно откликнулась она.

Уже сейчас для нее было удовольствием все, что он ни делал. Даже просто смотреть на Ланса было радостно, и Хани знала, что теперь так будет всегда! – Надеюсь, что и я тебя не разочарую…

– Ты? Разочаруешь меня?! – Ланс нежно провел рукой по ее щеке. – Да я теряю рассудок при одном взгляде на тебя!

Его большой палец нежно прикоснулся к остроконечной башенке, венчающей крутой холм ее груди, и Хани почувствовала, как желание пронзило все тело, словно разряд электрического тока. Тем временем Ланс, продолжая ласкать ее грудь, провел другой ладонью по ее шелковистому, мягкому животу, огибая по широкой дуге неглубокую пупочную впадину.

– Ты похожа на чистый холст, ожидающий первого прикосновения кисти, – прошептал он. – Прикосновения, которое оживит его…

Его губы двинулись вниз вслед за рукой, оставляя на пути цепочку легких возбуждающих поцелуев. Один раз он, играя, захватил зубами ее кожу, и Хани едва не задохнулась от восторга.

– Я хочу написать твой портрет в пурпурных тонах страсти! – шептал Ланс, слегка раздвигая ей бедра. – Пурпур страсти в золотой раме совершенства…

Его руки осторожно коснулись ее сокровенной тайны, и Хани невольно ахнула – такими изысканными и сладостными были неведомые ей прежде ощущения. Ланс быстро поднял голову и, убедившись, что все в порядке, с любовью улыбнулся ей.

– А когда после всего ты уснешь в моих объятиях, ты будешь мягко мерцать темно-розовым светом счастья…

Его руки сдвинулись еще на дюйм – еще ниже, еще глубже, – и Хани застонала от восторга, подхваченная жаркой пенной волной невероятного, небывалого блаженства.

– Ты позволишь мне раскрасить твой портрет всеми красками любви, Медок?

– О да! Да!!! – воскликнула Хани, которой казалось, будто ее тело сжигают изнутри языки раскаленного пламени. – Да, Ланс, прошу тебя!..

Раздвинув ее бедра еще сильней, Ланс приподнялся на руках и оказался между ними, а потом наклонился и приник к губам Хани долгим сладким поцелуем.

– Прости, я не могу больше терпеть, – пробормотал он, задыхаясь. – Я ждал тебя слишком долго – целую вечность.

– Тогда не жди больше, – шепнула Хани, слегка приоткрывая губы и подставляя их Лансу.

Его язык проник между ними, и Хани не сдержала гортанного, горлового звука; ее язык отозвался на это действо с такой неистовой страстью, какой она в себе никак не ожидала.

Не переставая целовать, мять ее губы своими губами, Ланс сделал быстрое атакующее движение бедрами, и Хани приглушенно вскрикнула. На мгновение Ланс замер; когда он взглянул на нее сверху вниз, его застывшее лицо выражало крайнее потрясение.

– Медок, ты?.. – пробормотал он ошеломленно.

– Неважно, – отозвалась Хани горячечным шепотом и впилась ногтями в его твердые плечи. Ее ощущения были непередаваемы: она одновременно чувствовала и гордость, и счастье, и дразнящую полноту, и трагическую незавершенность.

– Не останавливайся! – простонала она. – Только не останавливайся!..