…По приезду в Мары Байрамгельды, его брат Бегенч и Клычли Аширов взяли такси. Вот автомашина свернула на Калининский участок и пошла по немощеной, извилистой улице села. Слева и справа — веселые, зоркие взгляды односельчан, стоявших нарядными группами у ворот. Все они еще с утра вышли встречать знатных своих земляков.

Но больше всего народу собралось у дома Байрамгельды. Еще издали он узнал мать, отца, жену, детей, родственников, и сердце его забилось в радостной тревоге.

Едва машина остановилась и Байрамгельды успел из нее выйти, с радостными воплями на него набросились малыши. Выше всех, на плечах отца, заливаясь смехом, уже сидел русоволосый, в мать, младший сын Бяшим. Более взрослые дети стояли рядом и смущенно улыбались. Обняв и расцеловав детей, Байрамгельды направился к матери. Постаревшая, белая, как лунь, Оразгуль-эдже протянула руки к сыну и заплакала.

— Здравствуй, родной, — тихо, едва пошевелив губами, сказала она сквозь слезы. — Вернулся? Ну, слава богу… А мы заждались тебя. Все заждались И твой дом, и мы, старики. Наконец-то в нем появился хозяин. Как я рада, что ты вернулся героем! Здоров ли?. Все ли у тебя хорошо?

Стоявшая рядом Огульмайса, глядя на свекровь, тоже заплакала, закрывая лицо концом платка.

— Ну и народ, эти женщины! — взволнованно произнес Курбан-ага. — Все у них наоборот!.. Тут радоваться надо, а они слезы льют…

На последнем слове голос Курбан-ага как-то странно осекся и он отошел за угол дома, чтобы тайком вытереть предательские слезы. Когда он вернулся, Байрамгельды обнял и отца.

— Ну? Все переделал или что-то осталось?.. — отстраняясь от сына, спросил Курбан-ага.

— Нет, отец, не все. Хватит и для других.

Только теперь очередь дошла до жены. Байрамгельды взял ее за руки и вошел с нею в дом. Все еще стройная, но слегка располневшая, она была в самом нарядном платье, на груди — орден «Мать-героиня». Это в честь возвращения мужа.

— Сегодня, Майса, ты красивая… как невеста! — оглядывая жену, ласково сказал Байрамгельды. — Этот свой орден ты заслужила больше, чем кто-либо другой. Ты — настоящая героиня! Ведь всех десятерых наших детей, всех до единого, ты подняла в одиночку, без моей помощи!..

От этих слов Огульмайса расцвела еще больше. Ее большие синие глаза светились нежностью и любовью.

— А Бегенч и Клычли тоже приехали? — спросила Огульмайса.

— Приехали. Скоро явятся к нам.

— Ну, а меня ты не бросишь теперь?

— Нет, не брошу, — серьезно сказал Байрамгельды, привлекая к себе жену. — Теперь мы будем вместе. На всю жизнь. Я буду копать коллекторы, дренаж, строить где-нибудь по-соседству с нашим селом, а ты будешь привозить мне вкусные обеды. Вот так мы и будем жить. Правда, на канале надо построить еще два водохранилища, но это уже сделают другие, более молодые, чем я.

Байрамгельды ушел в другую комнату, переоделся. Белая сорочка, галстук и новый коричневый костюм преобразили его, сделали молодым, красивым. Яркой искоркой вспыхнула и засверкала на груди Золотая Звезда героя.

А в это время во дворе, на пылающих глиняных очагах, где стояла целая батарея казанов, расставлялись столы, стулья. Возле котлов, давая указания своим помощникам, деловито и весело хлопотал Курбан-ага.

Но что за праздник без певца! Вскоре откуда-то пришел и бахши. Он занял место на топчане и, пока готовился праздничный обед, играл на дутаре[8] и пел песни, прославляя силу и доблесть могучих батыров[9], повернувших неукротимую Джейхун в сторону знойных песков необъятной пустыни.



ХЛЕБНЫЙ ЖЕНИХ