Раньше такой спешки не было. Каждый верблюд в свадебном караване был украшен с головы до ног. К передним его ногам выше колен пристегивались крупные медные бубенцы с мелодичным звоном.

Особенно нарядно выглядела белая верблюдица — Акмайя, которая везла невесту. Акмайя — верблюдица волшебная. Это ее именем туркмены называют Млечный путь. Согласно легенде, звезды его зажглись из капель молока, пролитого Белой верблюдицей на ночном небе. Туркмены издревле почитают ее, как самое доброе из домашних животных. Поэтому то она и служила для перевоза невесты в дом жениха.

Как уже сказано, украшалась Акмайя особенно пышно. На ней сооружалась небольшая будочка — кеджебе, откуда на три стороны открывался широкий простор и обзор. С боков чуть не до самой земли свисала с нее разноцветная бахрома. Такие же будочки-паланкины подвешивались и к бокам других верблюдов; в которых, покачиваясь, ехали родственницы жениха.

Сидя высоко над землей в своем торжественном кеджебе, невеста все примечала: людей, встреченных на дороге, деревья вдоль обочины, ровные поля, холодный блеск воды в заросших бурьяном оросителях, круглые юрты мирного аула. С радостным волнением видела она в окошечко своего паланкина, как на горячих скакунах вихрем проносятся вперед и назад лихие джигиты — охрана свадебного каравана. И все запоминала: каждую птичку, вспорхнувшую с дороги, каждое облако в небесной синеве, каждый звук в неоглядной и милой степи.

Нежно позванивая колокольцами, гордо шагал караван. Не торопясь, он вез невесту к новой неведомой жизни. И вспоминать этот переезд она будет до глубокой старости, как самое светлое событие своей короткой юности.

…Когда «Волга» подкатила к дому Муратберды и невеста вышла из машины, раздались восторженные возгласы встречавших, заиграла музыка. Заглушая людские крики, широко и властно рассыпались серебристые звуки аккордеона, гулко и весело загремел бубен, нежно запел гиджак.

Молодежь пустилась в пляс.

Встречать невесту вместе со своими друзьями вышел и Джума, одетый в белую папаху, красный халат и легкие сапоги. Увидев Эджегыз, он побледнел от волнения, радостным блеском вспыхнули глаза. Он готов был сейчас же броситься к ней, взять ее на руки, и как самое дорогое сокровище, внести в дом. Сделать это совсем было не трудно — лишь перейти улицу… И Джума уже двинулся было вперед, но друзья остановили его:

— Постой, Джума, не спеши, — сказали они. — Тебе не положено быть на виду. Пойдем-ка лучше в дом.

Джума досадливо махнул рукой, сердито блеснул глазами, но воле друзей подчинился.

Той начался. Многочисленным гостям, заполнившим дом и двор, подали угощение. На просторной веранде, где собрались люди наиболее почтенного возраста, в сопровождении дутара и гиджака высоким голосом пел сухощавый старик. Его песни хорошо были слышны и на улице, и во дворе, и женщинам, находившимся в комнатах.

Вокруг борцовской площадки кипели страсти многочисленных болельщиков, с волнением следивших за ходом борьбы. А желающих померяться силой и ловкостью было немало. Каждому победителю вручался денежный приз или ценный подарок.

Недалеко от борцов, в плотном кольце толпы, бесшумно сидели участники другого соревнования) «чеке-чеке». Это соревнование на выдержку. В малиновокрасных халатах и коричнево-черных бараньих шапках они сидели широким кругом. Всего человек двадцать. На смуглых, сильно загорелых лицах — каменное спокойствие. У кого-то из них спрятан небольшой предмет: скажем, ножик, табакерка или монета. Один из участников этой игры заходит в круг, опускается на корточки и прицеливается острым взглядом в лицо сидящему напротив толстяку: не у него ли спрятанный предмет? Нет. Толстяк ничем не выдает своего волнения. Значит, предмет не у него. А может, все-таки у него? Тогда тот, кому поручено искать спрятанную вещь, берет толстяка за руку и не хуже многоопытного доктора прислушивается к ударам пульса. Потом прижимает палец к пульсу на шее. Минуты два длится прослушивание. Нет! Пульс у толстяка совершенно нормальный.

Потом такому же строгому осмотру подвергается, второй, третий, четвертый и пятый участники игры. Прямо чудеса! И они невозмутимы! И их не улучить в хранении спрятанного предмета. Наконец он подсаживается к шестому игроку и тот сразу становится белее полотна.

— У тебя! — говорит искатель предмета. Но тот отрицательно мотает головой. Тогда толстяк вынимает из кармана ножик и, гордо усмехаясь, показывает его народу.

В это время в дом, где сидел с друзьями Джума, вошли два благообразных старика, одетые в легкие томно-желтые халаты из верблюжьей шерсти. У одного старика лицо сухощавое, клином белая борода. У другого круглое, безбородое. Это были так называемые «пыяда казы» — «пешие судьи». Они пришли за женихом, чтобы отвести его к невесте и там совершить обряд бракосочетания — Ника. Смысл этого обряда заключается в том, чтобы проверить, не было ли какого насилия или принуждения в отношении жениха и невесты, все ли делается по доброй воле и обоюдному, согласию?

Когда «пешие судьи» и Джума вошли в комнату, невеста и Марал поднялись с кошмы. Безбородый старик взял Эджегыз за руку и увел в смежную комнату, где находились жених и второй «пеший судья».

— Скажи мне, дочка, как тебя зовут? — приступая к исполнению обряда, спросил невесту безбородый старик. Опустив голову, Эджегыз назвала свое имя. Но так тихо, что «пыяда казы» попросил ее повторить ответ три раза.

Посмотреть на обряд собралось немало любопытных.

— А теперь, Эджегыз, — продолжал безбородый, — скажи мне, как твоя фамилия?

Ответ был такой же тихий.

— И еще скажи мне, дочка: согласна ли ты выйти замуж за Джуму?

— Согласна, — ответила невеста.

Примерно такие же вопросы были заданы и жениху. Получив положительные ответы, старики повернулись к собравшимся и объявили:

— Все хорошо! Согласие получено?

После этого Джума вернулся к своим друзьям, а невеста осталась дома под опекой Марал.

Поздно ночью, когда замолкла музыка и гости разошлись по домам, невесту привели в дом жениха. Сюда же пришли Джума, его родственники, друзья.

Усадив рядом жениха и невесту на пол, их накрыли кумачовым полотнищем: начался один из самых веселых обрядов. Женщины и девушки, окружавшие молодых, запели шуточные песни-наставления, адресован-ные в основном жениху. Смысл этих песен, если их пересказать прозой, заключается в том, чтобы муж не одевал жену в белое и голубое (у туркмен — это символ траура). Чтобы не кормил ее ячменным хлебом и не давал в обиду злым, жестоким людям. Во время исполнения этих песен одна из женщин, по старой обрядовой традиции, громко «стригла» воздух большими ножницами над головами молодых, как бы отгоняя от них злых духов.

Когда с жениха и невесты сняли покрывало, кто-то от сорочки Джумы оторвал пуговицу. Эджегыз была уже наготове. Достав иголку с ниткой, она ловко пришила пуговицу на прежнее место, также быстро развязала кушак на Джуме и сняла с него сапоги. Вслед за этим кто-то из шутников попросил невесту обследовать его голову: может, она плешивая? Под общий хохот собравшихся невеста сняла с Джумы белый тельпек и несколько раз провела рукой по его волосам. Нет, все в порядке: у жениха на редкость густая шевелюра!

Потом кто-то из мужчин подал Джуме плетку: «На, мол, поучи малость свою Эджегыз, чтобы во всем слушалась мужа».

Взяв плетку, Джума весело глянул на смущенную невесту, и в шутку стал «хлестать» тех, кто находился рядом. Уклоняясь от ударов, все стали пятиться к двери и вскоре вышли из комнаты, оставив наедине жениха и невесту.

…Свадьба продолжалась и на третий день. Теперь Джума бодро разгуливал среди гостей и с гордостью принимал добрые пожелания благополучия и счастья а семейной жизни.

Во второй половине дня рядом с домом Кичи-ага состоялась борьба женщин, которая почти всегда проходит весело.

Так было и на этот раз. Прямо на улице были расстелены кошмы, вокруг которых собралось немало зрителей. Участницы соревнования разделились на две небольшие группы, заняв места по краям кошм — друг против друга. На одной стороне молодые девушки, подружки и односельчанки Эджегыз, приехавшие вместе с нею. На другой стороне — шеренга замужних женщин молодого в среднего возраста во главе о колхозной дояркой Аксолтан Мурадовой. Судя по строгому блеску ее больших глаз и засученным по локоть рукавам ярко-красного платья, Аксолтан настроена была по-боевому. В правой руке, спрятанной за спину, она держала женский головной убор — борык, обвитый цветным платком. Вот этот-то борык и нужно во время борьбы с девушками надеть на голову невесты, сняв о нее украшенную серебром тюбетейку.

С той минуты, как только на голову невесты будет надет борык, невеста считается замужней женщиной. Этот переход от девичества к замужеству на туркменских свадьбах почти всегда отмечается веселой и бурной борьбой женщин.

Девушки, чтобы усилить свои ряды и оказать достойное сопротивление противнику, поставили в середину своего ряда не уступающую в силе и ловкости доярке Аксолтан юную колхозницу Акгуль Аймамедову. Акгуль — девушка видная, яркой красоты. Лицо белое, как фарфор, без единого пятнышка. И на этом белом лице светились удивительно живые продолговатые глаза. И выходит, что имя Акгуль, Белый цветок, ей было дано неспроста.

Когда женщины приготовились к схватке, откуда-то явился судья — молодой худощавый человек, одетый в яркую спортивную форму. Оглядев женщин, он звонко крикнул:

— Внимание! Буду считать до трех. Как только скажу три! — начинайте… Итак, раз, два, три!

Женщины быстро сошлись, словно ударились друг о друга две красные волны. Как и следовало ожидать, в центре всеобщего внимания оказались Аксолтан и Акгуль. Симпатии зрителей разделились. Одни «болели» за доярку, другие — за Белый цветок, и обеих подбадривали воодушевляющими криками.