Его глаза засверкали так же ярко, как и ее, стальные пальцы обхватили ее руку.

— А если я предпочту не следовать твоему совету?

Каро вызывающе вскинула голову:

— Тогда вы не оставите мне выхода, и придется вас нокаутировать! С какой радостью я нанесу удар по вашему надменному подбородку!

От изумления Доминик даже вздрогнул, сердитый блеск в глазах сменился невольным восхищением. Он коротко рассмеялся:

— Несомненно, ты самая необычная женщина из всех, кого я когда-либо знал!

К сожалению для него, гнев самой Каро оставался таким же неистовым, как и раньше.

— Потому что предпочитаю не закатывать истерику, как поступили бы на моем месте многие женщины, а отвечаю угрозой на угрозу?

— Совершенно верно. — Он слегка ослабил хватку, но не выпустил ее. — Каро, сейчас я вовсе не собирался оскорблять тебя, сказав, что готов предложить руку, если у тебя будет ребенок…

— Да неужели? — Она тряхнула головой. — Как прикажете вас понимать? Мне следует быть благодарной за ваше предложение жениться на мне из чувства долга? Считать себя польщенной после того, каким прискорбным вы находите все случившееся? Решить, что, поскольку вы совершенно убедились в моей невинности, мне нужно радоваться, что вы готовы взять на себя ответственность и стать отцом ребенку, которого я произведу на свет через девять месяцев?

— Ты искажаешь мои слова…

— Ничего подобного! — пылко возразила Каро. Гнев ее разгорался тем сильнее, чем больше она думала о так называемом брачном предложении Доминика. Сейчас она в самом деле готова была ударить его кулаком по надменному подбородку! — Пожалуйста, лорд Вон, примите мои уверения в том, что, если меня в самом деле постигнет несчастье носить под сердцем вашего ребенка, вы будете последним, к кому я решусь обратиться за помощью!

Доминик решительно посмотрел на нее сверху вниз:

— К кому еще тебе обращаться, кроме меня?

Возможно, Каро сама повела себя безрассудно, приехав в Лондон и особенно став певицей в игорном клубе для мужчин, и еще безрассуднее повела себя сегодня утром, занявшись любовью с Домиником. И пусть дело зашло слишком далеко, ничто не меняет того, что на самом деле она — леди Каролина Коупленд и дочь графа. Они с Домиником занимают равное положение на общественной лестнице. И пусть он понятия не имеет, кто она такая, он — само воплощение высокомерия!

— Сэр, у меня есть друзья и помимо вас. — Каро смерила его пренебрежительным взглядом, что было совсем нелегко, ведь в росте она значительно уступала ему. — Добрые и верные друзья, которые отнесутся ко мне искренне и по-доброму, что бы я ни натворила. — Каро считала своих сестер подругами, а не только родственницами. Она не сомневалась, что и Диана и Элизабет встанут на ее сторону, что бы с ней ни случилось.

Уголки его губ презрительно дернулись.

— Где же были твои друзья последние две недели?

Она гордо вскинула голову:

— Там же, где и всегда!

Каро приятно было сознавать, что сестры ждут ее в Шорли-Холле и встретят с распростертыми объятиями, когда бы она ни решила вернуться. Несомненно, она получит строгий выговор от Дианы за то, что сбежала из дома, а Элизабет шепотом попросит ее поделиться своими приключениями, как только они останутся одни. И все равно Каро не сомневалась: что бы ни случилось, сестры ее защитят…

Доминик нахмурился и снова крепко схватил ее за руку:

— Черт побери, Каро…

— Похоже, завтра у меня на руке синяков будет не меньше, чем у лорда Торна! — заметила Каро, хотя ей совсем не было больно.

И все же одной фразы, оброненной вскользь, хватило, чтобы он немедленно опомнился.

— Прошу прощения. — Как она и предчувствовала, Доминик в самом деле тут же отпустил ее руку. — Каро, хотя бы ненадолго оставь упрямую гордость и подумай о…

— О сомнительной чести стать вашей графиней? — презрительно парировала она. — Я обо всем подумала, милорд, и предпочла отказаться от подобного выхода! — Она смерила его по-королевски презрительным взглядом.

Доминик чувствовал, что терпение его на исходе. Он лишь хотел быть справедливым. Он обещал жениться на ней, если окажется, что она ждет ребенка. Почему она еще сильнее оскорбилась? Похоже, что бы он ни сказал, что бы ни сделал, он лишь усугубляет свое положение. Едва ли ему удастся вернуть ее благосклонность…

Но хочет ли он обрести ее благосклонность? Может быть, для них обоих будет лучше, если он оставит все как есть? Неприятно постоянно терпеть ее колкости и холодность, но что им остается? Очередная пылкая ссора? Доминик по-прежнему горел от страстного желания, хотя и понимал, сколь неуместным станет повторение утреннего опыта.

Одного взгляда на Каро было достаточно, чтобы вспомнить, какая у нее шелковистая кожа. Вспомнить ее твердые, словно камешки, соски, которые он еще так недавно ласкал губами. Горячий жар ее гладких и в то же время крепких бедер, когда она принимала его… Нет, наверное, гораздо спокойнее будет привыкнуть к новым, холодным отношениям!

— Как хочешь, Каро, — надменно ответил он, отворачиваясь и нарочито медленно поправляя манжеты рубашки.

Каро вспыхнула, когда он повернулся к ней спиной.

— Не представляю, о чем я только думала сегодня утром, позволив вам заняться со мной любовью, когда вы воплощаете собой все, что я больше всего презираю в мужчинах!

Он круто развернулся к ней, ноздри у него раздувались от бешенства. Ей наконец удалось довести его до белого каления.

— То же самое я могу сказать о вас. Ваш мятежный нрав — это именно то, что я ненавижу в женщинах!

Каро смерила его холодным взглядом:

— Значит, мы согласны в том, что не любим друг друга?

Он стиснул зубы:

— Вот именно!

Она сухо кивнула:

— Тогда, лорд Вон, желаю вам всего хорошего.

Доминик в досаде пожирал ее взглядом. Он еще не встречал женщины, способной так быстро довести его до бешенства… До неистовства! И вызвать в нем такое горячее желание…

Логика подсказывала Доминику: если он хочет сохранить здравый рассудок, нужно держаться подальше от Каро — даже если ему еще какое-то время придется ее опекать. Когда она рядом, в него будто дьявол вселяется и он теряет всякое самообладание…

Каро вмешалась в ход невеселых мыслей Доминика, спросив:

— Должна ли я оставаться здесь узницей, как в другом вашем особняке, до тех пор, пока не исчезнет угроза со стороны Николаса Брауна, или мне можно ненадолго выезжать покататься?

Доминик окинул ее взглядом. Внутренний голос подсказывал, что лучше, ради ее же блага, отказать ей даже в этом маленьком удовольствии. Однако тот же внутренний голос напомнил, что Каро не будет мириться с ограничениями. Утром она нарушила запрет — и к каким ужасным результатам это привело!

Он скривил губы. Если он запретит ей выезжать, она, скорее всего, придумает, как обойти запрет, и тогда трудно даже представить, что может произойти! Гораздо спокойнее все время знать, чем она занимается.

— Да, вы можете кататься в карете.

— Как вы добры! — с явным сарказмом проговорила она. — Обязана ли я брать с собой служанку?

— Я не вижу необходимости выезжать со служанкой, если вы не захотите этого сами. Здешние грумы и кучера — также мои старые товарищи, — добавил он, не давая ей возможности вставить еще одну колкость. — Они способны позаботиться о том, чтобы с вами не случилось ничего плохого.

— Ничего плохого? Вы, наверное, хотели сказать: ничего хуже, чем уже случилось?

Доминик поморщился — стрела попала в цель. Как он жаждал заключить в объятия эту своевольную женщину! Поцелуями заставить ее подчиниться, если уж не удается добиться ее послушания по-другому. И в то же время он понимал, что не должен, не имеет права прикасаться к ней.

— Завтра я снова заеду к вам…

— Вам совершенно незачем утруждать себя и беспокоиться на мой счет, — отрезала Каро.

Доминик с трудом подавил раздражение. В конце концов, ему ведь не удалось ни подчинить ее своей воле, ни защитить от зла.

— Тогда позвольте откланяться.

Она холодно кивнула:

— До свидания, лорд Вон.

Доминику больше ничего не оставалось. Он не знал, что еще сказать или сделать, чтобы между ними все снова стало как прежде.

Правда, он еще не понимал до конца, как назвать то, что все-таки было между ними…


Убедившись, что граф уехал, Каро преисполнилась беспокойством. Остаток дня и долгий вечер предстояло коротать в одиночестве. Скорее всего, то же самое ждет ее и завтра, ведь она сама сказала Доминику, что ему не обязательно навещать ее.

Он сам виноват — не нужно было нарочно злить и оскорблять ее! Впрочем, и сама Каро в долгу не осталась.

А ведь все могло быть совершенно по-другому, если бы, вместо того чтобы так оскорбительно сделать ей предложение, Доминик признался в любви!

А если бы признался? — снова и снова спрашивала себя Каро. Что бы она тогда ответила на его предложение руки и сердца? Ответила бы она ему таким же признанием, прежде чем дала согласие стать его женой?

Мысль о том, что она могла бы сделать и то и другое, так смутила Каро, что она поспешила прочь из гостиной и спустилась вниз. Велела Денби заложить карету, а затем ненадолго поднялась к себе в спальню за шляпкой и накидкой. Ей показалось, что после ухода Доминика резко похолодало…

Каро понятия не имела, куда ей поехать кататься. Она хотела лишь одного: бежать из заточения… и от воспоминаний! Оказаться, пусть и ненадолго, подальше от этого дома.

Она велела кучеру ехать в тот же парк, где они с Домиником катались вчера; втайне ей хотелось еще раз увидеть девушку с собачкой, до боли похожую на Элизабет. Впрочем, желание ее не сбылось. Зато довольно скоро ей наскучили любопытные взгляды. Всем встречным хотелось узнать, кто едет в черной карете с гербом графа Блэкстоуна на дверцах.