— Я тоже слышал, что угрожал, — кивнул Берг, — но про Ячменева он не сказал ни слова.

— Ну да, про Ячменева не было… — Маша потупилась. — У него кличка, оказывается, Алеша Попович. А про Поповича слышал?

— Слышал, да, про Попович, — удивился Берг. — Но я думал, попович — это маленький поп, священник…

— Вот и пошли, расскажем следователю, пусть он и разбирается. — Маша решительно двинулась к зданию РОВД.


Следователь беседовал с ними по очереди. Когда вызвали в кабинет Машу, она растерянно кивнула Бергу — он быстро пожал ее руку — и переступила порог. Следователь оказался подтянутым, коротко стриженным брюнетом с пронзительными синими глазами. Ими он так и сверлил Машу, пока она снова рассказывала историю с самородком в форме будильника: как оказалась свидетелем ссоры Пегова и Кирилла, как потом нашла «будильник» в пещере.

Под ледяным взглядом Маша сжалась, начала сбиваться, перескакивать с одного на другое.

Самородок следователь взял двумя пальцами, рассмотрел внимательно, Маше показалось — брезгливо. Спросил, зачем Маша взяла самородок из пещеры. Она сбивчиво попыталась рассказать, что сначала подняла машинально, так как вспомнила про ссору и поняла, что это именно тот «будильник», а потом взяла, чтобы сохранить, если жулики придут ночью и все заберут… Тогда доказательств того, что Пегов возвращался на бивуак, не было бы…

— А это, по-вашему, доказательство? — прищурился следователь. — Может, это вы возвращались, а теперь мне голову морочите?

— Ну, как знаете… Я еще вам хотела сказать… — Маша теперь и сама не знала, стоит ли говорить следователю о своем открытии, настолько он был неприветлив. Еще подумает, что она хочет очернить уважаемого человека. — Когда Пегов и Карагодин ссорились, Кирилл упомянул человека по фамилии Попович. Ну что этот Попович может якобы прикрыть Дмитрия по просьбе его сестры Виктории…

— Ну и что этот Попович? — скучно спросил следователь. — При чем здесь он?

— А Пегов ответил, что Попович вот где у него, и сжал кулак вот так. — Маша сама не знала, как пояснить свою уверенность. — В том смысле, что Попович тоже в этом замешан, понимаете…

— Ну и?.. — Следователь покачал головой. — К чему вы все это?

— А к тому. — Маша закусила губу — Вы же не можете не знать, что Попович — это прозвище замглавы администрации Ячменева Алексея Александровича!

— Да ну! — Следователь внезапно развеселился. — И что, Пегов прямо так и сказал: Алексей Александрович Ячменев вот у меня где? Так и в протокол занести? Или все же про Поповича?

— Заносите! — Маша вздернула нос. — Господин Берг это тоже слышал, так что нас двое!

— Ну, господин Берг — иностранец, его в наши дела мешать не к чему! — наставительно произнес следователь. — Ну ладно, проверим все, что вы тут наговорили…

Он еще раз недоверчиво покачал головой, долго тюкал в ноутбуке двумя пальцами. Оказывается, составлял протокол «изъятия вещественного доказательства», дал ей подписать. Велел внимательно прочитать свои показания и подписаться под ними на каждой странице. Маша подписала и спросила дрогнувшим голосом:

— Вы, похоже, мне не верите?

— Верить или не верить вам будет суд, — осек он. — Мое дело — опросить и собрать доказательства. Свободны. И попросите войти господина Берга Андреаса.

Маша скованно поднялась, вышла в коридор. Берг живо встал ей навстречу, но она только махнула рукой: иди, твоя очередь.

Она просидела в коридоре не меньше получаса, когда Берг вышел — ей показалось, спокойный и довольный. Он крепко взял ее за руку и вывел из прокуренного и пропахшего гуталином здания РОВД. Свежий ветер ударил в лицо, по небу тяжело ползли серые тучи.

— Ничего, Мария, он сказал, что нас вызовут на суд — ты ведь поедешь сюда со мной на суд? — почти весело спросил Берг.

— Да ну тебя, Андрей! — с досадой сказала Маша. — Чего ты веселишься? По-моему, он ни одному моему слову не поверил, решил, наверное, что я хотела спереть самородок.

— Спереть? Что это — спереть? — переспросил Берг, явно поддразнивая ее. — Если бы мы хотели, мы могли бы спереть все самородки из пещеры, разве нет?

— И попасться с ними в аэропорту, да? — засмеялась Маша.

— А я ему так и сказал, что могли бы взять, если бы захотели, — захохотал Берг.

— Шутник, да? — фыркнула Маша. — Ну, теперь не удивляйся, если нас шмонать будут на всем пути следования, как уголовников.

— Шмонать? — опять переспросил Берг. — Мария, мне казалось, что ты воспитанная девушка и не используешь таких криминальных слов. Оказывается, я ошибался.

— Ну так наконец узнаешь обо мне всю правду! — засмеялась Маша.

— Вот так лучше, — прижал ее к себе Берг. — Мне нравится, когда ты смеешься, и не нравится, когда ты грустная. Я должен сходить к пограничникам, я обещал отдать снимки. Пойдем вместе?


Пора было возвращаться в Москву, но Маше даже думать об этом не хотелось. Когда поздним вечером позвонил главный и строгим голосом поинтересовался, когда же Зотова думает возвращаться на работу, она сказала, что они с Бергом попали в свидетели по уголовному делу и пока не отпускает следователь.

Главный разозлился, сказал, что немедленно будет звонить в областную администрацию и потребует, чтобы их отпустили. Но Маша, юля и на ходу придумывая аргументы, уговорила его пока не вмешиваться — будет только хуже. На самом деле ей было страшно представить, что все кончится, как только они с Бергом прилетят в Москву.

Она не хотела думать об этом, не хотела даже представлять, как они будут прощаться. И тем не менее прекрасно понимала, что история подходит к концу, и собирала в кучку все свое мужество, чтобы не раскиснуть. Берг же, напротив, выглядел веселым и счастливым, смотрел на нее с обожанием и норовил прикоснуться при каждом удобном случае.

Нефедов пообещал, что договорится о местах в самолете, как только она назовет дату. И Маша наконец решилась: еще два дня, и они улетают.


Эти последние дни прошли в суете. Машу и Берга еще раз пригласили к следователю — «на беседу», как выразился присланный в гости ницу молоденький милицейский сержантик. Оказывается, начальника РОВД Кравчука тоже арестовали по подозрению в соучастии в том же «золотом деле», следователя районной прокуратуры от дела отстранили. В РОВД теперь сидела целая команда следователей, не то областного УВД, не то ФСБ — Маша так и не поняла.

Другой следователь, пожилой, постоянно сосавший мятные карамельки дядька — видно, отвыкал от курения, — был с ними предельно вежлив, попросил еще раз повторить все, что они уже рассказывали. Маша успокоилась, рассказывала все подробно, Берг принес флешку со снимками из пещеры и с операции на берегу, чем сильно расположил к себе следователя.

Вечером Маша предложила:

— Давай сходим на рыбозавод, хочу попрощаться с Раей. А то нехорошо как-то — уехать не попрощавшись.

Раису они нашли на веранде. Та сидела на продавленной кушетке, бессильно бросив руки на колени. Маше показалось, глаза у нее были заплаканы, но она приветливо улыбнулась, захлопотала с чаем. Деликатный Берг ушел к мальчишкам, которые опять колдовали над древним велосипедом.

— Рая, мы завтра улетаем. Я хотела тебе сказать большое спасибо за все! — Маша порывисто обняла Раису. — Ты столько для нас сделала. Будешь в Москве, непременно заезжай, буду рада.

— Да что я там сделала, — отмахнулась Раиса. — И в Москву мне вряд ли светит. Нет, уж лучше ты со своим немцем приезжай, в августе на будущий год — порыбачим, ягоды будут, грибы…

— А… ты разве будешь здесь? — осторожно спросила Маша.

— Да куда же я денусь? — спокойно спросила Раиса и прямо посмотрела на Машу своими удивительными зелеными глазищами. — Тут и буду.

— А… Николай Николаевич разве… — Маша чувствовала за ее спокойствием какую-то беду, но боялась сказать неосторожное слово.

— А Николай Николаевич с Галиной Афанасьевной улетают на материк, — все так же ровно проговорила Раиса. — К старшему сыну поедут, внуков нянчить.

— Рая, да как же это! А как же ты… вы… — Маша не находила слов. Она ясно вспомнила горячечный шепот на крыльце и лунный отблеск в глазах Раисы той ночью, когда ее так потрясла чужая страсть.

— Мы так решили, сами, — горько усмехнулась Раиса. — Мне сыновей надо поднимать, у него свои долги… В общем, любовь ушла, завяли помидоры!

Маша помолчала, она не знала, что говорят в таких случаях.

— А у тебя-то с твоим немчиком как? — полюбопытствовала Раиса, наливая чай и выставляя на стол неизменную миску с икрой, тарелку с ломтями хлеба, вазочку с пестрыми карамельками. — Он же от тебя без ума, только пальчиком помани.

— Да не знаю я, — с досадой на саму себя сказала Маша. — Здесь-то нам хорошо, а там, дома, у него жена, сын. Мальчик больной. Он, оказывается, и сюда поехал только ради него. Ему в Японии кто-то сказал, что на Императорских ваннах его болезнь лечится.

— Ты гляди-ка, а я думала, на экзотику позарился… — подперла щеку ладонью Раиса. — И что теперь?

— Откуда же я знаю, что теперь? — точно так же пригорюнилась Маша. — Там в пещере таблички какие-то были, как эту болезнь японцы лечили, а мы от них одни осколки нашли. Ему сказали, что надо еще какие-то грязи и морским ежом лечить… А у кого теперь спросишь? Тех японцев, поди, уже и в живых-то нет, кто это знал.

— А что японцы? — вдруг оживилась Раиса. — Во Владике, в Институте экологии моря, или вроде так как-то, есть такой профессор Неумывакин, он как раз препараты из голотурии и морского ежа разработал — мне Коля… Николай Николаевич рассказывал. Неумывакин к нам сюда несколько раз приезжал, тоже, помню, про комплексное лечение ваннами, грязями и своими препаратами рассказывал.

Только мне тогда-то ни к чему было… Ты его во Владик вези. Там точно узнаете.