— Молодец! Наверно, как и ты, работает и учится. А я его раньше не видела?

— Один раз, кажется… В прошлом году, на моем дне рождения. Долговязый такой, в очках.

— Нет, не припомню. Ну да неважно. Пора вам, дети. Юленька, будь поосторожнее! — напутствовала она их, провожая.

Примерно в это же время из старого вестибюля метро Парк культуры вышел Алик и неторопливо зашагал по направлению к дому у Зубовской. Жажда мести, необходимость отработать немалые бабки — вот что мобилизовало его силы. На сморщенном, как у старика, лице застыла решимость, глаза лихорадочно блестели.

На место он прибыл в четверть второго — лимузин с Петром и Юлей уже уехал. Прилично одетый — в поношенное, но фирменно, — Алик прогуливался вблизи подъезда, размышляя, как незаметно проникнуть внутрь дома. Наконец удобный случай представился: рядом остановилась пожилая женщина с детской коляской, собираясь открыть парадную дверь.

— Какой прелестный ребенок! — Алик заглянул в коляску. — Сосед я ваш, из двадцать шестой. Разрешите вам помочь? — И ухватился за коляску.

— Вы очень любезны, молодой человек! — благодарно улыбнулась она. — Если не затруднит, помогите затащить в лифт.

Дружески с ней переговариваясь, Алик вкатил коляску в подъезд и дальше к лифтам, мимо дежурной консьержки — та хорошо знала жиличку и решила, что с ней кто-то из родственников. На радостях Алик даже сопроводил ее в лифте до нужного этажа и помог затащить коляску в квартиру.

Решив первую часть своей задачи, он, чтобы не привлекать к себе внимания, спустился с лестницы пешком и затаился в нише за кабиной консьержки. Все время, пока ждал, действовал как запланировано: каждый раз, как кто-нибудь входил в подъезд с улицы или спускался на лифте, немедленно покидал свой пост и прятался на лестнице, которой никто, кроме детей с нижних этажей, не пользовался.


В ателье Петр и Юля задержались дольше, чем рассчитывали. Оказалось, талия у нее увеличилась не так сильно, как предполагали, — лишнее пришлось убрать.

— Да оставь все как есть! — уговаривал ее Петр. — И сейчас платье на тебе хорошо, а к свадьбе будет и совсем впору.

— Ничего за неделю не изменится. Не беспокойся, я в него влезу! — стояла на своем Юля. — Не хочу, чтобы висело на мне как балахон!

Когда наконец все сделали, как она желала, Петру вместо того чтобы ехать домой, пришлось отправиться с ней в детский магазин.

— Я уже многое припасла для нашего малыша, — улыбнулась Юля. — Не говорила тебе, чтобы зря не морочить голову. Знаю, как ты занят!

Поймав его удивленный взгляд, объяснила:

— Мне скоро совсем трудно будет двигаться, а такие вещи готовят загодя. Все крупное — коляску, кроватку, манеж — купишь после его рождения по моему списку. А сейчас нужно кое-что из мелочей. — И грустно вздохнула. — Была бы мама здорова — и проблемы нет!

Часа два провели в детском универмаге: Юля основательно, придирчиво выбирала. Сделав необходимые приобретения и даже купив под конец огромного размера плюшевую игрушку, вышли и сели в поджидавшую их машину. Передав покупки водителю, Петр помог Юле удобно устроиться в салоне.

К дому подъехали уже около четырех; Кирилла у подъезда не видно… Наверно, не дождался, с досадой подумал Петр. Ох, уж эти женщины! Разве с ними рассчитаешь время. Вылезли из лимузина, Петр открыл парадную дверь, взял из рук шофера, крупного молодого парня, покупки.

— Ты, Федя, посиди в машине. Я отнесу все это в дом и вернусь. Тут меня должен был ждать один человек. Может, отошел куда-нибудь… Приду — скажу, что делать дальше.

Водитель вернулся к машине, а Петр доверху нагруженный свертками, вошел в вестибюль, вслед за ним — Юля. Прождавший более двух часов Алик, вне себя от злобы и ярости, когда наконец увидел Петра не думая ни о чем выскочил из засады…

Загородил им дорогу и, держа пистолет в вытянутых руках, прицелился… Его не видели: Петру заслонял обзор огромный пакет с плюшевой игрушкой, а Юле — его широкая спина Казалось бы, Петр обречен…

Сколько ни готовился Алик к этому моменту, как ни тренировался, выстрелить сразу не удалось: руки тряслись, глаза застлал туман… Этих секунд промедления оказалось достаточно Петр уронил сверток и нагнулся поднять: в этот миг убийца как раз нажал курок — пуля досталась спутнице Петра…

Ничего еще не сообразив, кроме того, что нужно немедленно спасаться, Алик стремглав выбежал из подъезда. Обезумев от страха, даже не бросил пистолет, — продолжая сжимать его в руке, подпрыгивая, словно заяц, кинулся в сторону стройплощадки…

Когда в подъезде прогремел выстрел, водитель Петра, опытный телохранитель, сразу понял, что произошло, и по рации вызвал милицию. Выскочив из машины, бросился к дому, но тут увидел выбежавшего убийцу и устремился за ним. Бывшему десантнику не составило труда настичь мозглявого Алика. Сбив с ног, Федор заломил ему руку за спину, поднял с земли, и в полусогнутом состоянии, прихватив носовым платком пистолет, повел его, воющего от боли, обратно к дому.

Несчастному Петру, когда он осознал, что произошло, было не до поимки убийцы — на его руках умирала Юля… Пуля попала ей в грудь, — теряя сознание, она все пыталась ему что-то сказать, но получались лишь хриплые стоны… Так она и скончалась в его объятиях — еще до приезда «скорой помощи».

Глава 39. Расплата

Нелепая, трагическая гибель Юли сразила ее родных и близких, повергла в глубокий траур всех друзей и знакомых. Много пролили слез; только о том и говорили, проклинали убийцу, выражали сочувствие родителям, потерявшим единственную дочь и Петру, против которого, по общему мнению, и было направлено это злодейское преступление. Подозревали конкурентов.

Чета Яневичей замкнулась в четырех стенах, ни с кем не общалась и никого не принимала. Раиса Васильевна впала в тяжелую нервную депрессию, совсем занемогла и не вставала с постели. Муж неотлучно находился рядом, боясь потерять и ее… От горя и отчаяния остатки волос на его лысой голове стали совершенно седыми, он враз превратился в старика.

Заниматься организацией похорон дочери родители оказались не в состоянии, все хлопоты легли на плечи Петра и его родных. Ценой больших усилий, а вернее, затрат на взятки удалось договориться о выделении небольшого участка для погребения Юли рядом с могилой родителей Михаила Юрьевича Юсупова на Ваганьковском кладбище. Там недавно выкорчевали старое, высохшее дерево.

— Если удалить и эти негодные деревья, здесь можно обустроить фамильный участок. — Администратор кладбища, маленький, неопрятный толстяк, указал отцу и сыну Юсуповым на окружающие могилу три старые, полузасохшие липы.

Опустил глаза, многозначительно добавил:

— Это, естественно, вам дорого обойдется.

Договорились об отпевании в кладбищенской церкви.

— Какое ужасное несчастье! Какая трагедия! — сердечно посочувствовал им осанистый батюшка, внешне больше похожий на профессора, чем на священнослужителя, и поднял глаза к небу. — Так, видно, Богу угодно — взять к себе эту чистую душу. Царствие небесное!

Похороны Юли назначили на вторник в полдень. Оплатив счет в конторе ритуальных услуг, Петр и Михаил Юрьевич отправились к безутешным Яневичам — надо вместе решить оставшиеся вопросы. К тяжелому горю Петра добавлялось еще неизъяснимое чувство стыда, — словно он виноват, что случайно остался жив… Разговаривать с родителями Юли, видеться с ними — особенно трудно.

Когда появились в квартире на Зубовской и заглянули в спальню. Раиса Васильевна при виде Петра вновь бурно зарыдала; небритый заплаканный Яневич сделал им знак рукой, — мол, выйдите пока. Мрачно потупившись, отец и сын удалились в гостиную; немного успокоив жену, к ним присоединился Лев Ефимович.

— Вы уж извините, — пробормотал он охрипшим голосом. — Происшедшее нас подкосило. Сам никак не могу взять себя в руки… Чего же ждать от несчастной, больной матери?

Ни Петр, ни Михаил Юрьевич не нашли слов утешения; Яневич сделал над собой усилие, спросил:

— С похоронами все устроено? На Ваганьковском? Когда? Нет, простите, не могу! — И не выдержал, зарыдал, безвольно опустив голову на руки.

Юсуповы молча ему сопереживали; овладев собой, Лев Ефимович благодарно сказал, утирая мокрым платком глаза:

— Спасибо, друзья! Не знаю, что бы мы сейчас делали без вас… Я совершенно разбит, уничтожен!..

— Понимаем, делаем все, что необходимо. Вам ни о чем не надо беспокоиться, — ласково промолвил Михаил Юрьевич. — Твоя задача, дорогой Лев Ефимович, — проявить стойкость самому и помочь выдержать этот ужасный удар судьбы жене.

— Я тоже убит наповал, до сих пор не могу поверить, что это не страшный сон… — прошептал Петр. — Уж слишком все жестоко, несправедливо… Меня должны хоронить, а не Юленьку!

— Не нужно лишних слов, сын! — строго посмотрел на него Михаил Юрьевич. — Юленьку не вернуть. Такова, видно, ее доля, не нам спорить с судьбой.

Повернулся к Яневичу, положил ему руку на плечо.

— Мужайся, дружище! Очень тяжело, но нужно выдержать. — И слегка встряхнул безутешного отца. — Тебе сейчас нужно позаботиться о жене.

Сделал знак сыну, поднялся, попрощался.

— Будьте готовы во вторник, к одиннадцати; оповестите всех родственников, кто будет участвовать в похоронах. За вами сюда заедет автобус. В полдень на кладбище отпевание.

— Родственников немного… Мы уже дали отбой. С Анфисой наберется человек восемь, — отозвался не поднимая головы Яневич.

— Ничего, мест в автобусе всем хватит. А для поминок Петя снял близлежащее кафе. Все как полагается.


Руководство «Цветмета» обедало в отдельном зале при заводской столовой. Петр уже заканчивал с едой, когда к нему подошел худощавый человек в мешковатом, дешевом костюме. Генеральный директор с трудом узнал следователя Лаврентьева — он вел дело об убийстве Юли: до этого видел его только в милицейской форме. Тот поздоровался, подсел к его столику.