Лев Ефимович, провожая взглядом его статную фигуру, мрачно задумался. Впервые между дружными, понимающими друг друга партнерами произошло отчуждение.


Похищение Льва Ефимовича Яневича осуществили с гениальной простотой. После смерти Слепнева новый управляющий Горного банка перестал предоставлять ему персональную машину и приходилось вызывать такси. И в это солнечное утро, когда, свежевыбритый, благоухающий дорогим одеколоном, он вышел из гостиницы, водитель — верзила в кожаной куртке — встретил его у подъезда.

— Ваша фамилия — Яневич? Такси заказывали? — И указал на стоящую неподалеку «Волгу».

— Да, заказывал, — подтвердил Лев Ефимович. Таксист услужливо распахнул дверцу, и Яневич сел на переднее сиденье.

Машина быстро отъехала от бордюра, и не успел Яневич удобно устроиться, как сзади протянулись руки прятавшегося там бандита, на лицо была накинута пропитанная анестезирующим раствором повязка и пассажир сразу потерял сознание.

Об исчезновении главы «Алтайского самородка» первыми дали знать юристы, когда он не явился на назначенную встречу, — позвонили в гостиницу и переполошили жену и дочь. Раиса Васильевна, конечно, немедленно сообщила Петру, а гот известил отца, попросив его о срочной помощи.

Михаил Юрьевич, занятый неотложным заказом, выделил в помощь сыну Сальникова. Вместе с ним Петр взял в милиции сводку городских происшествий, обзвонил все больницы и морги, даже два раза выезжал на опознание — все безрезультатно: Лев Ефимович как в воду канул! Только после того, как по заявлению родных началось следствие, стало ясно, что произошло похищение, а возможно, и убийство. Важные показания дал швейцар гостиницы.

— Жаль человека, хороший клиент был, щедрый, — охотно сообщил он оперативникам. — Убили сердешного, я это сразу заподозрил! со вздохом добавил он. — Как увидел, в какую машину он сел. Видно, знали, что состоятельный господин.

— А чем тебе машина не понравилась? — насторожился опытный оперативник. — Что в ней особенного?

— Шашечек не было и грязная слишком! Номера заляпаны, будто нарочно. А вызывали такси!

Когда Петр и Сальников доложили обо всем Михаилу Юрьевичу, он без сомнений заключил:

— Похитили Льва Ефимовича — с целью выкупа. Скоро дадут о себе знать.

— А почему ты в этом уверен? Могли же и убить? — усомнился Петр.

— Маловероятно! У него не было наличных денег! — отрезал отец. — А судя по тому, что знаем, похищение хорошо спланировано; за ним давно следили. — Взглянул на часы и заключил: — Придется запастись терпением Раньше чем дня через два бандиты на связь не выйдут. А там посмотрим. Да вот еще что, — вдогонку бросил он сыну. — Передай Раисе Васильевне: пусть сдадут билеты и остаются в гостинице, пока не позвонят шантажисты!

Вернувшись домой, Петр еще раз обратился в милицию, узнал свежую сводку происшествий и только после этого соединился с гостиницей.

— Ничего утешительного сказать пока не могу, — честно сообщил он Раисе Васильевне. — Но и отчаиваться нет никаких оснований.

— Это почему же, Петенька? спросила она сквозь слезы, но с оттенком надежды. — Ведь до сих пор ничего не известно…

— Отец убежден, что Льва Ефимовича похитили с целью выкупа и дня через два бандиты предъявят свои требования, — Петр старался придать голосу больше уверенности. — Вам эти дни нужно дежурить у телефона.

— А мы-то сегодня собирались лететь домой! — горько посетовала она, но плакать перестала. — Вот уж судьба наказала… За что?..

— Все будет хорошо, Раиса Васильевна! — ободрил ее Петр. — Выручим Льва Ефимовича! А билеты нужно сдать. Как только установим связь с похитителями, — мягко добавил он, — переедете с Юлечкой к нам. Так вам будет легче перенести это тяжкое испытание.


Лев Ефимович Яневич очнулся в грязной, обшарпанной квартире: он сидел на жестком стуле связанный по рукам и ногам; единственное окно комнаты зашторено. В городе он или где-то в окрестностях? В комнате никого; болезненно стягивало рот налепленным скотчем…

Ясно — он в руках бандитов; он застонал от бессильной ярости; мужественный человек, не раз попадал в серьезные переделки, считал себя мудрым и предусмотрительным — и позволил так глупо себя провести…

Просто непостижимо: почему московские бандиты захватили именно его, — у них здесь своих богачей не хватает? Его же здесь и не знают! Кто-то навел? А может, не местная банда? — Он терялся в догадках.

Вскоре все прояснилось. Щелкнул отпираемый замок, дверь открылась, и в комнату вошел неуклюжий с виду тип — эдакий увалень, с наголо обритым черепом и свисающими «запорожскими» усами. Бросив на связанного свирепый взгляд — тому стало не по себе — и презрительно изрек:

— Ну как, землячок: сразу поделишься бабками, что наварил на нашем золотишке, или помучить немного? Говори! приказал он, больно отодрав скотч.

«Так вот откуда ветер дует — с Алтая! — мысленно отметил Яневич. — Ну и связи у бандитов в масштабе страны!» Пока не решил, как им противостоять, надо выиграть время.

— Само собой, лучше договориться! Чего вы хотите?

— Пол-лимона баксов — останешься живой!

— Нет сейчас столько! Вы сами знаете! — справедливо решив, что перед ним мелкая сошка и не стоит перед ней выгибаться, резко бросил Яневич. Это несерьезный разговор. Хочу видеть главного!

— А этого ты видеть не хочешь? — рыкнул на него Башун, делая неприличный жест. — Не нагличай! Не то фейс набок сворочу! — И поднес он к носу заложника огромный кулачище. — Нам все про тебя известно.

— Тогда должны знать: почти все, что у нас на депозите, пошло на оплату «Цветмета»! — Яневич пошел ва-банк. — Нет у нас сейчас рублевой наличности!

На секунду прервался и, не давая бандиту опомнится, играя «на прямоту», быстро добавил:

— Передай главному: могу дать сто тысяч баксов! Больше нельзя — остановится производство. Чтобы раздобыть еще, требуется время!

— Ничего, мы ведь можем и подождать, пока твои обернутся, — издевательски ухмыльнулся Башун. — Поживешь в нашей гостинице. Или комфорту мало?

Пора припугнуть нахального пленника, — вновь принял свирепый вид и гаркнул:

— Все! Хватит ломать комедию! Вот возьми! — И протянул трубку радиотелефона. — Звони своим и передай наши условия. Пусть готовят бабки! А может, ты пыток не боишься?

— Боюсь, признался Яневич и, собрав все свое мужество, сделал попытку поторговаться: — Но им столько не собрать, даже под залог акций. Скажу, что требуете двести тысяч. Это и в Америке деньги!

— Ладно! — неожиданно согласился бандит. — Долго держать тебя здесь нам не с руки — объешь еще. — Он не лишен был чувства юмора. — Триста штук зеленых! Когда и как передать, сообщим сами.

«Ну что ж, такую сумму можно получить, — облегченно подумал Лев Ефимович, набирая номер своего „люкса“, и мысленно понадеялся: — А Юсуповы найдут способ, чтобы вы ни черта не получили!»

— Раечка, это я! — жалобным, специально для бандита голосом произнес он, услышав в трубке взволнованное «алло!» жены. — Как видишь, пока еще жив. Передай Пете, чтобы поскорее собирал триста тысяч наличными! Долларов! Ты поняла? Иначе меня будут пытать!

Видя, что бандит показывает знаками, чтобы закруглялся, понимающе кивнул и артистично повысил голос:

— Все, Раечка! Говорить больше не могу! Вам еще позвонят… Не губите меня!

Ничего толком не соображая, поняв только, что муж пока жив, совершенно растерянная Раиса Васильевна повелела дочери:

— Поезжай немедленно к Юсуповым и передай, что бандиты требуют за него триста тысяч долларов. Будут пытать, пока их не получат… — И задохнувшись от волнения, крикнула вслед убегающей Юле: — В ногах валяйся, но упроси, чтобы выручили отца!

Выбежав из гостиницы, Юля поймала такси и через полчаса была уже у дома на Патриарших прудах. Услышав голос в домофоне, Петр вышел встречать ее к лифту. Вся в слезах, она бросилась к нему на грудь, не в силах сказать ни слова. Он ввел ее в квартиру, закрыл дверь.

— Вам звонили? Отец жив?

Юля молча кивнула и зарыдала еще горше. Лишь выплакавшись и измочив ему рубаху слезами, опомнилась и сообщила:

— Его пытают! Требуют огромную сумму — триста тысяч долларов. — Задохнулась от волнения и вдруг упала на колени, взмолилась: — Петенька! Милый, любимый! Спаси папу! Что такое деньги, когда речь идет о человеческой жизни?

Никогда еще Петр не был так взволнован, как при виде ее отчаяния.

— Встань немедленно! Успокойся, Юленька! — горячо воскликнул он, поднимая ее с колен и заключая в объятия. — Ну как ты можешь сомневаться? На все пойду, но выручу Льва Ефимовича!

Юля выглядела такой беспомощной, беззащитной… он чувствовал к ней невыразимую нежность.

— Ну не надо так волноваться и страдать! — уговаривал он, покрывая поцелуями ее мокрое от слез лицо. — Мы его обязательно спасем, не останетесь вы с мамой одни!

— Петенька, милый, я так боюсь! — горячо шептала Юля, дрожа и прижимаясь к нему всем телом. — Не хочу возвращаться в гостиницу… Там страшно… мама дежурит у телефона и плачет… Я этого не вынесу!

— Вот и оставайся у нас! Вернется мама из театра, устроит тебя в комнате сестер, — ласково предложил Петр, продолжая ее целовать и чувствуя, как его охватывает неудержимое желание.

Ей было бесподобно хорошо в его сильных объятиях. С ним ничего не страшно, а о близости она мечтала давно. Ощутив, как он жаждет того же, Юля приняла решение.

— Петенька, возьми меня, сделай своей!.. — жарко прошептала она, умоляюще на него глядя. — Мне станет легче, если буду знать, что у меня есть ты… Можешь не жениться, я все равно буду счастлива…

— Не говори так, Юленька! — шептал он в ответ, уже не в силах сдержать страсть. — Конечно, мы поженимся… Я этого хочу! — И, подхватив ее на руки, унес к себе в комнату.

Весь горя от давно сдерживаемого желания, преисполненный стремлением утешить ее и дать ей счастье, он был чуток и нетороплив. Потеря девственности произошла у нее почти безболезненно; испытывая несказанное блаженство, Юля покрывала его мокрую от пота грудь благодарными поцелуями.