Доктор Нонна - Зойка моя!

– Не переживай, – успокоил Покровский. – Я завтра днем позвоню лечащему врачу Татьяны, который присылал мне последние результаты ее анализов, и спрошу про дату операции. Потом тебе сообщу.

– Спасибо, отец. – Арсений слегка успокоился и пошел обратно в комнату, где на столе лежала открытая книга по фармакологии. А Зойка продолжала висеть на отце и рассказывать свои девичьи новости. Геннадий вздохнул с облегчением: «Вроде девочка отошла от потрясения».

В пять утра раздался телефонный звонок. Галина Павловна услышала его первой сквозь чуткий сон и взяла трубку. Буквально через минуту она ее положила и простонала: «Боже! Горе какое!»

Из спальни выбежал Геннадий и по глазам няни все понял.

– Я в больницу, детей не будите и не говорите о случившемся, пока я не вернусь, – четко скомандовал мужчина. – Я улажу все дела, заберу Екатерину Леонидовну и вернусь.

Пожилая женщина кивнула головой и прошла на кухню.

Дети встали в этот день поздно. Первым вышел Арсений, который уже начал собирать вещи для завтрашнего путешествия в Германию. Мальчик был сосредоточен и задумчив, однако его чуткое сердце подсказало, что произошло что-то страшное.

– Галина Павловна, что случилось?

– Ничего, сынок, садись завтракать, – только и смогла сказать няня, но молодой человек не поверил словам женщины и продолжил расспрашивать, надеясь помочь чем-то, что в его силах.

В этот момент на кухню вошла заспанная Зоя. Девушка терла виски и морщилась.

– Я ночью слышала звонок, – хрипло сказала красавица. – Кто это был?

– Никто, – хмуро ответила няня, наливая своей любимице чай.

– Что, ошиблись номером? – продолжала расспрашивать девушка.

В этот момент на кухню зашел Геннадий. Он молча подошел к форточке, открыл ее, сел за стол и достал сигареты.

– Папа, – воскликнула Зоечка, – ты никогда не курил, да еще и мне такой скандал из-за этого устроил!

– Зоя, сегодня утром дедушка умер, – тихо произнес Покровский, проигнорировав слова дочери. – Бабушка сейчас в больнице, ей колют транквилизаторы. Похороны состоятся в Иркутске через два дня. Там все устроят, я уже звонил и договорился. Тело будет отправлено завтра. Мы полетим тоже завтра. Надеюсь, что бабушка уже сможет перенести перелет.

Зоя в один момент изменилась в лице – что-то нежное и детское ушло из ее взгляда. За две последние недели она превратилась из маленькой принцессы во взрослую женщину. Девушка вдруг поняла, что в тот момент, когда к ним в дом зашел Арсений, она перестала быть единственной, самой лучшей и самой любимой, через неделю она «потеряла отца», узнав, что никакого кровного родства между ними с Геной нет, а вот сейчас она перестала быть внучкой, потому что любимый дедушка ушел из жизни.

– Тебе не надо лететь в Иркутск, – вдруг произнесла Зоя. – Дедушке теперь ничем не поможешь, а вот Арсению и его маме ты помочь еще в состоянии. Поэтому отправляйся в Германию, а мы с бабушкой и няней – на похороны.

– Ты что такое говоришь, дочь? – возмутился Геннадий. – Как ты могла предположить, что я не попрощаюсь с Борисом Львовичем? Как ты могла подумать, что я отпущу тебя одну?

– Попрощаться с ним ты можешь сегодня и завтра. В морг тебя пустят, – холодно произнесла девушка. – А лечу я не одна, а с родными. Арсению ты будешь нужнее. Мне кажется, что дедушка меня бы поддержал.

Последним предложением Зоя добилась своего – Гена понял, что на самом деле будет правильно сейчас полететь с сыном. Борис Львович, когда-то сказавший, что медицина – это призвание или даже диагноз, сделал бы то же самое – поехал туда, где его знания будут нужнее. Галина Павловна порадовалась тому, что ее малышка так правильно рассудила. «Значит, не эгоистку мы вырастили, раз о брате подумала в такой страшный момент», – решила няня и поцеловала девочку. Однако мотивы такого предложения у Зои были совсем другие. «Это я виновата в смерти дедушки, – в отчаянии думал 14-летний ребенок. – Это я его убила своим поведением, значит, я должна искупить вину перед ним. Я сама должна проводить его в последний путь, я сама должна помочь бабушке прийти в себя, раз это именно я забрала у нее дедулю. Я все сделаю сама, а ОН пусть летит с сыном, пусть искупает вину перед ним за то, что тот рос без него». С тех пор, как Зоя узнала правду, она не могла называть Геннадия папой. В разговорах с ним она старалась никак к нему не обращаться, а в своих мыслях именовала его исключительно «он». С этих пор начиналась совсем другая жизнь… и рождалась совсем другая Зоя.

– Геннадий Матвеевич, а при чем тут Инна? – спросила Галина Павловна у Покровского, который углубился в воспоминания прошедшего года.

– Я сам себе не признавался в этом, хотя меня очень ситуация тревожила, а уж вам-то и подавно не хотел говорить, – сказал мужчина. – Но здоровье дочери сейчас важнее всего остального, так что придется посмотреть правде в глаза. После того как Зоя узнала о том, что я ей не родной, ее отношение ко мне очень изменилось…

Следующим утром Геннадий с Арсением вылетели в Германию, а Зоя, Екатерина Леонидовна и Галина Павловна – в Иркутск. Мужчине такое решение далось нелегко, но он понимал, что сейчас трудно всем.

Уже днем отец с сыном входили в холл огромного больничного комплекса, где проходила лечение Татьяна. Персонал клиники хорошо владел английским языком, поэтому Покровскому не составило труда узнать о состоянии здоровья российской пациентки.

– Арсений, – тревожно посмотрел на сына Гена, – операция началась час назад. Доктор Норберг, с которым я держал связь, сейчас в операционной, поэтому подробностей мне сказать никто не может. Нам предложили подождать в приемной, а как только он освободится, ему сообщат о нашем приезде.

– Почему она не сказала? – чуть не плача, произнес мальчик. – Я же спрашивал ее.

– Наверное, не хотела тебя тревожить, – предположил отец. – Ты же знаешь, как сильно она тебя любит. Она сделала это для тебя. Пойдем выпьем кофе и будем ждать результатов.

Через три часа доктор Норберг вышел в приемную. Он поискал глазами родственников его пациентки и, обнаружив «мужа» и сына в дальнем углу комнаты, направился к ним.

– Добрый день, я доктор Норберг.

– Добрый день. Я доктор Покровский, мы общались с вами по телефону, – ответил Геннадий на английском языке, окрестив себя доктором. Вдаваться в сложные взаимоотношения, связывающие его с Татьяной, ему не хотелось. – Как прошла операция? Как Татьяна?

– Мне очень жаль… Женщина умерла на операционном столе. Мы сделали все, что могли. – Хирург развел руками, показывая свое сожаление о случившемся.

Покровский сел в кресло и закрыл лицо руками, Арсений стоял рядом и пока не понимал, что происходит. Мальчик сердцем чувствовал, что случилась беда, но разум пока отказывался принимать эту информацию. Пожилой немец вызвал медперсонал для родственников умершей на случай, если им понадобится какая-то помощь, положил руку на плечо мужчины, а потом сказал:

– Вам придется пройти потом к нашему юристу, чтобы уладить все формальности. Мне очень жаль.

Геннадий кивнул головой и постарался взять себя в руки. Рядом стоял Арсений и смотрел на отца и доктора широко открытыми глазами.

– Сынок, – голос Гены сорвался, – твоя мама только что умерла…

Мальчик побледнел, а потом сел на корточки, сжался и заплакал. Взрослый 15-летний подросток стал совсем маленьким в своем горе, боль стирала границы возраста, характера, пола и родства… В этот момент не было молодого человека Арсения, была только боль, сконцентрировавшаяся в одной точке, мешавшая дышать, думать, жить. Гена смотрел на сына и видел себя 16 лет назад, когда он жил, не зная слова «завтра». Тогда впереди ничего не было, только пугающая чернота. Он тогда еле выжил, и теперь его сын проходит через точно такую же боль. «Круг замкнулся, – в который раз подумал Покровский, оглядываясь на свою жизнь и замечая странные закономерности. – Круг замкнулся. Все искуплено. За все заплачено».

Мужчина схватил сына в охапку, прижал к себе и жарко зашептал: «Ты мой сын, ты моя кровь. Ты не один и никогда одним не останешься. Твоя мама ушла в другой мир спокойная за твою судьбу. Будь сильным, не подведи ее. А я тебе в этом помогу».

Слова отца благотворно действовали на Арсения, мальчик постепенно приходил в себя и успокаивался. Наконец он затих, углубившись в свои мысли и чувства. Потрепав сына по макушке, Геннадий встал:

– Пойдем, у нас с тобой очень много дел, сынок. И самое главное сейчас – умыться и пойти к юристам. Ты мне нужен, без тебя я не справлюсь.

Арсений кивнул головой и собрал свою волю в кулак: он должен быть сильным, мамы больше нет, но теперь есть отец, которому он нужен, и сестра, которой сейчас очень и очень тяжело.

Похороны проходили в Москве. Геннадий всем занимался сам, привлекая то и дело сына, чтобы не дать подростку уйти в мрачные мысли. Пока дела сыпались со всех сторон, тоска отступала, а именно этого отец и добивался. Зоя с няней задерживались в Иркутске, желая поддержать бабушку, которая из директора ликеро-водочного завода, властной и сильной женщины, превратилась в печальную и растерянную старушку. Девочка знала о беде, которая случилась в семье своего так называемого брата, и готова была вылететь в любую минуту, чтобы поддержать и Гену, и Арсения, но отец настоял на том, что ее присутствие здесь сейчас не нужно.

– Милая, – уговаривал дочь Покровский, – ты попадешь с одних похорон на другие. Я боюсь за тебя. В 14 лет девочки проводят время на дискотеках, а не на кладбищах и в моргах.

– Но вам же там сейчас тяжело, – настаивала Зоя. – Я вам нужна.

– Зайка моя, ты мне всегда нужна, и в горе, и в радости. Я безумно по тебе скучаю, но мне будет гораздо спокойнее, если я буду знать, что с тобой все в порядке, тебе ничего не грозит и ты приходишь в себя после всех потрясений.

– Ладно, папа, – произнесла девушка, не обратив внимания, что снова назвала мужчину отцом, – если тебе так спокойнее, то я останусь. Арсению передай мои соболезнования.