Бриджет мучительно переживала отсутствие мужа. Первые два дня просто не находила себе места, на третий с утра начала готовиться к встрече. Но Эйвен так и не вернулся. Она легла в постель и всю ночь пролежала с открытыми глазами, прислушиваясь к каждому звуку. Трещали сверчки, и квакали лягушки, но сколько бы они ни звали ее по имени, она не могла думать ни о ком, кроме Эйвена. Четвертый, пятый и шестой дни стали совсем невыносимыми. Поэтому она принялась собирать вещи, чтобы настроиться на отъезд.

Она взяла из гардероба шаль и швырнула на кровать.

— С шалью-то полбеды! — радостно воскликнула Бетси, подхватила ее и стала бережно расправлять на постели, чтобы Бриджет могла потом аккуратно сложить.

— Ты права, милая. Что шали, что простыни — с ними никакой возни. Хорошо было жить в Древнем Риме! Женщинам там не нужно было ничего паковать. Во всяком случае, им нечего было опасаться за свои туалеты. Можно было просто обернуться простыней вместо туники.

«Ребенку все равно нужен учитель, — подумала Бриджет. — Почему не попробовать обучать ее играя?»

Ей нравилось общаться с Бетси. Девочка только раз взглянула на шрам, в день их знакомства, а потом словно не замечала его. Наверное, все дети такие. У человека может тюльпан на носу распуститься, но ребенку достаточно раз посмотреть, чтобы больше не обращать на него внимания.

Бетси просто жаждала как-нибудь услужить взрослым, чем снискала всеобщее расположение. В тайной обители Эйвена вся прислуга обожала девочку, но к Бриджет относилась вежливо — и не более. Однако миссис Синклер не собиралась заискивать перед слугами, лишь бы заслужить их, улыбки. Да и вряд ли ее усилия увенчались бы успехом.

Слуги не то чтобы не любили ее, просто не замечали. Тот же дворецкий, живший здесь, вероятно, со времени закладки дома, обращался с миледи почтительно, но никогда не нарушал дистанции даже на дюйм. Разумеется, подчиненная ему челядь вела себя таким же образом. Даже садовники относились к Бриджет настороженно и никогда не вступали в разговор. С тех пор как уехал Эйвен, маленькая Бетси оставалась единственным существом, с кем она могла поболтать.

Однако, томясь в одиночестве, Бриджет все же не отважилась снова отправиться в Литтл-Ньютон. Если его обитатели показали себя неприветливыми дикарями в присутствии виконта, нетрудно было представить, как эти люди встретят ее одну.

На четвертый день она получила послание от Эйвена.

Дорогая Бриджет!

Как ты себя чувствуешь? Скучаешь ли по мне? Хотя даже если скучаешь, вряд ли так сильно, как я. Мне ужасно тебя не хватает. Но, к сожалению, дела подвигаются не столь быстро. И все-таки надеюсь, что скоро вернусь. Вероятно, эти обещания могут показаться тривиальными, но думаю, ты все поймешь. И улыбнешься, прочитав эту записку. Не грусти.

Твой Эйвен.

Очень милое письмо, но не вселяющее большой уверенности. Она ожидала более теплых слов. Но чего Бриджет не хватало, так это его горячего тела и рук, обнимающих ее. Если б это случилось, весь остальной мир мог спокойно прекратить свое существование. Однако этот самый мир, вероятно, недоумевал: что же подвигло состоятельного, утонченного аристократа на брак с безвестной старой девой, лишенной всякого наследства и вдобавок с изъяном? И почему он сделал это так срочно и с не меньшей поспешностью увез ее подальше от всех? Такие мысли посетили Бриджет по прочтении его письма.

Если Эйвен не появится до конца недели, она сама поедет в Лондон. Или к его отцу. И будет ждать там. Здесь она больше не останется. Место, ставшее их гаванью на время медового месяца, теперь превратилось в тюрьму.

Ее душа и тело целиком принадлежали Эйвену, как он того хотел. Ведь сам же говорил, что одного физического обладания ему мало. Однако приурочил свой отъезд к тем дням, когда их близость стала временно невозможной. Что это, случайное совпадение? Сейчас в Лондоне вокруг него, должно быть, много других, доступных женщин.

Бриджет понимала, что нужно избавиться от подобных подозрений. Почему она не должна доверять ему? Только потому, что до него не встретила ни одного порядочного человека, которому была бы нужна больше, чем на одну ночь? Но одно дело — абстрактные рассуждения о справедливости, и совсем другое — реальная жизнь.

— Миледи, вам письмо.

Бриджет выронила одежду, которую складывала, и трясущимися руками взяла послание у горничной.

В нем небрежным размашистым почерком было написано:

Дорогая Бриджет!

Молю небо, чтобы ты не сняли мне голову с плеч, когда я вернусь! Одно утешение — вера. Я знаю, счастливый момент встречи наступит несмотря ни на что. Хотелось бы только, чтобы это произошло как можно скорее. Но пока не могу сказать ничего определенного. Я здесь бьюсь один как рыба об лед, и все без толку. Обстоятельства словно сговорились против меня. Сержусь ужасно! Прошу тебя, будь хоть ты терпеливее меня. Твой Эйвен.

Очень мило! Она попыталась еще раз прочитать записку, но мешали слезы. Пять строчек? Сейчас ей требовался целый поток заверений и слов утешения!

— Гонец уже уехал? — спросила она горничную.

— Нет еще. Отдыхает. Он сказал, что выехал на рассвете. , ,

— Тогда скажи ему, чтобы повременил еще немного. Я сейчас напишу ответ. Пусть захватит мое письмо для его светлости.

Как это она раньше не додумалась? Бриджет улыбнулась и пошла к своей конторке. Вынув чистый лист, она окунула перо в чернила и стала думать, что ей написать Эйвену.

«Возвращайся скорее. Прошу тебя, возвращайся домой. Пожалуйста, Эйвен. Пожалуйста! Я люблю тебя. Ты мое единственное утешение. Без тебя я чувствую себя совсем одинокой. Мне ужасно тебя не хватает. Теперь, когда тебя так долго нет, в голову лезут самые плохие мысли». Именно эти слова хотелось сказать Эйвену, но она не могла послать ему такую записку.

Ни к чему вызывать жалость к себе и раздражать его глупыми подозрениями. Надо найти другой способ донести до него свои Чувства. Без нытья и унижений. В то же время нужно утаить от него крошечный уголок в своем сердце, сохранить его для себя, на случай, если самые страшные опасения оправдаются. Нельзя совсем терять самолюбие! Нужно быть краткой, остроумной и проявить изобретательность. Мужчины ценят юмор.

— Вы собираетесь писать ему? — простодушно спросила Бетси. — Хотите спросить его, когда он вернется?

Бриджет хмуро посмотрела на чистый лист бумаги.

— Нет, милая, не хочу, потому что пока он сам не знает.

— А вы собираетесь спросить его, когда он поедет к своему отцу?

— Нет, — рассеянно ответила Бриджет, пытаясь сосредоточиться. — Этого он тоже не знает.

— А вы собираетесь написать ему, чтобы виконт ехал домой, потому что нужен вам?

Бриджет подняла удивленные глаза на золотоволосого ребенка и ничего не сказала. Она кусала кончик пера, лихорадочно обдумывая слова. Затем написала три короткие строчки:

Дорогой Эйвен! О, как мне тебя не хватает!

Твоя Бриджет.

Прошло еще три дня.

— Бетси, ты не хочешь прогуляться? — спросила Бриджет, входя на кухню.

Кухарка оторвалась от сдобного теста и недоуменно посмотрела на Бриджет. Служанка тоже сделала удивленные глаза, а мальчик-слуга даже открыл рот. Бриджет сделала вид, что ничего не заметила. На кухне вдруг стало необычно тихо. Возможно, все замолчали потому, что до сих пор она здесь не появлялась. Бриджет так толком и не. знала, положено ли леди вообще заходить на кухню, но горничная сказала, что Бетси находится там. Оставаться дальше в одиночестве было невыносимо. «С тоски недолго начать разговаривать с картинами на стенах», — подумала Бриджет. А так как здешняя живопись была представлена в основном пейзажами, то она решила, что лучше общаться с семилетним ребенком, нежели с кустарником на холсте.

Восемь ночей минуло с тех пор, как Эйвен покинул ее. Теперь Бриджет отсылала ему депеши каждый день и получала от него также по одному посланию в день, утешая себя тем, что нет повода для беспокойства. Они продолжали писать друг другу примерно одно и то же, с небольшими вариациями.

К сожалению, задерживаюсь.

Твой Эйвен.

Мечтаю поскорее увидеть тебя.

Твоя Бриджет.

Вещи оставались не распакованными. Это некоторым образом успокаивало ее, хотя и неприятно жить, сидя на сундуках.

— Мы пойдем гулять? — воскликнула Бетси. — Я сейчас!

За время их пребывания в Брук-Хаусе девочка успела полюбить деревенское раздолье, каждый день открывая для себя что-то новое, интересное.

— Я хотела помочь вам с пирогом, — сказала она кухарке. — Но сегодня такая хорошая погода.

Кухарка с умилением посмотрела на Бетси.

— Конечно, малышка! Иди побегай, разомни свои косточки. Я прекрасно справлюсь одна.

Бриджет было заговорщически улыбнулась женщине, но тут же окаменела, увидев, что та в ответ лишь слегка приподняла уголки рта. Поэтому Бриджет ограничилась легким кивком, как, ей казалось, приличествовало сделать леди. Затем взяла Бетси за руку и вместе с ней вышла из кухни.

— Я хотела сводить тебя на речку, посмотреть, не вывелись ли лягушата. Пойдешь?

— Да, да! — возликовала Бетси, потому что ей запрещали ходить туда одной.

Вскоре они уже сидели на берегу речушки, скинув туфли и опустив ноги в прохладную воду.

— Кухарка учит меня печь пироги, — похвасталась Бетси. — Мне нравится. А миссис Мортон показала, как чистить столовое серебро. Но это не так интересно. Зато мистер Моуди разрешает мне ухаживать за лошадками, только он говорит, хоть я и хорошая помощница, все равно никогда не стану грумом. Разве это честно?

— Думаю, что не совсем, — сказала Бриджет, — но так уж заведено. Правда, это вовсе не значит, что ты должна стать поваром или экономкой. Ты можешь выучиться грамоте и найти себе лучшее применение.

Бетси живо посмотрела на нее своими смышлеными синими глазенками.

— Лучшее? Разве им плохо живется? Ведь они же не на улице. И могут есть все, что хотят. Я никогда не стану леди, как вы, и продажной женщиной не стану. Ни в коем случае. Ни за какие деньги. Джилли говорит, что они живут хорошо только до поры до времени, а потом становятся никому не нужными и умирают где-нибудь под забором. Я даже говорить об этом не хочу!