ЧАСТЬ IV. Пути любви

У сердца свой разум,

Рассудку неподвластный.

Французская поговорка

32

В Брайтоне Николь не чувствовала себя счастливой. Здесь когда-то погибли ее родители и брат. Конечно, время отчасти смягчило боль утраты, но Брайтон навсегда остался для нее местом, связанным с тяжелыми переживаниями.

И все же Николь не могла не признать, что пребывание в Брайтоне не лишено некоторых удовольствий. Близость океана, ставшего ей за пять лет родным, успокаивала ее и помогала развеять дурные мысли. И вообще в Брайтоне, образно говоря, было больше свежего воздуха. Несмотря на то что почти весь лондонский свет столпился на маленьком курортном пятачке, нравы здесь отличались большей свободой. Николь чувствовала, что здесь она не так скована ограничениями. Впрочем, она уже начала привыкать к светскому образу жизни, и его издержки больше не вызывали у нее активного протеста.

Серьезное затруднение представляли ее отношения с Робертом. Она с трудом выносила его общество, равно как и общество Эдварда, однако ни тот, ни другой и виду не подавали, будто придают этому значение. Эдвард настойчиво навязывал ей свою компанию, хотя отлично понимал, что случившийся между ними инцидент сказался не в его пользу. Николь его явно сторонилась, и в душе его закипала бессильная злоба.

С Робертом все обстояло иначе. Он не проявлял излишней настойчивости, но в его глазах она постоянно читала немой вопрос: что случилось? Не могла же она ответить, что больше не доверяет ему и вообще не может с симпатией относиться к человеку, который был любовником ее матери и так коварно поступил с Кристофером.

Внешне Роберт не проявлял никаких признаков недовольства, однако в душе был преисполнен раздражения. Наверняка Кристофер перебежал ему дорогу. Но он за все поплатится! Несколько раз Роберт пытался завести с Дженнингс-Смитом беседу о капитане Сэйбере, надеясь выведать что-либо, компрометирующее Кристофера. Но тот лишь отнекивался, не желая вспоминать, как неловко он обознался. Роберт пытался навести справки по другим каналам в надежде выявить, какое отношение его племянник имеет к американскому морскому разбойнику. Все эти попытки оказались без результата. Оставалось лишь нанять частного сыщика для слежки за Кристофером, и Роберт не преминул это сделать.

Двадцать четвертого сентября Саймон и Летиция прибыли в Брайтон, оба в самом приподнятом настроении. С их приездом дом ожил и враз наполнился гостями, спешившими поздравить новоиспеченную супружескую чету.

Их приезд развеял меланхолию, в которой пребывала Николь. Теперь ее уже не так раздражала назойливость Эдварда, а Роберту она иной раз даже дарила вежливую улыбку. Себя она уверяла, что такая смена настроения вызвана встречей со стариками, хотя сердце подсказывало ей: причина ее воодушевления кроется в том, что менее чем через неделю она вновь увидит Кристофера.

Саймон и Летиция обратили внимание, что Роберт больше не пользуется расположением Николь. Оба недоумевали, чем вызвана такая перемена Саймон заподозрил, что тут не обошлось без участия Регины, и как только они остались наедине, обратился к ней с прямым вопросом.

– Регина, объясни, что случилось? Что ты такого сказала Николь, что враз отвадила ее от Роберта? Я же предупреждал тебя, что не желаю никакого вмешательства в их отношения. Честно говоря, мне не по душе, чтоб она выходила за него, но если девочка того желает, нехорошо ей препятствовать.

Регина всплеснула руками.

– Помилуй Бог! О чем ты говоришь, Саймон! Я и слова не сказала, способного поссорить ее с Робертом. Если ты заметил, она начала сторониться его еще незадолго до твоей свадьбы.

Саймон нахмурился, стараясь припомнить Однако события его собственной жизни в ту пору заслонили многие подробности, которые он теперь едва вспоминал. Наконец он пробормотал:

– Хорошо, пусть так. Может быть, Петиции удастся что-то выяснить. Они с девочкой всегда находили общий язык.

И он оказался прав. Для Николь было невыносимо хранить внезапно открывшуюся ей тайну И однажды, когда они с Петицией остались наедине, разговор сам собой потек в этом направлении Ненавязчивые вопросы Летиции развязали Николь язык, и она рассказала все. Все, что знала.

Летиция молча слушала, на ее лице застыло выражение неподдельного ужаса и изумления. Когда Николь окончила свой рассказ, она только и вымолвила:

– О Боже! Это немыслимо!

– Тем не менее это так. Теперь представьте, каково мне было узнать, что за скверное создание была моя мать. – Николь болезненно поморщилась. Одна мысль о матери приносила ей страдание. – Я старалась найти ей оправдание, вспомнить, как я боготворила ее в детстве. Но нет! Теперь я не могу думать ни о чем ином, кроме того, что она была любовницей Роберта; а вместе с тем и Кристофера. – Глаза Николь потемнели от гнева. – Как она могла! И как мог Роберт делить ее с Кристофером! Я понимаю: это был хитроумный план, но, по-моему, если бы Роберт на самом деле ее любил, то никогда не пошел бы на это.

– А может быть, он об этом и не знал, – вдруг вставила Летиция тихим голосом.

– Вы хотите сказать, что мать обманывала и Роберта? Притворялась, будто морочит голову Кристоферу и не допускает с ним никакой близости?

– Боюсь, что именно так. – Летиция взяла Николь за руку и проникновенно посмотрела ей в глаза. – Дорогая, послушай меня. Твоя мать была похожа на избалованного ребенка. Я знала ее с колыбели. Ей было просто необходимо, вскружить голову любому мужчине – неважно, молодому или старому, – который встречался у нее на пути. По-моему, сама она никого в своей жизни не любила. Кристофер так явно вздыхал по ней, что они с Робертом и не могли найти лучшего средства для осуществления своего плана. А ее извращенное тщеславие толкнуло ее на то, чтобы сделать их выдумку былью. Я не оправдываю ее. Просто хочу сказать, что она к любому человеку относилась как к вещи, которую используют для своих нужд, потом выбрасывают. Она поступала так, как угодно ей, и никак иначе. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Да, – вздохнула Николь. – Но это ее нисколько не оправдывает.

– Конечно нет. Но Аннабель могла не задумываясь лгать твоему отцу, потом лгать Роберту. Понимаешь? Не задумываясь. Для нее это было естественно.

– Ну а Роберт?

– Он никогда мне не нравился. Еще в детстве это был самый вредный мальчишка, какого я знала. Из того, что ты мне рассказала, я поняла: это он во всем виноват.

– Но вы ведь не расскажете об этом своему мужу, – умоляюще воскликнула Николь.

– Конечно нет. Роберт и так принес Саймону много огорчений. В конце концов, это дело давнее, и ныне уже ничего нельзя изменить. Лучше забыть об этом Дорогая моя, не позволяй этим мыслям изнурять тебя. Выкинуть это все из головы.

Николь грустно улыбнулась.

– Не знаю, получится ли это у меня. Но теперь, когда я поделилась с вами, мне стало гораздо легче. Надеюсь, со временем я смогу взглянуть на все более, объективно и непредвзято.

– Постарайся, милая, постарайся. – Леди Саксон не удержалась и погладила девушку по голове

Николь сказала правду: после этого разговора боль в ее душе немного утихла. Но леди Саксон испытывала совсем иные чувства. Она настолько расстроилась, что не находила себе места. Теперь, встречаясь с Робертом Саксоном, она смотрела на него другими глазами. Она не могла отделаться от ощущения, что его козням еще не настал конец.

После разговора с Николь у нее пропал сон, и она часами ворочалась в постели, терзаемая мучительными переживаниями. Саймон не мог не обратить на это внимание и однажды решился спросить:

– Летти, что с тобой происходит? Отчего ты не находишь покоя?

Не желая огорчать мужа, она только махнула рукой:

– Пустяки, Саймон. У меня в последнее время что-то стала болеть голова, и мне не спится.

От Саймона не укрылась дрожь в ее голосе, и он настойчиво переспросил:

– Скажи, что тебя огорчает? Дело в Роберте, ведь так? Я заметил, что ты с недавних пор относишься к нему как-то иначе.

Летиция колебалась, но Саймон нежно поцеловал ее в щеку и снова попросил:

– Пожалуйста, расскажи. Я хочу знать, что тебя печалит.

И она рассказала ему все. Несколько минут он молчал, невидящим взглядом уставившись в потолок. Она уже испугалась, не случился ли с ним новый приступ. Но тут Саймон глухим голосом заговорил:

– Я давно подозревал нечто подобное, но не хотел этому верить. Летти, ну почему у меня такой сын? Разве таким я хотел его воспитать? Нет, на этот раз я не смогу его простить.

– Ах, Саймон. Не казни себя. Ведь все это случилось так давно. Роберт – «взрослый человек, его уже не переделать. Забудь об этом, – попросила она.

– Я постараюсь, Летти. Только, боюсь, я не так великодушен, как ты и Кристофер. Летиция тяжело вздохнула.

– По-моему, Кристофер не простил его. Порой он напоминает мне тигра в засаде, который ждет своего часа.

Кристофер, оставшись в Лондоне, действительно напоминал тигра. Тигра в клетке. Ожидание было томительным, а мысль о том, что Дженнингс-Смит в любой момент может его разоблачить, угнетала еще сильнее.

В преддверии отъезда Кристофер распространил слух, что он уезжает в Брайтон, откуда потом собирается отправиться на континент. Он аккуратно расплатился по всем счетам и поставил хозяина квартиры в известность о своем предстоящем отъезде. Его багаж был собран, а с драгоценным меморандумом, зашитым в кожаный пояс, Кристофер не расставался ни на миг.

Сентябрь подходил к концу, а он так и не решил, в какой форме известить деда о том, что он покидает его, возможно навсегда. Мысль об этом постоянно терзала его. Он не раскаивался в том, что сделал. Но поймет ли его Саймон, когда узнает? В этом настроении он и встретил утро 28 сентября, когда к нему в комнату влетел взволнованный Хиггинс со свежим номером «Лондон Тайме».