нарушал лишь плеск прибоя да скрип снастей.

Сэйбер, кажется, не обращал на Николь внимания, и ей вдруг пришла в голову заманчивая мысль задать стрекача и укрыться в одном из окруженных пальмами домов, стоявших неподалеку.

– На твоем месте, Ник, я не стал бы даже пытаться.

У Николь подкосились ноги. Неужели он прочитал ее мысли? С притворным недоумением она спросила:

– Что вы имеете в виду? Он расхохотался.

– Ты отлично знаешь, что я имею в виду. И перестань меня дурачить. – Уже серьезнее он добавил:

– Не забывай про беднягу Алена.

Николь сама устыдилась своих намерений. Ведь она и правда чуть не забыла о своем друге. С досадой она отбросила мысль о побеге.

Некоторое время спустя, когда они наконец добрались до цели, Николь вдруг поняла, что всю дорогу провела будто во сне, погруженная в мрачные мысли. Она стряхнула оцепенение и постаралась придать лицу выражение смирения и спокойствия, дабы скрыть сжигавшую ее тревогу.

Поместье Тибо стояло посреди старой плантации. Оно было заложено в те стародавние времена, когда Новый Орлеан еще был невзрачным поселком из деревянных домишек, лепившихся по болотистым берегам Миссисипи. Когда-то здесь стояли непроходимые леса, ныне уступившие место обширным плантациям хлопка и сахарного тростника.

Старый дом был давно снесен, а на его месте выстроен новый, более современный и изящный. Этому дому не было еще и двадцати лет, но дубам, высаженным аллеей перед парадным входом, было не меньше ста. Их раскидистые кроны почти сливались над головой, образуя зеленый коридор, по которому теперь шли Сэйбер и Николь В конце аллеи перед ними возникло здание поместья Тибо, восхитительное в лучах яркого солнца. Под окнами росли магнолии, словно изысканной рамкой обрамляя роскошную картину. А дом действительно был похож на произведение искусства. При виде его Николь на мгновение позволила себе предаться восхищению этой безупречной красотой. Непонятно было только, как тут оказался Сэйбер. Неужели у него есть столь богатые друзья, к которым он может вот так запросто явиться, когда захочет? А может быть, это его собственный дом? Но на какие средства он приобретен? Эти размышления вмиг развеяли очарование, которому едва не поддалась Николь.

Внутреннее убранство, еще более роскошное, уже не вызвало у нее восторга. Она молча стояла рядом с Сэйбером, пока он беседовал с высоким негром, чью угольную черноту подчеркивала ослепительная белизна его рубахи. Николь не прислушивалась к их разговору, все ее силы ушли на то, чтобы казаться спокойной. И когда Сэйбер слегка коснулся ее руки, она вздрогнула от неожиданности.

Он усмехнулся и небрежно произнес:

– Волнуешься, дорогая? Не надо. Поверь, я не собираюсь на тебя набрасываться, как голодный волк.

Николь его слова не успокоили. Впрочем, ей едва ли понравилось бы, если б он сказал и что-то другое. Не в силах притворяться, она бросила на него взгляд, исполненный жгучей ненависти. Сэйбер со смехом взял ее за руку и увлек к лестнице. На ступенях их встретила молодая негритянка в красно-белом тюрбане. Сэйбер приветливо поздоровался с ней, и Николь, видя, с какой радостью та приняла его теплые слова, невольно подумала: как легко он умеет очаровать всех и каждого. Но нет, уж она-то им не очарована!

Сэйбер взглянул на нее и, словно прочитав ее мысли, сказал:

– Тебе, наверное, кажется странным, с какой радостью меня встречают слуги. Но представь себе: им нравится мне служить. Они, вероятно, не разделяют твоего мнения обо мне.

Николь раздраженно ответила:

– Меня не касаются ваши отношения со слугами. Единственное, что меня сейчас интересует, это ванна и постель.

– Тогда ты наверняка с удовольствием воспользуешься услугами Галены. Она будет твоей служанкой на все то время, что ты останешься здесь. Если тебе что-то понадобится, скажи ей.

– Обязательно! – кивнула Николь.

Сэйбер с улыбкой повернулся и пошел прочь. Он направился в домик смотрителя плантации – небольшое бревенчатое строение, расположившееся рядом с кухней.

В Луизиане кухня обычно находилась в отдельном домике, стоявшем на задворках. Рядом стоял дом смотрителя, а за ним выстроились в ряд маленькие деревянные домишки – жилища рабов. Чуть поодаль начиналась обширная плантация сахарного тростника. Сэйбер на какое-то мгновение подумал о той знатной семье, которой прежде все это принадлежало и которая в одночасье лишилась своих богатств за игорным столом. Но он с легкостью отбросил эти мысли и распахнул дверь в домик смотрителя.

Николь с интересом озирала изысканную спальню, в которой она оказалась. Она недоумевала, каким образом Сэйберу удалось стать хозяином всей этой роскоши. Комната поражала восхитительным убранством. Почти вся поверхность блестящего паркетного пола была покрыта мягкими коврами. У стены стояла широкая кровать под ажурным балдахином, по углам расположились изящные туалетные столики, а у камина стояли кресла, обитые узорчатой тканью. Огромное зеркало занимало почти полстены.

Николь подошла к окну и выглянула наружу. До чего же скверно все повернулось, подумала она. Еще вчера им с Аденом казалось, что задуманный план непременно осуществится… Сэйбер все разрушил! Глядя на заходящее солнце, Николь пыталась представить, как она себя будет чувствовать завтра… После того, что сегодня произойдет!

Ей вдруг захотелось, чтобы завтра уже наступило и этот ужасный вечер был позади. Но Николь не была трусихой. В конце концов, она заключила сделку. Конечно, ей очень хотелось отказаться от своего решения. Когда вошла Галена, которая принесла ей темно-зеленый шелковый пеньюар, у Николь вдруг проснулась неодолимое желание броситься к Сэйберу и взять свои слова назад. Но мысль об Алене удержала ее. Она знала, что какие бы планы Сэйбер ни вынашивал на его счет, в ее силах на них повлиять. Тем более что он вряд ли примет ее запоздалый отказ.

Стиснув зубы, как гладиатор перед выходом на арену, Николь позволила Галене вымыть и причесать себя. Она закрыла глаза и постаралась расслабиться в теплой ароматной ванне. К ее удивлению, ей это удалось. После ванны Галена сделала ей массаж, мягко втирая в ее кожу какой-то ароматный крем, и Николь почувствовала, как напряжение спадает. Облачившись в пеньюар, она призналась себе, что ее готовность к сопротивлению ослабла. Впрочем, о каком сопротивлении может идти речь! Условия сделки гласили, что она все выполнит добровольно.

Наконец появился Сэйбер, одетый в китайский шелковый халат.

Николь старалась вести себя так, словно принимать мужчину в своей спальне было для нее обычным делом. Сандерсон – негр, с которым Сэйбер беседовал по прибытии, – накрыл столик для ужина. Поданные яства украсили бы и королевский стол, однако Николь отнеслась к ним столь же равнодушно, как если б это были черствые матросские сухари. К ужину было подано бургундское, и Николь залпом осушила свой бокал, как только он был наполнен.

Сэйбер лениво развалился в кресле с сигарой и насмешливо поглядывал, как она сразу же потянулась за вторым бокалом вина. Сандерсон, подчиняясь небрежному жесту хозяина, быстро убрал остатки ужина. Оставив лишь порцию бренди для Сэйбера, он удалился.

Николь с отчаянием посмотрела ему вслед. Потом, решив, что нападение – лучшая защита, сделала глубокий вдох и решительно спросила:

– А что теперь?

Сэйбер с улыбкой раздавил недокуренную сигару и произнес:

– А теперь, моя маленькая плутовка, нам предстоит проверить правдивость твоих слов!

10

Эти слова обожгли Николь, как порыв ледяного ветра. В оцепенении она смотрела, как он встал и приблизился к ней. Секунду он стоял, внимательно изучая ее встревоженное лицо. Рассыпавшиеся по плечам волосы придавали ей сходство с каким-то диким лесным существом, сторонящимся человека и незнакомым с лаской. Его взгляд скользнул по ее груди, вздымавшейся под легким пеньюаром от порывистого дыхания.

Николь никогда особенно не заботило собственное тело, но никогда оно еще и не было облачено в такой соблазнительный наряд и не вызывало такого явного вожделения мужчины. Она вдруг почувствовала некую отстраненность: словно все это происходит с кем-то другим. Она не избавилась от этого ощущения, даже когда он обнял ее. Ей казалось, будто он прижимает к себе и целует другую девушку, а она, Николь, наблюдает со стороны.

Сэйбер, не чувствуя с ее стороны никакой реакции, прервал поцелуй и, прищурясь, посмотрел на нее. Кто знает, а вдруг она и правда невинна, хотя он в этом сомневался. И поскольку он сильно подозревал, что она его снова дурачит, тратить время на прелюдию ему не хотелось. Резким движением он сорвал с нее пеньюар.

Николь стояла перед ним обнаженная и неподвижная в мягком колеблющемся свете свечей. При виде ее юной красоты Сэйбер почувствовал, как у него пересохло в горле, а неудержимое желание вспыхнуло подобно огнедышащему вулкану. Он взял ее на руки и бережно отнес на кровать.

Николь лежала на надушенных простынях не шелохнувшись. Каштановые волосы разметались по подушкам, приобретя в мерцающем свете свечей огненный оттенок. Сэйбер прилег рядом и, сдерживая бушующую страсть, принялся целовать ее, но снова безответно. На его лице появилась недовольная гримаса. Он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза.

– Посмотри на меня, Ник, – тихо приказал он. В его голосе звучало плохо скрываемое раздражение. – Когда я тебя целую, черт побери, я хотел бы чувствовать, что целую женщину, а не бесчувственное полено.

Он припал к ее губам, раздвигая их языком. Исходившая от него энергия страсти как будто наполнила ее, и неожиданно для нее самой ее тело потянулось к нему. Губы Николь помимо ее воли обрели нежную и мягкую упругость. Сэйбер почувствовал, что она сдается.

Николь вдруг показалось, что в нее вселился жадный и голодный зверь, который завладел ее телом и теперь заставлял ее вести себя так, как она никогда от себя не ожидала. Ее руки будто сами собой обхватили Сэйбера в жарком объятии. А его руки, подобно обжигающим языкам пламени, скользили по ее телу, пробуждая в ней незнакомое и пугающее желание. Николь погрузилась в море новых ощущений и была уже не в состоянии владеть своим рассудком. С каждым его прикосновением ею все сильнее овладевала тяга к неведомой и манящей вершине этих сладостных чувств. Его тело словно вбирало ее в себя, прижимаясь все теснее.