Эннис умолкла и задумалась на мгновение, после чего сказала:

– Нет! Пожалуй, я к нему несправедлива. Он наверняка испытает удовлетворение, если его сомнения в том, что я способна должным образом позаботиться о Лусилле, оправдаются, но, полагаю, расстроится, если Лусилла при этом пострадает.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты никогда не встречалась с ней, – вздохнула леди Уичвуд.

Но когда тем же вечером Эннис представила ей Лусиллу, она была столь же приятно удивлена, как и давеча ее супруг, мило пообщалась с нею и немного погодя сообщила Эннис, что с трудом верит в то, что такая славная и воспитанная девушка может быть подопечной мужчины с репутацией Карлетона. Ее изрядно удивило присутствие Ниниана за ужином и еще более то, что он был на дружеской ноге с Эннис, ее домашними и слугами. Он вел себя как любимый племянник или, во всяком случае, как мальчишка, который знал Эннис всю свою жизнь и давно стал своим в ее доме, ужиная в нем чаще, чем где-либо еще. Она поинтересовалась, не приходится ли он родственником Лусилле, а когда Эннис рассказала ей о том, кто он такой, она поначалу не поверила, а потом абсурдность ситуации настолько поразила ее, что с леди случился приступ неудержимого веселья.

– Ох, я так не смеялась с тех самых пор, как ветер унес шляпу мистера Престона вместе с его париком, – давясь смехом, проговорила она. – А все кончится тем, что они поженятся.

– Боже упаси! Они же будут жить как кошка с собакой!

– Не знаю, не знаю. Ты говоришь, что они расходятся во мнениях по любому вопросу, но мне так не кажется, особенно, когда я услышала, как они общались за ужином. По-моему, у них много общего. Подожди, пройдет год или два, оба поумнеют, и увидишь, что я была права. Сейчас они просто парочка препирающихся детей, но, став постарше, они будут ссориться не больше, чем я со своими сестрами, хотя, когда мы учились в пансионе, мы скандалили просто отчаянно.

– Не могу представить тебя ссорящейся с кем-либо! – улыбнулась Эннис. – Что же до Лусиллы и Ниниана, то Айверли уже не желают этого брака и, более того, если верить им, будут изо всех сил противодействовать ему. Я не удивлюсь, если мистер Карлетон тоже будет против, поскольку ему не нравится Айверли.

– О, в таком случае все устроится как нельзя лучше! – смеясь, заявила леди Уичвуд. – Сопротивление – вот все, чего им не хватает для полного счастья.

Эннис же подумала о том, что сопротивление мистера Карлетона примет безжалостные формы, противостоять которым будет решительно невозможно, но предпочла оставить свои мысли при себе.

А несколько часов спустя перед ней стала совсем другая проблема. По возвращении из Лаура-Плейс в спальню к Эннис заглянула Лусилла, чтобы поблагодарить за присланный за ней экипаж, который и привез ее домой, и рассказать, как ей понравилось первое посещение парка Сидней-Гарден, с его тенистыми деревьями вдоль аллей, гротами, лабиринтами и водопадами. Глаза девушки сияли, а щеки раскраснелись, когда она рассказала:

– А еще мистер Килбрайд говорит, что летом там зажигают иллюминацию, устраивают праздничные вечера и публичные завтраки. О, дорогая мисс Уичвуд, вы отведете меня на праздничный вечер? Умоляю вас, скажите «да»!

– Да, конечно, отведу, если тебе этого хочется, – ответила мисс Уичвуд. – А мистер Килбрайд рассказал тебе об иллюминации вчера вечером?

– О нет! Это было сегодня днем, когда я сказала ему, что собираюсь исследовать Гарден с Корисандой. Мы столкнулись с ним, я и Брайгем, буквально через две минуты после того как вышли из дома. Он сказал, что собирался навестить вас, но очень любезно согласился повернуть обратно, чтобы сопроводить меня на Лаура-Плейс. Это было мило с его стороны, не так ли, мадам? И он такой забавный! Своими шуточками он заставил меня смеяться до слез. Он очаровательное создание, вы не находите, мадам?

Мисс Уичвуд понадобилась добрая минута, чтобы ответить. Она сделала вид, будто тщательно прикалывает брошку к корсажу своего платья. По правде говоря, она не знала, что сказать. С одной стороны, она считала своим долгом предостеречь Лусиллу от уловок и хитростей, к которым прибегают обаятельные, но нечистоплотные мужчины, выискивающие себе богатую супругу. С другой – ей не хотелось ни разрушать невинность Лусиллы, ни – что было гораздо хуже – пробуждать в ней дух неповиновения, который легко мог подвигнуть ее на то, чтобы бросить вызов авторитету старших и подтолкнуть в объятия Килбрайда.

И Эннис решилась пойти на компромисс. Негромко рассмеявшись, она сказала:

– Располагающие манеры и живой ум Килбрайда – это его основной капитал. Но умоляю тебя, дорогая моя, не льсти его тщеславию, добавляя себя в список его жертв! Он неисправимый донжуан, который не может спокойно пройти мимо симпатичной девушки. Я уже давно потеряла счет глупым гусыням, чахнущим и томящимся из-за него.

Ее слова заставили Лусиллу нахмуриться и, спустя некоторое время, она неуверенно проговорила:

– Быть может, он понял, что никого из них не любил по-настоящему, мадам?

– Или что ни одна из них не оказалась настолько состоятельной, как он предполагал.

Не успели эти язвительные слова сорваться с ее губ, как она уже пожалела о них. Глаза Лусиллы вспыхнули, и она гневно выпалила:

– Как вы можете столь гадко отзываться о нем, мадам? А я думала, что он ваш друг!

Она выбежала из комнаты, оставив мисс Уичвуд горько сожалеть о том, что она не сдержалась и сказала именно то, чего не должна была говорить ни при каких обстоятельствах. Она лишь надеялась, что ничей злонамеренный язык не сообщит мистеру Карлетону о том, что ее подопечную сопровождал в прогулке по городу тот самый мужчина, о котором точно известно, что он является охотником за приданым.

Надежда оказалась напрасной. На следующее утро она отправилась с леди Уичвуд и Лусиллой в Питьевую галерею. Миссис Стинчкомб, которая искала спасения от своего ревматизма, выпивая каждое утро стакан знаменитой воды, была уже там вместе с обеими дочерьми, и Эннис немедленно подвела к ней леди Уичвуд, с удовлетворением отметив, что обе дамы тут же завели оживленный дружеский разговор. Оставив их мирно беседовать, она направилась на другой конец комнаты, чтобы набрать стакан воды из бювета, и уже шла с ним обратно к леди Уичвуд, когда заметила, что к ней целеустремленно пробирается мистер Карлетон. Она внутренне подобралась, но первые его слова не внушили ей особенных опасений.

– Как хорошо, что мы встретились, мисс Уичвуд! – жизнерадостно заявил он. – Должен ли я посочувствовать вам? Вы тоже пали жертвой ревматизма?

– Ничуть не бывало, – беспечно отозвалась она. – Это для моей невестки, а не для меня. А что привело вас сюда с утра пораньше, сэр?

– Надежда застать здесь вас, разумеется. Мне нужно кое-что сказать вам.

У нее упало сердце, но ответила она достаточно сдержанно:

– Что ж, говорите, но сначала я должна отнести этот ужасный напиток своей невестке. Кроме того, я хотела бы представить ей вас. – Сделав два шага, она оказалась рядом с леди Уичвуд и протянула ей стакан воды со словами: – Вот, возьми, дорогая! По-моему, его следует пить горячим, так что наберись мужества и осуши его одним глотком.

Леди Уичвуд с сомнением уставилась на чудодейственное снадобье, но послушно приняла стакан, не опустошив его одним глотком, а осторожно пригубив. Затем она приложилась к нему уже смелее и заявила, что вода и вполовину не так отвратительна, как предсказывала Эннис.

– Ты хочешь сказать, что она не столь отвратительна, как, говорят, вода из Харрогейта[36]. А теперь позволь представить тебе мистера Карлетона – он, как тебе известно, приходится Лусилле дядей.

Мистер Карлетон, обменявшийся короткими приветствиями с миссис Стинчкомб, поклонился и заявил, что счастлив познакомиться с ее светлостью. Но в голосе его не чувствовалось особенного счастья: он звучал, скорее, равнодушно, и леди Уичвуд, холодно ответив на его поклон, уже была склонна предположить, что ее дорогой Джеффри ошибся насчет того, что Эннис грозит опасность пасть жертвой обаяния этого донжуана и повесы. Леди Уичвуд сочла, что он напрочь лишен обаяния: его даже трудно было назвать привлекательным мужчиной. Вспоминая прошлых кавалеров Эннис, которые отличались приятной внешностью и изысканными манерами, она заподозрила, что та решила подшутить над своим братом, что, к сожалению, случалось довольно часто. Она не нашла в мистере Карлетоне ровным счетом ничего, что могло бы прельстить такую разборчивую и требовательную женщину, как Эннис, и в конце концов отбросила чопорность и даже снизошла до того, что сделала ему комплимент по поводу его очаровательной племянницы, заметив, что Лусилла ей очень понравилась.

Он вновь поклонился и сказал:

– Вы слишком добры, сударыня. Вы надолго задержитесь в Бате?

– О нет! То есть я еще не знаю, но, думаю, не больше, чем на неделю-другую. А вы, сэр, сколько времени рассчитываете провести здесь?

– Как и вы, я пока затрудняюсь с ответом. Все зависит от обстоятельств. – Оглядевшись по сторонам, он обратился к Эннис: – Уделите мне минутку своего времени, мисс Уичвуд. Мне нужно посоветоваться с вами насчет Лусиллы.

– Разумеется! Я полностью в вашем распоряжении, – отозвалась Эннис.

Он вежливо, но без улыбки распрощался с двумя другими дамами и отошел в сторону вместе с ней. Как только они оказались вне пределов слышимости ее спутниц, он внезапно резко сказал:

– Как получилось, что вы позволили Килбрайду сопровождать вчера Лусиллу в прогулке через весь город, мадам? Мне казалось, я вполне доступно изложил вам свои пожелания!

– Моего позволения никто не спрашивал, – ледяным тоном отозвалась она. – Мистер Килбрайд встретил Лусиллу и ее горничную, когда они направлялись на Лаура-Плейс, и повернул назад, чтобы составить компанию Лусилле.

– Вряд ли горничную можно счесть подходящей дуэньей.

– Не понимаю, что она, по-вашему, должна была сделать, – раздраженно ответила мисс Уичвуд. – В конце концов, Килбрайда нельзя назвать совершенным незнакомцем. Лусилла с удовольствием приветствовала его, считая моим другом, и я не сомневаюсь, что и Брайгем приняла его в этом качестве.