Леди Уичвуд смахнула с глаз слезинки и, всхлипнув, проговорила:

– Но ты сердишься на Джеффри, а мысль об этом мне невыносима.

– Что ж, и об этом тоже поздно сожалеть.

– Нет-нет, прошу тебя, не говори так! Если бы ты только знала, как он о тебе беспокоится! Как он тебя любит!

– Я в этом и не сомневаюсь. Мы оба питаем друг к другу нежные чувства, но сильнее всего любим один другого на расстоянии, как тебе прекрасно известно. И эта привязанность ничуть не научила его понимать меня лучше. Он по-прежнему полагает меня взбалмошной девчонкой, у которой мозгов и здравого смысла не больше, чем у глупой гусыни, и которая постоянно нуждается в наставлениях, порицаниях, запретах и нареканиях со стороны старшего брата. Он считает себя намного умнее, но ты простишь меня, если я скажу, что в этом вопросе он очень сильно ошибается.

Эта пылкая и убедительная речь привела кроткую Амабель в ужас, но она храбро попыталась защитить своего обожаемого супруга от суровой критики сестры.

– Ты несправедлива к нему, милая! Крайне несправедлива! Он вечно рассказывает всем и каждому, какая ты умница – проницательная, как он выражается. Он очень гордится твоим здравым смыслом и твоей красотой, но… он знает – как же ему не знать об этом? – что в житейских ситуациях тебе недостает опыта, и страшится того, что ты можешь увлечься… каким-нибудь проходимцем, каковым, по его мнению, и является мистер Карлетон.

– Хотела бы я знать, отчего бедный Джеффри так невзлюбил мистера Карлетона? – изумленно протянула Эннис. – Рискну предположить, что тот когда-то грубо и безжалостно осадил его. Помню, как Джеффри говорил мне, что он самый грубый человек во всем Лондоне, чему я охотно верю. Он, без сомнения, самый грубый мужчина из всех, которых я когда-либо встречала.

– Эннис, – сказала леди Уичвуд, многозначительно понижая голос, – Джеффри говорил мне, что он развратник и вольнодумец.

– О нет! Неужели он оскорбил твой слух такими выражениями? – воскликнула Эннис. Глаза ее смеялись, а голос подрагивал от сдерживаемых эмоций. – При мне он не рискнул употребить их. Разумеется, именно это он имел в виду, когда назвал мистера Карлетона грубияном и крайне неприятным человеком, которого он ни за что на свете не рискнет представить мне, но когда я поинтересовалась, что он имеет в виду, он в ответ обвинил меня в неделикатности чувств и мыслей. Вот так-то! Мы с тобой, Амабель, стали взрослыми много лет назад, так что давай-ка говорить в открытую. Я очень удивлюсь, если узнаю, что холостяк калибра мистера Карлетона не имел дела с женщинами легкого поведения, но еще больше меня удивляют его очевидные успехи в этой области. Подозреваю, они объясняются его состоятельностью, а никак не обхождением, потому что его он лишен начисто. Хотя с момента первой нашей встречи он пренебрег несколькими возможностями обойтись со мной с непростительной грубостью и даже дал себе труд сообщить, что Мария может не опасаться его попыток соблазнить меня, поскольку он, дескать, не питает подобных намерений.

– Эннис! – ахнула ее светлость. – Ты, должно быть, шутишь! Он не мог сказать тебе ничего столь… гадкого и ужасно грубого!

Подобное свидетельство невоспитанных манер мистера Карлетона явно ужаснуло ее куда больше, чем обвинения в распутстве, выдвинутые сэром Джеффри. В глазах мисс Уичвуд заплясали смешинки, но она ограничилась тем, что сказала:

– Подожди, пока не встретишься с ним сама.

– Надеюсь, что мне никогда не придется встречаться с ним! – заявила Амабель с видом оскорбленной невинности.

– Но тебе обязательно предстоит это знакомство, – резонно возразила Эннис. – Не забывай, что его племянница – и подопечная – поручена моим заботам. Он часто бывает здесь, дабы убедиться в том, что я не поощряю ухаживания за ней со стороны таких охотников за приданым, как Денис Килбрайд, и не нарушаю правил приличия. Если хочешь знать, он считает меня неподходящей кандидатурой для того, чтобы опекать Лусиллу, и не стесняется напоминать мне об этом. Мне говорили, что с бонвиванами такое случается частенько: они становятся строжайшими поборниками нравственности, едва только речь заходит о женщинах из их семейств. Полагаю, это объясняется тем, что пороки и ухищрения соблазнителей им прекрасно известны по собственному опыту. Кроме того, дорогая моя, как ты сможешь уберечь меня от него, если собираешься выбежать из комнаты, едва он войдет в нее?

Леди Уичвуд не нашлась, что ответить, и неуверенно пробормотала, что с самого начала предупреждала сэра Джеффри о том, что из его затеи ничего хорошего не выйдет.

– Абсолютно ничего! – согласилась Эннис. – Но пусть это не тебя не удручает, милая моя. Надеюсь, мне не нужно уверять тебя в том, что я всегда рада видеть тебя в своем доме.

– Милая, милая Эннис! – тронутая до глубины души, пробормотала леди Уичвуд и вытерла свежие слезы с заблестевших глаз. – Ты такая славная! Ты относишься ко мне добрее моих родных сестер! Поверь, одно из главных моих желаний – увидеть тебя счастливой в браке с мужчиной, достойным тебя.

– С Бекенхемом? – осведомилась Эннис. – Не думаю, что знакома с кем-либо более достойным, нежели он.

– Увы, нет! Мне бы очень хотелось, чтобы его чувства к тебе оказались взаимными, но я знаю, что это невозможно, ибо ты считаешь его скучным и надоедливым, но мне иногда кажется… что ты просто не замечаешь его превосходных качеств.

– О нет! Он буквально набит добродетелями, но горькая правда заключается в том, что как бы я ни уважала их, они не внушают мне ни капельки любви к нему. Я или выйду замуж за мужчину, наделенного сплошь одними недостатками, или останусь старой девой – скорее всего, именно такая судьба меня и ожидает. Но давай не будем более говорить о моем будущем. Расскажи мне о себе.

Но леди Уичвуд ответила, что рассказывать ей нечего. Эннис поинтересовалась у нее, намерена ли она пройти курс русских паровых бань. Невестка смущенно захихикала.

– О нет, и я сказала об этом Джеффри.

– Знаешь, а ведь он попросил меня переубедить тебя. Но я ответила ему, что сочту это неуместной дерзостью. Это правда, что ты плохо себя чувствуешь?

– Нет-нет! То есть я действительно немного простудилась, но это были сущие пустяки. Ну а потом, конечно, я переволновалась из-за Тома и, естественно, выглядела усталой и измученной. Пожалуй, именно тогда Джеффри и вбил себе в голову, что я заболела. Быть может, мне стоит попить минеральной воды, чтобы он успокоился? По крайней мере, вреда от этого не будет.

– Если только тебя от нее не стошнит, как случилось со мной, когда я первый и последний раз выпила целый стакан. Скоро мы все узнаем. С тех пор как у меня поселилась Лусилла, я стала бывать в Питьевой галерее почти каждый день, чтобы она могла встречаться со своей новой подругой, которая приходит туда вместе с матерью. Полагаю, ты знакома с миссис Стинчкомб: кажется, она ужинала здесь, когда вы с Джеффри навещали меня в прошлом году?

– О да! Славная женщина! Я помню ее очень хорошо и буду рада возобновить знакомство. Но эта твоя Лусилла… Где она, кстати?

– Ты скоро увидишь ее. Она отправилась на прогулку в парк Сидней-Гарден с Корисандой и Эдит Стинчкомбами. Они с Корисандой буквально неразлучны, чему я рада. Я очень привязалась к ней, но должна признаться, что нахожу крайне утомительным сопровождать ее повсюду. Можешь мне поверить, опекунство совсем не легкая задача!

– Еще бы! Я была в шоке, когда узнала, что ты взялась присматривать за мисс Карлетон. Ты слишком молода для того, чтобы исполнять обязанности дуэньи для любой молодой девушки, кем бы она ни была. Джеффри полагает, что ты должна вернуть ее тетке, и, признаюсь тебе, я считаю, что он прав. Не хочу сказать, что она ужасная девушка с тяжелым характером: Джеффри был приятно удивлен ее манерами, очень милыми, по его словам, но это же такая большая ответственность, дорогая моя! Мне не нравится, что ты взвалила ее на себя.

– Что ж, если бы Лусилла жила со мной постоянно, то я бы тоже была не в восторге, – призналась мисс Уичвуд. – Она славное невинное дитя и никогда не бывала в обществе – на «взрослых» вечеринках, как она выражается, – до своего приезда в Бат, где моментально произвела настоящий фурор. За ней уже увивается не знаю сколько молодых людей, отчего мне приходится не спускать с нее глаз. Но самое печальное состоит в том, что она богатая наследница – лакомая наживка для охотников за приданым. К счастью, у Стинчкомбов есть гувернантка, которую девушки просто обожают, она понравилась и Лусилле, которая прежде ненавидела это племя, так что я имею возможность препоручить Лусиллу ее заботам, когда они отправляются на прогулку или за мелкими покупками в город. Мне бы хотелось еще только одного: чтобы Стинчкомбы жили на Кэмден-Плейс, но увы! У них дом на Лаура-Плейс, так что приходится сопровождать Лусиллу, когда она отправляется к ним в гости. Впрочем, мистер Карлетон разрешил мне нанять для нее горничную, которая, полагаю, теперь сможет подменить меня в случае необходимости.

– Но, Эннис, так ли уж необходимо опекать девушек в Бате? Сестры рассказывают мне, что сейчас даже в Лондоне встретить двух девушек на улице без сопровождения хотя бы лакея самое обычное дело!

– Двух девушек, да! – сказала мисс Уичвуд. – Но, полагаю, не одну девушку. Миссис Стинчкомб – любящая родительница, но я уверена, что она не позволит Корисанде в одиночку отправиться на Кэмден-Плейс. А в случае с Лусиллой – нет, нет и еще раз нет! Это совершенно исключено! Мистер Карлетон, пусть и с большой неохотой, поручил ее моим заботам, пока не найдет ей другого опекуна, и только представь себе, в каком ужасном положении я окажусь, если с ней что-нибудь случится!

– Он не имел никакого права возлагать на тебя такую ответственность.

– А он и не делал этого. У него просто не было другого выхода, кроме как оставить ее со мной, поскольку сам он, по его собственному изящному выражению, не имеет ни малейших склонностей к возне с детьми и не намерен брать Лусиллу под собственную опеку. Следует отдать ему должное: у него достало здравого смысла и чувства долга перед племянницей, чтобы передать ее во временное попечительство… леди с безукоризненной репутацией, каковой, льщу себя надеждой, я и являюсь. Но ему пришлось переступить через себя, чтобы пойти на такой шаг, и я не сомневаюсь, что ничто не доставит ему большего удовлетворения, чем моя неспособность уберечь Лусиллу от опасностей, грозящих неопытной наследнице, едва выпорхнувшей из пансиона.