Девушка побледнела от бешенства.

– Вы… вы…

– Довольно этих глупостей! – решительно вмешалась мисс Уичвуд. – Вы оба несете совершеннейшую ерунду, как дети, честное слово! Но я знаю, кто из вас не имеет повода вести себя, как избалованный ребенок.

На щеках мистера Карлетона заалел неяркий румянец, но он пожал плечами и заметил с коротким смешком:

– У меня не хватает терпения разговаривать с упрямыми и непослушными школьницами.

– Я вас ненавижу! – негромким и подрагивающим от сдерживаемых эмоций голосом выдохнула Лусилла.

– Как тебе будет угодно!

– Ради бога, угомонитесь же оба! – раздраженно заявила мисс Уичвуд. – Вы начали ссориться на ровном месте. И речи быть не может о том, чтобы дядя вернул тебя миссис Эмбер, Лусилла, потому что она совершенно ясно дала понять, что не желает твоего возвращения.

– Она передумает! – в отчаянии вскричала Лусилла. – Она часто говорила, что умывает руки, но так никогда и не сделала этого!

– Думаю, что твой дядя не отправит тебя к ней обратно, даже если она передумает. – Мисс Уичвуд выгнула бровь, насмешливо глядя на мистера Карлетона. – Не так ли, сэр?

Карлетон нехотя улыбнулся.

– Если уж на то пошло, то да, не отправлю, – признался он. – Мне представляется, что она совершенно не в состоянии справиться с Лусиллой, следовательно, не может и опекать ее. И теперь мне со всей неизбежностью предстоит найти другого и, будем надеяться, более решительного члена семьи ей на замену.

Вряд ли его слова полностью удовлетворили Лусиллу, но она была настолько рада тому, что он не намерен возвращать ее к миссис Эмбер, что решила проигнорировать оскорбительные для себя намеки. После недолгого молчания девушка робко предложила:

– А нельзя ли мне остаться у дорогой мисс Уичвуд?

– Нет, – решительно отрезал он.

Она проглотила готовый сорваться с языка резкий и неблагоразумный ответ и взмолилась:

– Почему же нет, объясните, прошу вас!

– Потому что, во-первых, она еще меньше подходит на роль твоего опекуна, чем твоя тетка, будучи слишком молодой для этого, а во-вторых, она не связана с тобой родственными узами.

– Ничего она не слишком молодая, – с негодованием воскликнула Лусилла, – а очень даже старая!

– …и в-третьих, – продолжал он, и лишь дрогнувшие уголки губ выдали, что он ясно расслышал столь неуместное возражение, – с моей – да и с твоей тоже – стороны было бы крайне неприлично злоупотреблять ее радушием и гостеприимством.

Стало совершенно очевидно, что подобные рассуждения в голову Лусилле пока что не приходили. Несколько мгновений она переваривала услышанное, после чего изрекла:

– Вот как! Об этом я и не подумала. – Бросив умоляющий взгляд на мисс Уичвуд, она сказала: – Я… ни за что на свете не стала бы навязываться вам, мадам, но… разве я буду вам в тягость? Прошу вас, скажите мне!

Одарив мистера Карлетона уничтожающим взглядом, мисс Уичвуд ответила:

– Нет, не будешь, но с одним из возражений, выдвинутых твоим дядей, я не могу не согласиться. Я не состою с тобой в родственных отношениях, и это будет выглядеть странно, если тебя заберут у миссис Эмбер и передадут моему попечению. Подобный шаг даст пищу самым досужим слухам и домыслам, что, я уверена, не доставит тебе удовольствия. Более того, скандал такого рода непременно коснется и миссис Эмбер, чего, я знаю, тебе бы не хотелось. Потому что какие бы нелепые ограничения она на тебя ни налагала, она неизменно, пусть и неуклюже, действовала, исходя исключительно из твоих интересов.

– Да, – неохотно признала Лусилла. – Но только не тогда, когда она пыталась заставить меня принять предложение Ниниана!

Мистер Карлетон, цинично внимавший их разговору, решил, что племянница, по его собственному выражению, уравняла шансы, но оказалось, что удар не достиг цели. Мисс Уичвуд парировала:

– Не удивлюсь, если она полагала, что заботится о твоем благополучии. Вспомни, любовь моя, что Ниниан был твоим другом детства! И миссис Эмбер вполне могла надеяться, что с ним ты обретешь подлинное счастье.

– Мадам, вы… вы! пытаетесь уговорить меня вернуться в Челтенхем? – с подозрением осведомилась Лусилла.

– Ни в коем случае! – спокойно ответила мисс Уичвуд. – Не думаю, что это будет правильным решением. Я всего лишь пытаюсь показать, что если тебе, как бы невероятно это ни звучало, удастся убедить своего дядю назначить меня твоим опекуном, предпочтя всем остальным родственникам, то мы втроем подвергнемся самому строгому порицанию. Не стану скрывать, что мне бы этого очень не хотелось. А в твоем случае это будет и вовсе губительно, потому как, можешь не сомневаться, миссис Эмбер сообщит всем своим друзьям и знакомым, включая и твоих родственников, что ты совершенно отбилась от рук и предпочла ее обществу постороннего человека, что…

– …будет чистой правдой! – закончил вместо нее мистер Карлетон.

– …что, – продолжала мисс Уичвуд, пропустив мимо ушей его невежливое замечание, – разрушит твое будущее куда надежнее, чем ты себе представляешь. Поверь мне, Лусилла, нет ничего более губительного для девушки, чем создать себе репутацию – пусть даже несправедливо! – легкомысленной, неуправляемой и дурно воспитанной особы, готовой, скорее, завязывать подвязки на публике, чем подчиняться чьей-либо власти.

– Это было бы очень плохо, не так ли? – пробормотала Лусилла, на которую явно произвело впечатление яркое описание опасностей, с которыми было сопряжено ее положение.

– Несомненно, – заверила ее мисс Уичвуд. – Вот почему я придерживаюсь мнения, что твой дядя должен устроить так, чтобы до своего официального дебюта ты оставалась бы у кого-либо из своих родственников – предпочтительно у того, кто живет в Лодоне и в состоянии преподать тебе урок достойного поведения в обществе, до того как ты войдешь в него. Он – единственный член семьи твоего отца, с кем я знакома, но, надеюсь, не единственный ее представитель. – Она повернула голову, вперив вопросительный взгляд в мистера Карлетона: – Скажите мне, сэр, имеются ли у Лусиллы тетки или кузины с вашей стороны, с кем ее можно было бы поселить на вполне законных основаниях?

– В общем-то, есть моя сестра, – задумчиво протянул он.

– Моя тетя Каролина? – с сомнением поинтересовалась Лусилла. – Но ведь она инвалид!

– Да, прикидываться смертельно уставшей – ее любимое занятие, – согласился он. – Она страдает некой таинственной хворью, которая не поддается ни диагнозу, ни, соответственно, излечению. Один из самых странных ее симптомов состоит в том, что она обостряется до неприличия в тот самый момент, когда леди просят сделать то, чего она делать не желает. Ей случалось впадать в прострацию при одной мысли о том, что нужно побывать на вечеринке, которая обещала быть исключительно скучной. И никто, разумеется, не может гарантировать, что она не погрузится в самую черную меланхолию, если я предложу ей взять тебя под свою опеку, посему я не стану этого делать. Я не желаю, чтобы меня обвинили в ее смерти.

Лусилла захихикала, но выразила нескрываемое облегчение, откровенно признавшись, что жизнь с леди Ламбурн будет еще невыносимее, чем с миссис Эмбер.

– Кроме того, – добавила она завершающий штрих, – я ведь совсем ее не знаю. Я встречалась с ней один-единственный раз, много лет назад, когда мама взяла меня с собой, чтобы нанести ей утренний визит. Я была совсем еще ребенком, но она не показалась мне больной. Помню, она была очень красива и потрясающе элегантна. Разумеется, она говорила маме, что редко может похвастать хорошим самочувствием, но то, как она это сказала, вовсе не подразумевало, что она страдает каким-то неизлечимым недугом.

– Ага, должно быть, это было еще до того, как она обрела статус вдовы, – отозвался он. – У Ламбурна достало здравого смысла сыграть в ящик, после того как он сообразил, куда ветер дует.

– Сколько же врагов вы, должно быть, нажили себе своим невоздержанным языком! – заметила мисс Уичвуд. – Могу я предложить, чтобы вместо несправедливых, как мне представляется, обвинений своей сестры во всех смертных грехах вы занялись бы вопросом о том, кому из своих родственников поручить опеку над Лусиллой до тех пор, пока леди Тревизиан не сочтет возможным представить ее обществу?

– Разумеется! – с искренним радушием согласился он. – Я приложу все усилия, но в данный момент я оказался в тупике и потому вынужден, пусть и с большой неохотой, просить вас продолжить исполнять обязанности дуэньи, кои вы взвалили на себя самостоятельно.

– В таком случае, – заявила она, поднимаясь из-за стола, – нам больше нечего здесь делать, и мы позволим себе покинуть вас, сэр. Идем, Лусилла! Поблагодари своего дядю за гостеприимство и пойдем домой.

Он не сделал попытки задержать их, а лишь насмешливо проговорил, набрасывая шаль на плечи мисс Уичвуд:

– Примите мои комплименты, сударыня! Должно быть, вам было нелегко не отреагировать на эту колкость?

– О нет, ничуть не бывало! – парировала она без малейшего колебания. – Много лет назад отец научил меня не обращать внимания на тот вздор, что несут всякие грубияны.

Мистер Карлетон коротко рассмеялся.

– Не в бровь, а в глаз! – признал он и, отвернувшись, небрежно провел пальцем по щеке Лусиллы. – Au revoir[23], племянница! – сказал он, ласково улыбнувшись ей. – Прошу тебя, постарайся восстановить фамильную репутацию, которую я подверг такой опасности.

Затем он проводил их вниз и, пока посылали за экипажем мисс Уичвуд, проявив исключительную вежливость, вовлек ее в приятный разговор обо всяких пустяках. Впрочем, вскоре их прервал щегольски разодетый молодой человек, вошедший в холл с улицы. Едва взор его живых глаз остановился на мисс Уичвуд, как он устремился к ней, воскликнув:

– Так я и знал, что сегодня мне улыбнется фортуна! Моя дорогая леди, как поживаете?

Она протянула ему руку, которую он моментально поднес к губам, и ответила: