– Ниниан, как и любой другой молокосос, мне совершенно неинтересен! – резко бросил мистер Карлетон. – Я принимаю как данность – с ваших слов, мисс! – что давление, оказываемое на Лусиллу, было нелегко вынести. Но вот чего я не понимаю, мадам, так это почему она решила, что единственное ее спасение заключается в бегстве? Какого дьявола маленькая глупышка не написала мне?

Эннис уставилась на него, приоткрыв от удивления рот, и прошла добрая минута, прежде чем она в достаточной мере овладела собой, чтобы ответить.

– Как мне представляется, сэр, предыдущий опыт обращения к вам за поддержкой не дал ей оснований надеяться получить иной ответ, кроме того, что она должна поступать так, как полагает нужным ее тетка, – сказала она.

Девушка с удовлетворением отметила, что ей, по крайней мере, удалось смутить его. Карлетон покраснел и голосом, в котором слышалась неприкрытая досада, заявил:

– Поскольку все просьбы, кои я получал от Лусиллы, касались вопросов, выходящих за пределы моей компетенции…

– Даже просьба купить ей собственную лошадь? – быстро вставила Эннис. – Это тоже выходит за пределы вашей компетенции, мистер Карлетон?

В глазах его мелькнула тень сомнения.

– Она действительно просила меня об этом? Я не помню.

Теперь уже она оказалась в замешательстве, поскольку не помнила точно, был ли отказ разрешить ей иметь собственную лошадь одним из обвинений, выдвинутых Лусиллой против него, или очередным запретом, исходящим от миссис Эмбер, в борьбе с которым она не сочла возможным прибегнуть к помощи дяди. К счастью, ей не пришлось ни идти на попятный, ни увиливать от ответа, потому что он заговорил сам:

– Если она и обращалась ко мне с подобной просьбой, то, пожалуй, я действительно запретил ей обзаводиться собственным выездом. Что за дурацкая мысль – держать в городе лошадь и грума, которые обходятся дьявольски дорого?

Поскольку в этом она убедилась на собственном опыте, то отрицать справедливость его слов не могла. Поэтому она благоразумно оставила этот вопрос в покое и вернулась к первоначальным обвинениям, заявив:

– Но разве я не права в том, что у вас в обычае переадресовывать все просьбы Лусиллы миссис Эмбер, предоставляя той решать их по собственному усмотрению?

– Да, разумеется, вы правы, – нетерпеливо ответил он. – Что я могу знать о том, как надо воспитывать девочек в пансионах?

– Что за жалкая увертка, чтобы успокоить свою совесть! – сказала она.

– Моя совесть не нуждается в увертках, мадам! – отрезал он. – Я могу быть официальным опекуном Лусиллы, но от меня никогда не требовалось вмешательства в тонкости ее воспитания. А если бы мне это предложили, я без колебаний отверг бы подобную обязанность. Я не умею и не желаю нянчиться с младенцами!

– Даже если это единственный ребенок вашего брата? – спросила она. – Неужели вы не испытываете к ней вообще никаких чувств?

– Да, никаких, – ответил он. – Откуда им взяться? Я почти не знаю ее. Бесполезно ожидать, что я проникнусь к ней слезливой сентиментальностью только потому, что она дочь моего брата. О нем самом мне известно немногим больше, чем о Лусилле, да и то, что я знаю, мне не слишком нравилось. Не хочу сказать, что от него было много вреда, напротив, в нем наверняка было много хорошего, но он был начисто лишен здравого смысла, зато чувствительности и эмоциональности, на мой взгляд, у него было с избытком. Он всегда казался мне нестерпимо скучным.

– Что ж, мой брат тоже представляется мне нестерпимо скучным, – откровенно призналась она, – но, какими бы разными мы ни были, между нами всегда существовала искренняя привязанность друг к другу. Думаю, у братьев с сестрами это должно быть в порядке вещей.

– Возможно, вы знаете своего брата лучше, чем я знал своего. Он был старше меня всего на три года, и, хотя для взрослых такая разница в возрасте – сущий пустяк, в школьные годы она казалась мне настоящей пропастью. В Хэрроу у него завязалась тесная и, на мой взгляд, совершенно идиотская, слезливо-сентиментальная дружба с молодым Элмором. Оба бредили военной службой и по окончании Хэрроу поступили в один и тот же полк. С того времени мы с ним виделись лишь урывками. Он женился на смазливой маленькой клуше; впрочем, она оказалась не такой дурой, как ее сестра, но хитрости у нее было больше, чем мозгов; к тому же она без конца извергала потоки всякой ерунды, которую я терпеть не мог. Я знал, разумеется, когда он покупал поместье Чартли, что его дружба с Элмором оставалась все такой же крепкой, и мне следовало бы догадаться, что эта парочка мечтателей состряпает сумасшедший план по установлению еще более тесных связей, женив наследника Элмора на дочери Чарльза. Хотя для меня остается загадкой, почему Элмор – или Айверли, кем он стал к тому времени – вздумал настаивать на своем драгоценном плане после смерти Чарльза? Разве что для полного счастья ему не хватает только поместья Лусиллы.

– Видите ли, поначалу и я заподозрила нечто подобное, – согласно кивнула мисс Уичвуд, – но теперь считаю своим долгом сообщить вам, что Ниниан опровергает эти домыслы. Он говорит, что у его отца никогда не было корыстных умыслов.

– В конечном счете, – мистер Карлетон скривился от отвращения, – я был бы о нем лучшего мнения, если бы он руководствовался именно корыстными мотивами. А эта сопливо-сентиментальная идея выдать Лусиллу замуж за своего сына только потому, что они с его папашей были закадычными дружками, приводит меня в содрогание. Меня от нее тошнит! Откровенно говоря, он никогда мне не нравился.

В глазах Эннис заплясали смешинки. Но она постаралась сохранить серьезное выражение лица, сказав:

– В общем, я подозревала нечто в этом роде. А есть ли кто-нибудь, кто вам нравится, мистер Карлетон?

– Да, есть. Вы! – без обиняков признался он.

– Я?.. – растерянно пролепетала она.

Он кивнул и тут же добавил:

– Да, но против моей воли!

Эннис не выдержала и рассмеялась. Вытирая слезы, она сказала:

– Вы совершенно невыносимы! Что, во имя всего святого, я сказала или сделала такого, чтобы понравиться вам? Ничего более нелепого я в жизни не слыхала!

– О нет! Я никогда не говорю пустые комплименты. Вы мне нравитесь, но будь я проклят, если знаю почему! Ваша красота тут ни при чем, хотя она выдающаяся, и уж, конечно, дело не в том, что вы сказали или сделали. Пожалуй, это ваше достоинство или, если хотите, порода – есть в вас что-то этакое!

– Мне представляется, – убежденно сказала мисс Уичвуд, – что у вас положительно не все дома.

Он рассмеялся.

– Совсем напротив! Но не обманывайте себя, думая, что если вы мне нравитесь, то это делает вас подходящей персоной для того, чтобы взять на себя заботу о моей племяннице.

– Я этого не переживу! – парировала она. – И что вы намерены делать, сэр?

– Передать девчонку обратно под опеку ее тетки, разумеется!

– Как, вы хотите отвезти ее обратно в Чартли-Плейс?! Какие, однако, глупости вы вбили себе в голову! С таким же успехом вы, не мудрствуя лукаво, можете попросту благословить ее на замужество с Нинианом.

– Нет, я не о Чартли-Плейс. В Челтенхем, конечно!

Она покачала головой.

– Не думаю, что это вам удастся. Как нам стало известно, бедная миссис Эмбер лежит в полной прострации и к ней приставлен доктор леди Айверли. И поскольку, по словам Лусиллы, ее тете обыкновенно требуется несколько недель, чтобы оправиться от этих… истерических припадков, я очень сомневаюсь, что в ближайшее время она сможет вернуться к себе домой. Кстати, раз уж мы заговорили об этом, дама заявила, что более не желает видеть Лусиллу, и хотя я не придаю этому особого значения, все же полагаю, вам не стоит рассчитывать, что она передумает, по крайней мере, до того момента, когда полностью выздоровеет.

– Я помогу ей выздороветь поскорее! – с угрозой пообещал он.

– Вздор! Вы лишь ввергнете ее в новые конвульсии. И даже если вам это удастся, придется иметь дело с Лусиллой.

– Уж здесь-то никаких трудностей не возникнет, обещаю вам!

– О, я не сомневаюсь в том, что вы угрозами можете заставить ее вернуться вместе с вами в Челтенхем, – откликнулась она с приветливостью, доводящей его до исступления. – А вот ваша способность убедить ее остаться там вызывает у меня большие сомнения.

Он злобно уставился на нее горящими глазами.

– Я не стану прибегать к угрозам, мадам.

– Знаете, это будет очень мудро с вашей стороны, – с одобрением отозвалась Эннис. – Она обладает присутствием духа, и любая попытка с вашей стороны принудить ее к чему-либо лишь вызовет ее ожесточенное сопротивление. Она вновь сбежит, но не может же она провести в бегах последующие четыре года! Ее первый побег не причинил ей особого вреда, но если она обзаведется подобной привычкой…

– Да замолчите же вы, наконец! – перебил он ее, обуреваемый сложной смесью отчаяния и изумления. – Как вы меня назвали? Невыносимым, не так ли? Что хорошо для одного, то годится и для другого, мадам.

– Вы опять платите мне той же монетой, не так ли? – с невозмутимой сердечностью осведомилась она.

Уголки его губ предательски дрогнули; он встретил ее насмешливый взгляд и неожиданно рассмеялся.

– Мисс Уичвуд, – сказал он, – я солгал, когда говорил, что вы мне нравитесь. Вы мне совсем не нравитесь. Более того, вы вызываете у меня сильнейшую неприязнь.

– Что я могу на это сказать, дорогой сэр? Только то, что я испытываю к вам схожие чувства, – ответила она.

Мистер Карлетон одобрительно улыбнулся.

– Наверное, никто и никогда не брал над вами верх в словесном поединке? – осведомился он.

– Нет, но до сегодняшнего дня у меня не было возможности попробовать свои силы в словесной дуэли. Тех джентльменов, с которыми мне до сих пор приходилось иметь дело, отличали хорошие манеры и воспитание.

– Должно быть, они были смертельно скучны, – заметил он.