– Я могу сказать, что это была бесполезная встреча. Я должна была знать, что папенькиного сыночка всё ещё могут отшлёпать за плохое поведение. Я права? Как ещё кто-то мог бы вырасти от мальчика из отдела доставки до руководителя меньше чем за год? Только я не знала, что он не нанял компетентного помощника сейчас.

Выражение его лица меняется мгновенно. Веселье испаряется, на его место приходит ярость. Он ударяет кулаком по столу и задевает картонный стакан, горячая жидкость собирается в лужицу и течёт к краю стола. Проведя по волосам, он приводит их в беспорядок, напрягает подбородок и бросает пристальный взгляд на персонал за стойкой. Будто ждёт, что кто-то подойдет к столу и уберет всё. Нет... Словно ждёт, когда же кто-то из барменов накричит на него, чтобы он мог взорваться сам.

Я на это не куплюсь.

– Слишком вспыльчивый? Посмотри на себя. Здесь. Грёбаный. Беспорядок. – Встаю, натягиваю пиджак, отставляю кружку на место и беру сумочку. – Пришло время мне приступить к работе и перестать связываться с детьми.

Как только я проскальзываю мимо него, он хватает меня за запястье и останавливает. Я пытаюсь вырваться без единой мысли, но он только сильнее сдавливает пальцы, зажимая сухожилия.

Я вздрагиваю, когда его взгляд проносится от моей руки к глазам.

– Так ты испытываешь эмоции?

– Отпусти меня!

      Он удерживает моё запястье. Я пытаюсь успокоиться, но по моей раскрытой ладони расплывается тёплый красный след, заставляя ощутить слабость в желудке.

– Ты назвала меня ребёнком? Я знаю, что ты обжигалась всякий раз, когда делала глоток кофе. Узнать, где я покупаю кофе – это одно, но нести чушь об умершем человеке – совсем другое. Твоя компания обречена, – говорит он. – Я ожидал от тебя большего, Марси.

Его голос дрожит, когда он говорит моё имя, и отпускает руку. Я глажу травмированное место и сердито смотрю на него. Лёгкое повреждение, больше всего похоже на кошачьи царапины. Практически нет крови. Может, я всё это представила?

– Жить будешь, – говорит он, отворачиваясь от меня и возвращаясь к столу. Я встряхиваю головой. Ноги не двигаются. – Ваша компания будет моей. Мне плевать, что думает твоё руководство о происходящем. Это всё чушь. Когда я войду в ваше здание, оно полностью будет моим.

Я рассеяно тру запястье. Обратив на это внимание, снова одёргиваю рукав.

– Тогда мне стоит убедиться, что ты не сделаешь ни одного грёбаного шага внутрь.

– Попытайся.

Я киваю.

– Когда будешь готов обсудить это, как взрослые люди, у тебя есть информация обо мне. Очевидно. – Я разворачиваюсь и устремляюсь к двери, которую открываю толчком с ноги, практически разбив стекло. Я ведь могу просто разбить его, разве нет? Разнести вдребезги, затем поднять осколок, вбежать обратно, и вонзить его в эту грёбаную шею. Как он посмел схватить меня? Как он вообще посмел ко мне прикоснуться?

Но я не могла.

Мое сердце скачет не от гнева. Я слишком завелась, чтобы быть разгневанной. До офиса иду по улицам пешком. У меня такое ощущение, словно я всё время задерживала дыхание, пока наконец не зашла в лифт. На полпути наверх нажимаю кнопку "стоп".

Я падаю в углу, держась за поручень, чтобы не касаться коленями пола. Надеть юбку в такую погоду подобно безумию, даже если я ношу плотные леггинсы. Я поднимаю рукав пиджака и пялюсь на место, где он схватил меня. Казалось, будто на том месте на моей коже должен быть электрический ожог.

Всё то время, что он впивался своими ногтями в меня, я просто... хотела кричать о большем.

Может мои еженедельные встречи с Незнакомцем имеют на меня большее влияние, чем я думала. Но делать это с разрешения – это одно... но быть травмированной прикосновением другого мужчины? Какая польза тогда от моей силы?

Со стоном качаю головой, пытаясь восстановить весь момент. В его глазах был блеск? Понравилось ли ему тоже?

Не может быть.

Я возвращаю самообладание и запускаю лифт. Эта встряска возвращает к жизни. Поднимаюсь на верхний этаж и выхожу через двойные двери, как только те разъезжаются передо мной.

Джеймс Пирс – это проблема. С которой я справлюсь.

Незнакомец – другое дело, с которым я буду разбираться, когда придет время встречи на этих выходных. Хотя некоторые вещи должны измениться, если всё идет к тому, чтобы в моей жизни переплелись игра и реальность.

Я не могу допустить, чтобы это случилось. Не тогда, когда на кону моя работа, жизнь и репутация.

      ***


Гвен вытягивается, когда видит меня, и улыбается.

– Марси! Ты не слышала, что я тебе говорила, когда ты уходила?

Я мотаю головой, всё ещё на нервах. Не могу сказать, горят мои щёки от холода или от стыда.

– Не слышала.

– Я пыталась тебе сказать, что мы получили кое-какую информацию от «Кэпитал Инк», которую они собираются опубликовать вместе с нашей ставкой за слияние, – она поворачивает монитор компьютера в мою сторону, и выделяет заголовок, чтобы показать его мне. "«Кэпитал Инк» приобретает «Холлет-Ист»".

Я притягиваю монитор поближе, затем прокручиваю всю заметку. В заявлении Джеймс Пирс не просто растрепал репортерам о том, что покупает нашу фирму, но сделал это официально. Там было всё, и отосланное им наше жалкое предложение, и их ответ. Он заявил, что собирается уничтожить нашу жалкую лачугу и превратить её в супермаркет.

Я закрываю глаза и пытаюсь дышать, но чувствую на себе взгляд Гвен. Она ждёт моей реакции. Чего я хотела бы в последнюю очередь, так это показывать мою реакцию.

– Спасибо, Гвен, – цежу я сквозь зубы. Двигаюсь в свой угол, будто деревянная кукла, и открываю кабинет. Зайдя внутрь, закрываю дверь.

Я ложусь на пол и смотрю в щель под дверью в ожидании шагов. Не могу поверить в это дерьмо. Если мне казалось, что я выставила себя дурой в кофейне, то оказалось, что это была только верхушка айсберга.

В заметке говорится обо мне. Что это я стала причиной того, что «Холлет-Ист» был куплен. Статья была отправлена, когда я как раз закончила телефонный разговор с ним. Прямо перед тем, как я отправилась в кофейню.

Я уничтожу его. Это единственное, что я сейчас могу.

Даже если для этого мне потребуется уничтожить себя, лишь бы всё получилось. Это больше не имеет значения. Он не сведет на нет годы работы. Годы и годы работы, в которые я выкладывалась, чтобы заполучить эту должность. Работы над совершенствованием моего взгляда, с заключением сделок, над моим равнодушием. Если у меня нет чего-то из этого, то у меня нет ничего.

Кроме Незнакомца. Он, наверно, единственный, кто может мне помочь на самом деле. Может быть, мне попытаться передвинуть нашу встречу немного ближе. Он единственный, кто может, дразня, снять напряжение с моих мышц. Тот вид напряжения, который сделан из веревок на ваших сухожилиях и ножах в вашей спине. Он единственный, кто в прямом смысле может разблокировать кандалы, держащие мои ноги скованными вместе, а запястья зафиксированными за шеей.

Я сглатываю, когда пара чёрных ботинок мелькает мимо дверей моего кабинета. Свет у меня выключен, никто не может знать, что я здесь, только если Гвен не сказала – поэтому никто не должен пытаться войти ко мне. Ноги подходят ближе к двери, раздается вздох.

Записка проскальзывает в проём под дверью.

Розовая.

(Розовый лист присылается сотрудникам компаний в качестве уведомления об увольнении.)

Я дотягиваюсь до него, хватаю пальцами и пододвигаю ближе. Я уволена? Вот как это происходит? Просто записка, без стука, фразы «ещё увидимся» или «мне жаль»?

Я устремляю свой взгляд на неё. Это не похоже на рабочий лист. Это записка из почтового отдела с просьбой прийти и забрать посылку. Присмотревшись лучше, я понимаю, что она даже не розовая. Скорее оранжевая. Наверно мой кабинет просто немного темноват.

Встав с пола, я отряхиваюсь. Солнце поднимается над жалюзи, и свет полосой падает через весь кабинет на противоположную стену. Я не могу допустить, чтобы эти разборки с Джеймсом вывели меня из себя. Я должна быть предусмотрительной.

Подобные мужчины становились на моём пути и в самом начале, и уж точно я не дам ему встать на дороге в конце моей карьеры.

      *** 

Спустившись в почтовый отдел, я провожу пальцами по доске с персоналом. Даже у почты имелись ассистенты. Спустя какое-то время я беспокою женщину с вьющимися волосами и тёмными кругами под глазами, появившуюся в маленьком дверном проёме. Она замечает моё присутствие, но, когда садится на стул за своим рабочим местом, ничего не говорит.

– Вот, – говорю я, толкая скользящий по пластиковому столу лист, – кто-то бросил это под мою дверь. У меня есть проём для почты.

– Ох, – она смотрит на меня и внезапно отодвигается. Неужели я напугала её? – Простите, это моя вина. Я… новенькая.

– Что случилось с Эриком?

– Он уволился, – отвечает она. Берёт лист и кладёт его рядом с собой на столе. Пальцы изучают клавиатуру в поисках верных писем, и вбивая их по одному за раз. – Посылка слишком большая, чтобы пролезть в ваш проём, вот почему так произошло.

Бейдж с её именем прикреплен к ремешку, висящему на шее. Свитер выглядит поношенным, на нём катышки, а свободные брюки слегка велики. Ремень слишком сильно затянут, чтобы хоть как-то удержать брюки от падения. Наверно ей немного за тридцать.

Это так я буду выглядеть? Если у Джеймса всё получится, и его наниматели добьются своего?

Я слегка наклоняюсь вперёд и пытаюсь расслабиться. Я, наконец, читаю её имя на бейдже: Стефани. Мне не стоит переносить разочарование из-за Джеймса на неё. Я вздыхаю и предпринимаю попытку поймать её взгляд, но её беспокойство выглядит засевшим слишком глубоко, а внимание полностью сфокусировано на уведомлении.