Она испугалась.

— Как Джеймс?

Эйми зарделась, и Малышка переспросила:

— Он не заболел?

Эйми и Дикки покачали головами. Малышка не сводила с них глаз.

— Тогда в чем дело? Что-нибудь не так с его новым назначением?

Она подумала — заставила себя подумать: «Ах, бедняжка Джеймс!»

— Ну же, Эйми, рассказывай, — сказал Дикки.

— Не могу, — прошептала Эйми.

Она похлопала малыша по спинке и вытерла капельки молока с его губок.

Дикки вздохнул.

— Ну ладно. Вам ведь все равно нужно знать. У него связь с секретаршей. В следующем месяце они вместе едут в Париж. Он привез ее к нам. Должен сказать, такого нахальства я от него не ожидал.

Эйми заплакала.

— И это после цирка, который он устроил! — рыдала Эйми. — Нет, он не говорил, что ты виновата в вашем разрыве, но притворялся таким печальным — уже этим как бы виня тебя, разве нет? Зато он говорил, как ты, не предупредив его, уехала, а ему пришлось всем заниматься! Вот уж чушь! Ужасно! Даже теперь он говорит, что его отношения с секретаршей не зашли бы так далеко — ведь правда, Дикки, он так говорит? — если бы ты не уехала из Уэстбриджа. Словно это ты виновата. Мне нужен кто-то, кто будет заботиться обо мне, коли твоя мачеха так безжалостно меня бросила! Это его слова. Даже ее не постеснялся. Эмили. Эмили Харрис. Так ее зовут. Впрочем, ты ведь знаешь его секретаршу. Она много лет работала у него. Должна сказать, мне немножко ее жаль. Он ведь совершенное чудовище! — Эйми шмыгнула носом, а когда Дикки дал ей свой носовой платок, положила малыша на животик и высморкалась. — Хотя я рада, что он высказал все это в присутствии Дикки. Ведь Дикки прежде не понимал. Он думал, в вашем разрыве виноват не только папа. Всегда виноваты оба, так он все время говорил. А теперь он сам убедился!

— Я был в шоке, — без тени улыбки проговорил Дикки. Он подошел к Малышке и жестом мужчины, берущего женщину под свою защиту, положил руку ей на плечо. — Если я могу что-то для вас сделать, только скажите. Хотите, я поговорю с вашими адвокатами? Я хочу сказать, иногда мужчина… — Он нахмурился. — Я хочу сказать, Адриан не…

— Спасибо.

Малышка коснулась руки Дикки и улыбнулась ему. Надо же так ошибиться! А ведь его прежнее отношение к ней было совершенно естественным. Не успел сам стать мужем, как ему пришлось наблюдать крушение семьи. Конечно же, его это испугало. Да и взгляды на долг жены у него наверняка жесткие! Пусть он не очень умен, зато, вне всяких сомнений, надежен.

Эйми рассмеялась не без некоторой доли истеричности.

— Знаешь, зачем папа приезжал к нам? Сообщить, что не может увеличить мое содержание. Правда, мы и не очень-то рассчитывали на него. Нет, я рассчитывала. Немножко. А он сказал, что, возможно, даже станет давать меньше! Теперь ему, видите ли, придется содержать двух женщин. Так он сказал. — Эйми проглотила слезы. — Ведь Эмили должна будет оставить работу.

— Она беременна? — спросила Малышка.

И сказала себе: я должна чувствовать себя униженной! А она не чувствовала ничего, кроме любопытства. Какой же Джеймс, однако, подлый лицемер, почти с нежностью подумала она, припомнив, что за представление он разыграл в их последний совместный вечер. Какую драму он сделал из своего желания обрести «свободу», а на самом-то деле ему просто виделась удобная двойная жизнь: с секретаршей в Париже и маленькой женушкой, стерегущей ее дом в Уэстбридже. Наверно, ему все же было стыдно банального подтекста.

— Ну и какая она? — спросила Малышка. — Я никогда ее не видела, только разговаривала с ней по телефону. Джеймс был против того, чтобы я заезжала за ним в контору. Он говорил, что дом — это дом, а работа — работа и не надо их смешивать.

Эйми хихикнула.

— Она старше тебя. В общем, совсем старая. Лет тридцати семи — тридцати восьми. Некрасивая, но с хорошей фигурой — если она беременна, то пока это незаметно. Деловая. Все время настороже — похожа на фокстерьера. Все время смотрела на папу, словно в любую минуту была готова вытащить блокнот и ручку и начать стенографировать.

— Хватит, Эйми, — твердо прервал ее Дикки. — Не думаю, что Малышке все это интересно.

Эйми поглядела на Малышку, вопросительно подняв брови, и Малышка благоразумно покачала головой. Очевидно, Дикки считал такую беседу вульгарной.

Тогда Малышка переменила тему на более интересную для Дикки.

— Не думаю, что у Джеймса есть причины уменьшать содержание. Сейчас он дает мне сто двадцать фунтов в месяц, но как только я найду работу, а я собираюсь работать после рождественских каникул, когда Пэнси вернется в школу, они мне не понадобятся. Если у вас плохо с деньгами, я, наверно, могла бы помочь. Мне не надо платить за квартиру, и если не считать машины, других расходов…

Правда, ей тотчас пришло в голову, что на костюм и туфли она потратила почти сто фунтов. А если еще прибавить к ним шелковую блузку, которую она купила с костюмом, то как раз и выходит месячное содержание. Какого черта на нее нашло? Наверно, в голове у нее помутилось от мыслей о Филипе, который может позвонить в любую минуту. До чего же глупо и стыдно…

— Слышать ничего не хочу, — сказал Дикки. — Нам и без того хватает. Кстати, Эйми хорошо известно, что я никогда особенно не жаждал этих денег. Я хочу сказать, мужчине приятно сознавать, что он в силах содержать свою жену! Но я решил, это ее отец и пусть сама разбирается, потому что у меня нет денег на всякие штучки, к которым она привыкла дома. Представляете, когда мы только-только поженились, она почти каждый день покупала фазанов и стейки! У меня глаза лезли на лоб. Это все равно что каждый день ужинать в «Савое»! У вас другое положение, Малышка, если вы позволите мне сказать. Мой тесть богатый человек, и, несмотря на женское равноправие и все такое, я правда считаю, что вам следует хорошо поразмыслить, прежде чем вы откажетесь от его денег. Пути назад не будет, а с работой сейчас трудновато. Хотя, конечно же, я тоже думаю, что вам нужно что-нибудь подыскать. Это очень важно, в первую очередь для вашего же душевного самочувствия, потому что вам надо смотреть вперед и строить для себя новую хорошую жизнь. Вы же еще совсем молодая. Ну, вполне молодая.

Налив всем кофе и предложив сахар и сливки, Дикки сел за стол и вопросительно посмотрел на Малышку.

— Надеюсь, вы не обиделись на меня? Я хочу сказать, вы не подумали, будто я лезу в чужие дела?

— Конечно же, нет, — ответила Малышка. — Правда! Честно! Я вам признательна.

Так оно и было. И виноватой она себя чувствовала. Дикки оказался добрым и разумным. Как же она не поняла сразу? Ей надо смотреть вперед и думать о будущем. Именно так должно было быть последние несколько недель, а она все время оглядывалась на прошлое и оплакивала скелеты в шкафу. Ну и что это дало? Папа был прав, когда сказал, что таким образом она ничего не добьется. Ну и точка! Совет старомодного молодого человека пришелся как нельзя вовремя. Осталось только отыскать улицу, на которой живет Гермиона, и проехаться по ней; может быть, убавить скорость возле ее дома, вот только останавливаться не стоит, а потом домой — и навсегда забыть о ней.

Глава седьмая

— Твой отец предупредил меня, что ты можешь явиться, — сказала Гермиона.

Лампа горела за спиной Гермионы, которая показалась Малышке ужасно громоздкой. Гермиона и в самом деле была высокой и толстой, но длинный и бесформенный балахон из жесткой топорщащейся ткани сливового цвета делал ее еще выше и толще. На ногах у нее не было ни туфель, ни шлепанцев, и, глядя на ее босые ноги (слишком разнервничавшись из-за первой же фразы Гермионы, она не могла заставить себя смотреть ей в лицо), Малышка вдруг подумала, что ножки у ее матери белые, узкие, изящные не по годам. Никаких узлов, вен, искривленных пальцев.

— Я не собиралась… — пролепетала Малышка. — Просто… просто ехала мимо и увидела полицейскую машину, вот и подумала…

Что подумала? Ну что она могла подумать, сидя в своем «рено» на противоположной стороне крутой приморской улицы и по-шпионски следя за домом? Ей стало страшно, когда появились полицейские, однако она почувствовала не только страх, но и странное возбуждение, словно у нее появилась серьезная причина, чтобы постучать в дверь. На самом деле это был лишь предлог!

— Когда полицейский постучал и вы впустили его, я испугалась, не случилась ли беда. — Малышка заставила себя поднять глаза и посмотреть на затененное лицо Гермионы, после чего излишне весело рассмеялась. — Надеюсь, все в порядке?

— Да, — ответила Гермиона. — Как всегда. Не произошло ничего необычного. Входи уж, коли пришла.

Она посторонилась, и за ее спиной Малышка увидала молодого полицейского, который стоял возле лестницы. В тесном холле для них троих едва хватало места, и обеим женщинам пришлось прижаться к стенам, чтобы пропустить его. На прощание он улыбнулся Гермионе.

— Во всяком случае, спокойная ночь вам обеспечена, миссис Лэш. А утром мы позвоним, чтобы вы знали, когда он предстанет перед судьей. Все зависит от очереди и от того, сколько денег у него в кармане. Не думаю, что вам захочется заплатить за него штраф.

— Не захочется, — подтвердила Гермиона.

— Тогда можете быть уверены, что до утра он надежно заперт.

— Меня это устраивает. До его возвращения мне нужно кое-что сделать. Спасибо, что поставили меня в известность.

Гермиона закрыла входную дверь и открыла другую — в маленькую комнату, все стены в которой были уставлены стеллажами с книгами. В камине весело потрескивал огонь, а над ним висело красивое зеркало в тяжелой золоченой раме. На ковре растянулся мальчишка, вокруг лежали книги.

— Бенедикт, ко мне пришли, — сказала Гермиона. — Можешь зажечь газ у себя в комнате.