Тянулись секунды, а Констанция не могла больше вымолвить ни слова, как это уже не раз случалось. Дональд словно замораживал внутри ее речь. Но тут в их разговор вмешался Мэтью.

– Но ведь Анна всю жизнь работала у Моллена, – откашлявшись, сказал он, – воспитывала девочек.

Дональд перевел взгляд на брата и долго смотрел на него в упор.

– Ей за это платили, – наконец ответил он.

– Да никогда ей не платили, и ты это знаешь, она… она работала столько лет… бесплатно… – Мэтью закашлялся.

– Платить можно по-разному. А она была хозяйской шлюхой. - Спокойствие Дональда улетучилось, лицо исказилось, каждое слово он произносил отрывисто. – И не одна она была шлюхой, не так ли? Вы все шлюхи, каждая из вас. – Он махнул рукой с такой силой, что, находись Констанция на несколько дюймов ближе к нему, он сбил бы ее с ног. Затем, повернувшись, Дональд твердым шагом вышел.

Оставшиеся на кухне замерли. Они смотрели друг на друга, и их глаза говорили: "Он уже пошел в открытую, что же теперь будет?"


* * *

Было одиннадцать часов, когда мисс Бригмор слезла с почтовой двуколки и направилась во двор фермы. Ребенка на руках у нее не было.

Констанция встретила ее у ворот. Они крепко обнялись и некоторое время стояли так.

– Ох, Анна, что я могу сказать? – пробормотала молодая женщина.

– Я не привезла ребенка. Я… я приехала умолять его. Упаду перед ним на колени и буду стоять, пока он не согласится не отбирать у меня девочку. Она все, что у меня осталось, без нее жизнь теряет для меня всякий смысл.

– Ох, Анна, я бессильна помочь, – воскликнула Констанция голосом, полным страдания.

Обнявшись, они пошли через двор.

– Я не поверила, когда получила письмо, – призналась мисс Бригмор. – Ведь когда мы виделись последний раз, он ни единым словом не обмолвился об этом. И, естественно, я думала, что останусь в коттедже с Мэри и буду воспитывать девочку… даже на секунду не могла себе представить… – Анна замолчала, остановилась и повернулась к Констанции. – Нет, я предполагала нечто в этом роде. Много месяцев жила в страхе, что он заставит тебя уговорить Барбару дать согласие на продажу коттеджа, потому что, Конни… потому что таков его план, именно план. План мести. Его письмо было таким холодным, таким безжалостным, будто он долгие годы ждал этого момента, чтобы отомстить мне. А между строчек я смогла прочесть, что во всем случившемся он обвиняет меня.

Констанция ничего не могла на это ответить, поскольку понимала: Анна говорит правду. Непонятно почему, но Дональд ненавидел Анну. Всегда ее не любил, прежде всего потому, что она не любила его. Но главная причина заключалась в близости Анны к Томасу Моллену.

– Он… он дома? – спросила мисс Бригмор.

Констанция покачала головой.

– Нет, он обходит свои владения. Делает это каждое утро. По закону ему не принадлежит ни единый клочок земли, но никто не осмеливается опровергать заявление Дональда о том, что это его ферма. Он работает на ней практически один, во всяком случае, так было до сего дня. А нынче он нанял работника с семьей. На за что не догадаетесь, кого он взял в работники.

– Кого же?

– Уэйта, лакея.

– Уэйта? Нашего бывшего лакея?

– Да.

– И он нанял его в работники?

– Да. Ох, я не против того, что Уэйт получил работу, я помню, хотя и смутно, что он был очень добрым человеком. Но ему понадобилась работа, а его семье жилье. До этого Уэйт работал на ферме Тайлера, но ферму продали, а у нового владельца свои работники. Уэйт услышал, что здесь требуется работник, я… я впервые узнала это от него, да и мама тоже. Оказывается, Дональд решил расширять свои владения, купил еще пятьдесят акров земли. Большинство молочных продуктов сейчас идет на продажу, на домашнее хозяйство нам выделяется строго определенная сумма. Ох, Анна, Анна, – Констанция застонала. – Моя жизнь просто невыносима. Зачем я сделала это? Зачем?

Мисс Бригмор опустила голову.

– Ты не хотела, но я тебя заставила. По крайней мере, в этом я признаю свою вину. Если бы я не настояла, ты бы не вышла за него замуж. Уж лучше бы тогда пережить позор, чем жить так.

– Нет, не вините себя, Анна. Вы желали мне добра. Если кто и виноват во всем, так это только я сама. Когда вспоминаю, как я ужасалась при мысли, что не выйду замуж до двадцати лет, то думаю, что тогда потеряла разум… Но пойдемте в дом, вы замерзли. Да и неважно выглядите.

Едва они вошли в кухню и мисс Бригмор, поздоровавшись с Джейн, повернулась к Мэтью, как все услышали звук торопливых шагов по выложенному булыжником двору.

Дональд буквально ворвался на кухню. По его раскрасневшемуся лицу струился пот. Констанция поняла, что он, наверное, бежал от дальнего поля, увидев оттуда почтовую двуколку. Погода сегодня стояла хорошая, и двуколка прибыла пораньше.

Некоторое время все молчали. Лицо Дональда постепенно из красного стало багровым.

– Где она? – требовательным тоном обратился он к мисс Бригмор.

– Я… я не привезла ее. Мне нужно поговорить с тобой.

– Можете говорить хоть до посинения, но это бесполезно. В письме все сказано, и, как вам известно, закон на моей стороне.

– Да… я знаю. – Просительный тон вызвал у Анны презрение к самой себе, но она продолжила так же тихо и жалобно: – Ты имеешь право требовать, чтобы ребенка привезли сюда… но я приехала умолять тебя проявить милосердие и оставить девочку со мной. Ты же знаешь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы дать ей образование…

– Ага! – жестко усмехнулся Дональд. – И научите ее лгать и распутничать.

Мисс Бригмор прижала ладонь к горлу и пошатнулась.

– Ты ужасно несправедлив ко мне.

– Нет, справедлив, потому что ваши воспитанницы всему научились от вас. Вы приехали без ребенка, поэтому мне ничего другого не остается, как отобрать его у вас силой.

– Ты не сделаешь этого, не сделаешь. Я не позволю! – вдруг взорвалась Констанция.

Дональд медленно повернулся, посмотрел на жену и спросил уже спокойным тоном:

– А как ты сможешь мне помешать? Никак. И ты прекрасно это знаешь, поэтому собирайся, поедешь вместе со своей гувернанткой и привезешь сюда ребенка.

– Не поеду, не поеду! Я буду драться с тобой. Ты слышишь? Буду драться.

Губы Дональда скривились в презрительной усмешке.

– Не будь дурой. – Он отвернулся от жены и уже сделал шаг, намереваясь уйти, но его остановил голос матери:

– Не делай этого, Дональд.

Он бросил на мать свирепый взгляд, прищурился и прошипел:

– Советую тебе не вмешиваться.

– Я и так слишком долго не вмешивалась. Когда ты говоришь о своих законных правах, то забываешь, что только Мэтью – родной сын моего покойного мужа.

Несколько секунд Дональд молчал, а затем медленно отчеканил:

– Я ничего не забываю. Фактически я являюсь старшим сыном Майкла Радлета. Это всего лишь слухи и предположения, что вот эта прядь, – он поднес руку к белой пряди возле левого виска, – роднит меня с Молленом. И это будет невозможно доказать в суде. У многих людей имеются белые пряди, но это не означает, что все они родились в результате того, что Моллен развлекался в лесу с их матерями. – Несколько секунд Дональд и Джейн пристально смотрели в глаза друг другу, и Дональд добавил: – Так что не утруждайся понапрасну, из этого у тебя ничего не выйдет. Так, насколько я понимаю, наш разговор закончен. – Он обвел взглядом всех присутствующих. – Через десять минут я подгоню повозку во двор, – сообщил он и коротко бросил Констанции: – Собирайся.

В кухне повисла гнетущая тишина, как будто здесь только что объявили о вспышке эпидемии чумы. Три женщины стояли не шевелясь, а Мэтью сидел на корточках у плиты и тоже не шевелился. Внезапно в кроватке захныкал ребенок, Мэтью поднялся и кивком головы сделал Констанции едва заметный знак, что хочет поговорить с ней. И вышел из кухни.

Словно очнувшись ото сна, Констанция посмотрела сначала на мисс Бригмор, потом на Джейн, затем снова на мисс Бригмор и, низко опустив голову, вышла следом за деверем.

Мэтью ждал ее за дверью. Он увлек Констанцию в дальний конец холла, к стенному шкафу. И здесь, в темноте, взяв в ладони ее лицо, тихо сказал:

– А теперь слушай меня, слушай, дорогая. Ты никуда не поедешь, притворись, что плохо себя чувствуешь, упади в обморок, что ли, а я… я поеду с ними… – Мэтью закашлялся, прикрыв рот платком.

– Но… но ты не вынесешь эту поездку, Мэтью, – упавшим голосом возразила Констанция. – Когда ты будешь возвращаться, уже стемнеет, похолодает…

– Не волнуйся, об этом не волнуйся, только слушай меня. Слушай меня, дорогая, слушай внимательно и не плачь. Иди в гостиную и ложись на кушетку, просто скажи, что ты неважно себя чувствуешь…

– Но… но он не поверит. И тебя ни за что не возьмет с собой… А почему… почему ты хочешь поехать с ним?

– Это не имеет значения… Только сделай так, как я прошу.

Констанция медленно покачала головой.

– Дональд не возьмет тебя, он сам привезет девочку.

– Он не сможет, сзади у повозки нет борта, только цепь, и корзина с девочкой может соскользнуть с повозки.

– Ох, Мэтью, не глупи, ты же знаешь его, он что-нибудь придумает. Привяжет корзину. Но если ты даже и поедешь с ним, что ты, собственно, собираешься сделать?

– Послушай, дорогая, прошу тебя. Мы с тобой понимаем, что я и так уже прожил дольше, чем мне отпущено. Я могу умереть в любой момент, эту зиму уж точно не переживу, это чудо, что я еще пережил прошлую. Посмотри на меня, у нас мало времени. – Некоторое время Мэтью молча глядел на Констанцию, затем прошептал: – Ох, Констанция, я люблю тебя. Как же я люблю тебя. Только поэтому еще жив, но испытываю адские муки, потому что, когда я умру, ты останешься одна, и он будет продолжать терзать тебя. Мать для него ничего не значит, как, впрочем, и я. Он превратился в дьявола, а ведь подумать только, когда-то я любил его, а он любил меня. Понимаю, что я причинил ему зло, но… но… Ох, Констанция, любимая, ради тебя я готов еще раз причинить ему зло. – Мэтью дотронулся пальцами до лица Констанции и едва слышно прошептал: – Я всего один раз в жизни целовал тебя.