Констанция уже взялась за ручку двери, но Барбара, поднявшись со скамеечки, так и осталась стоять у окна.

– Ты несчастна, вот в чем дело, – прошептала она.

Констанция закусила губу, с трудом сглотнула комок в горле и нервно дернула подбородком.

– А разве кто-нибудь счастлив? Ты знаешь хоть одного по-настоящему счастливого человека?

– Когда-то мы были счастливы.

– Когда-то, вот именно. – Констанция медленно кивнула. – Вся беда в том, что мы никогда не осознаем этого, когда бываем счастливы.

– Но… но Дональд, Дональд любит тебя. – Барбара с удивлением обнаружила, что эти слова, высказанные вслух, не вызвали у нее боли. Увидев, что сестра вдруг крепко зажмурилась, Барбара торопливо направилась к ней, но Констанция уже распахнула дверь. Они вышли на лестничную площадку и молча спустились вниз.

Дональд, находившийся на кухне, встретил Барбару приветливо, словно был очень рад видеть ее.

– О, кого я вижу! Каким ветром тебя занесло? – Раскинув руки, он двинулся навстречу Барбаре. – Что привело тебя в нашу глушь, да еще в такой день, когда ветер настолько силен, что мог унести тебя?

– Я хотела увидеть ребенка и проведать Констанцию.

– Ах так, значит тебе уже известно о ребенке? – Дональд повернулся и бросил взгляд в сторону жены. Констанция никак не отреагировала на его слова, даже не посмотрела на Дональда. Поэтому Барбаре пришлось объяснять все самой, и она постаралась сделать это как можно более спокойным тоном.

– Констанция прислала мне письмо. Да, кстати. – Барбара повернулась к сестре, которая принялась накрывать на стол. – Я привезла подарки для малыша. Мы не знали, кто будет, мальчик или девочка, поэтому вязали вещи белого цвета. – Она подошла к саквояжу, стоявшему возле стула, и вытащила сперва белый шарф, а затем носочки, чепчики и распашонки.

– Ой! – радостно воскликнула Джейн, пощупав шарф. – Он такой красивый и мягкий. Конечно, он же связан из отличной шерсти. А посмотрите на эти крошечные носочки! Констанция, ты когда-нибудь видела такую красоту?

– Действительно, очень красивые. Спасибо, Барбара. И передай мою благодарность Анне. Сколько же надо было времени, чтобы все это связать.

– Это была приятная работа.

Глаза сестер встретились, но тут в разговор вмешалась Джейн:

– Что ж, вы приехали с полным саквояжем, с полным и уедете. Возьмете масло, сыр, яйца.

– Спасибо…

В течение следующего часа Барбара сделала для себя в уме несколько заметок. Мэтью не проронил ни слова, Констанция говорила только при необходимости, а вот Джейн болтала без умолку. Но это была нервная болтовня. На лице женщины царила печаль, и казалось, что она разговаривает сама с собой.

Когда усаживались обедать, никто не занял место во главе стола. Дональд сел сбоку, Констанция напротив него, Джейн расположилась в торце, а Мэтью слева от нее. И хотя стул во главе стола оставался пустым, у Барбары не возникло сомнений в том, кто сейчас хозяин в доме. Дональд не только первым получил еду, Джейн обслуживала его с тем почтением, с каким, наверное, раньше обслуживала мужа, правда, в ее поведении чувствовалась нервозность.

"Как же поделена ферма? – подумала Барбара. – Наверняка хозяин оставил завещание. Надо будет спросить у Констанции".

Еда оказалась довольно безвкусной. Мясо Джейн почему-то потушила без зелени. Однако не это волновало Барбару, а та атмосфера, что царила за столом: она была натянутой и очень напряженной.

И еще кое-что подметила Барбара. Хотя с лица Дональда не сходила улыбка, взгляд его оставался суровым. Когда она была влюблена в него (Барбара с облегчением поймала себя на том, что подумала о своей любви к Дональду в прошедшем времени), то прежде не видела его таким, как сейчас. Злые глаза Дональда были похожи на уныло-черные угольки. Как же она могла так увлечься им? Возможно, ей льстило то, что Дональд восхищался ее умом? Значит, виной всему была ее гордыня.

Ближе к концу обеда Барбара подумала: "Нет, я не смогла бы вынести всего, что здесь терпит Констанция. Бедная Конни. Бедная, бедная Конни".

– Я разожгу камин в гостиной, – поднимаясь из-за стола, проговорила Джейн. При этом она не смотрела в сторону Дональда, но все же это был скорее вопрос, обращенный к нему, вопрос, требующий не просто ответа, а разрешения. Дональд промолчал.

– Прошу вас, обо мне не беспокойтесь, – поспешно заявила Барбара. – Мистер Таггерт сказал, что будет возвращаться около трех, а сейчас уже почти два.

– Ну, тогда ладно. – Джейн засуетилась вокруг стола, собирая посуду.

Констанция подошла к колыбели, взяла ребенка и направилась к двери, но ее остановил грубый окрик Дональда:

– Ты куда?

Его жена медленно повернулась и впервые за все время пребывания на кухне взглянула ему прямо в лицо.

– Я хочу покормить ребенка. – В ее ответе прозвучали вызывающие нотки.

– Тебе что, здесь места не хватает? – Дональд указал подбородком на пустой стул, стоявший у плиты.

Они смотрели друг другу в глаза, нависшая тишина только усилила шум ветра на улице. И когда Констанция все же вышла с малышом из кухни, Джейн воскликнула:

– Вы слышите? Ветер усиливается.

Не обращая внимания на слова матери, Дональд взглянул на Барбару.

– Уж больно она скромная, – хохотнул он. – Я говорил ей, что нет ничего более естественного, чем кормление младенца.

Мэтью как-то неуклюже поднялся из-за стола, опрокинув свой стул на каменный пол. Но только он собрался поднять его, как Дональд подскочил к брату и сам поднял стул одной рукой, снова хохотнув при этом.

– Тебе не стоит лишний раз напрягаться, братишка.

Мэтью исподлобья взглянул на Барбару, на лице его появилась вымученная улыбка.

– Хочу попрощаться. Рад, что повидался с тобой. Передай от меня привет мисс Бригмор и своему дяде, хорошо? – тихо произнес он.

– Передам, Мэтью, конечно, передам. – Барбара протянула руку, Мэтью пожал ее. Ладонь показалась Барбаре куском мокрого теста, но, к счастью, рукопожатие не затянулось.

Дональд стоял спиной к плите, задрав полы длинной куртки, и грел свой зад. Барбара часто видела, как точно так же делал ее дядя Томас. Это была поза хозяина дома, и Дональд демонстрировал ее специально для нее.

– Ну, как там у вас дела? – поинтересовался он.

– Спасибо, все хорошо. Мы с Мэри по-новому украсили гостиную, к тому моменту, когда Анна начнет спускаться вниз. Все лето по вечерам у нас работал садовник. Он привел сад в отличное состояние. Привезли две телеги дров, садовник их перепилил. Так что к сильным холодам мы готовы.

Похоже, ее ответ не понравился Дональду, во всяком случае, он не продолжил разговор на эту тему. Во дворе загремело что-то, опрокинутое ветром, и Дональд воспользовался этим предлогом, чтобы выйти.

– Что ж, кому-то надо работать, поэтому я прощаюсь с тобой.

– До свидания, Дональд. – Барбара вежливо кивнула и спросила: – Может, привезешь к нам Констанцию? Дядя с удовольствием посмотрел бы на малыша.

– Сомневаюсь, – не оборачиваясь, бросил Дональд, направляясь к дверям. – Ты же знаешь, она боится грозы.

– Но бывают же дни без гроз. – Барбара поднялась со стула.

Уже у самой двери Дональд обернулся и посмотрел на Барбару.

– Она и высоты боится. Разве ты не знаешь?

– Боится высоты?

– Да, высоты, ужасно боится, сама мне говорила. Оказывается, ты многого о ней не знаешь, – язвительно, с намеком добавил он.

Глядя в полумраке кухни на перекошенное лицо Дональда, Барбара подумала: "А он жестокий человек".

– До свидания, Барбара.

Она не ответила, и Дональд вышел на улицу, с усилием закрыв за собой дверь.

Джейн снова начала болтать о скотине, о том, как делают масло и сыр. А о своем муже говорила так, словно он все еще жив. Посмотрев в окно, женщина воскликнула:

– Ох, ну и ветер!

Через двадцать минут в кухню вернулась Констанция. Положив ребенка в колыбель, она улыбнулась Барбаре и спросила Джейн:

– Что мне делать, мыть посуду или идти в сыроварню?

– Ни то, ни другое, дорогая, садись, посиди с сестрой, поговорите, вы ведь редко видитесь. Садись, садись.

Констанция присела напротив Барбары, по другую сторону плиты. Они обе посмотрели на Джейн, стоящую возле каменной раковины, наполненной посудой. Затем сестры переглянулись, как бы молча спрашивая друг друга: о чем будем говорить?

Следующие полчаса они просто болтали. Барбара выяснила, что ребенка собираются назвать Майклом, в честь деда, хотя и не родного. А Констанция узнала, что особняк снова продан, сейчас его приводят в порядок, и среди работниц есть женщина по имени Эгги Мурхед, очень бойкая дамочка, которая запросто останавливает дядю Томаса на дороге, чтобы поболтать с ним.

К трем часам Барбара была полностью готова к отъезду и ждала только Бена Таггерта. В пятнадцать минут четвертого она уже начала волноваться.

– Может, он кричал, а мы из-за ветра не услышали?

– Нет – Джейн покачала головой. – Бен зашел бы в дом. Он никогда не уедет без пассажира, если договорился. Нет, Бен… Вот, слышали? Это он.

Барбара напрягла слух и услышала слабый крик:

– Эй, я приехал. Эй!

Джейн схватила саквояж Барбары и торопливо вышла из кухни. Сестры остались одни. Они снова крепко обнялись, и Барбара опять почувствовала, как дрожит тело Констанции.

– Ох, Барби, Барби, – услышала она ее шепот, полный муки.

Держась за руки, сестры вышли на улицу, тут же согнувшись под порывами ветра, а когда они добрались до дороги, Джейн уже передала саквояж Барбары Бену Таггерту, и тот разместил его среди пакетов и посылочных ящиков.

– Если хотите, я освобожу вам место сзади, там не так сквозит, – предложил Таггерт.

– Нет, я сяду рядом с вами, мистер Таггерт.

– Смотрите, мисс, на перевале будет еще хуже. Ладно, если передумаете, мы всегда сможем остановиться. Ну что, поехали?

Барбара стремительно повернулась к Констанции, взяла ее лицо в свои ладони, вгляделась в него, трижды расцеловала сестру. Затем попрощалась за руку с Джейн, поблагодарив за продукты и гостеприимство.