Мальчики были в курсе, где в случае чего искать родителей. Лошадь и телега обычно стояли во дворе кузнеца, мать пила чай с его женой. А пока женщины обменивались новостями, их мужья отправлялись пройтись по скотному рынку, вспоминая юные годы, проведенные вместе, потому что Майкл Радлет и кузнец были кузенами.

Однако в этот день, в три часа, когда мужчины уже вернулись, в дом влетел Мэтью, весь в слезах и бормоча что-то невнятное.

Наконец ему удалось хоть что-то произнести, и из обрывочных фраз Мэтью стало ясно, что Дональд затеял драку на рыночной площади с каким-то мальчишкой, а потом на него набросились еще двое.

Майкл потребовал объяснить, из-за чего началась драка.

– Из-за тебя, папа, – ответил сын, подняв на него заплаканные глаза.

– Из-за меня? При чем здесь я? – Майкл нахмурился, глядя на сына, а тот, помотав головой из стороны в сторону, пробормотал:

– Они сказали, что ты не… не его отец… из-за белой пряди, ты ему не отец. Но ведь это неправда, папа? Ты ведь его отец, да?

Майкл посмотрел на Джейн, та потупила взгляд, а кузнец и его жена опустили головы.

Майкл рванулся было к двери, но в этот момент в дом вошел Дональд. При виде его все ахнули. Губа мальчика была рассечена, один глаз заплыл, из царапины на виске стекала кровь, одежда порвана и испачкана. Окровавленные пыльные руки он держал ладонями вверх, с них стекали капли крови. Видно, его тащили по твердой и пыльной земле.

– Ох, мальчик мой, мальчик мой! – запричитала Джейн и устремилась к сыну. – Пойдем, я тебя умою.

Дональд не шагнул навстречу матери, он лишь устремил на нее неподвижный взгляд. И впервые в жизни Джейн почувствовала, что такое упрек и презрение сына. Она и раньше замечала, что когда он злился или сильно расстраивался (как, например, во время болезни Мэтью, когда все думали, что он умрет), то его черные глаза вспыхивают, будто их зажигает какой-то внутренний огонь. Нельзя сказать, что в них появлялся красный или розовый отблеск, зрачки оставались черными. И все же в их сиянии происходила перемена: создавалось впечатление, будто за зрачками горит зловещий красный огонь.

– Я хочу домой, – медленно произнес Дональд, глядя мимо матери на отца.

Майкл без слов вышел во двор, запряг лошадь в телегу, и через несколько минут они тронулись в путь. Дональд, так и не смывший кровь и не очистивший грязь, не сел, как обычно, впереди рядом с отцом, а устроился на заднем краю телеги. Держа ладони на коленях по-прежнему вверх, а голову – прямо, он устремил перед собой невидящий взгляд. Не шевелясь мальчик просидел до самого дома.

Когда они приехали, Майкл подошел к Дональду. Как бы там ни было, но он делал все возможное, чтобы быть мальчику настоящим отцом.

– Иди умойся, а после поговорим. А ты, Мэтью, помоги ему.

На кухне Майкл обнял Джейн за плечи, пытаясь успокоить ее.

– Не терзайся ты так. Мы же понимали, что рано или поздно это должно случиться. Возможно, мы совершили ошибку, что сами не рассказали ему, а дождались, что какой-то прохвост бросил ему это в лицо.

– Он ненавидит меня.

– Не говори глупости, женщина.

– Это не глупости, Майкл, я увидела это в его взгляде.

– Он был в шоке, но это пройдет. Ты его мать, и он должен быть благодарен тебе за это.

Майкл улыбнулся жене, но ответной улыбки не последовало. Каким-то странным образом Джейн почувствовала, что ее счастливым дням пришел конец. Как когда-то поняла, что начинаются ее счастливые дни в этом доме. Теперь они закончились так же внезапно, как и наступили…

Майкл отвел Дональда в гостиную, что уже само по себе свидетельствовало об исключительности момента: в этой комнате они собирались только по воскресеньям и на Рождество.

– Садись, – предложил он.

Впервые Дональд ослушался человека, которого считал своим отцом, и процедил сквозь опухшие, разбитые губы:

– Значит, ты мне не отец? – Никогда раньше он не говорил "отец". "Отец" и "папа" означало одно и то же, но сейчас даже своим тоном мальчик подчеркивал разницу между этими словами.

Майкл с трудом сглотнул слюну.

– Да, это так, потому что не я тебя породил, но во всех других отношениях я твой отец. Я тебя вырастил, заботился о тебе, всегда считал тебя своим старшим сыном.

– Но я не твой сын! Я ничей сын, я, как они сказали, ублюдок. Выродок от человека по фамилии Моллен. Они сказали, что таких, как я, десятки. Он наплодил детей по всему графству.

Некоторое время Майкл молчал, но потом, пересилив себя, заговорил:

– Я ничего об этом не знаю, а люди всегда делают из мухи слона. Твердо я знаю лишь одно, и хочу, чтобы ты это запомнил – твоя мать ни в чем не виновата, она была честной, невинной девушкой, когда над ней надругались.

Дональд проигнорировал слова Майкла о матери.

– Значит, и Мэтью мне не настоящий брат?

– Он твой сводный брат.

– Он твой настоящий сын, и ты его отец, а не просто папа.

– Слова "отец" и "папа" означают одно и то же.

– Нет, для меня они больше не означают одно и то же.

Внимательно глядя на Дональда, который был уже почти одного с ним роста, Майкл почувствовал глубокое сострадание к нему, заметив, как быстро мальчик повзрослел. И хотя Дональд всегда выглядел старше своих лет, что отражалось не только в его внешности, но и в рассуждениях и поступках, теперь у него изменился даже взгляд. Он смотрел на мир глазами взрослого мужчины.

– Ничего не изменилось, Дональд, кем бы ты ни считал меня, папой или отцом, я остаюсь тем же самым человеком. А теперь иди есть и относись уважительно к своей матери. А голову держи выше, потому что на тебе нет никакого позора.

Дональд направился к двери и, открыв ее, оглянулся на Майкла.

– Они назвали меня ублюдком, – завершил он разговор.


* * *

В следующее воскресенье Мэтью с унылым видом вошел в дом и сообщил:

– Наш Дональд ушел через холмы, а меня с собой не взял.

– О Господи, – пробормотала Джейн, закрыв глаза.

А Майкл, отложив в сторону Библию, спросил:

– Когда он ушел? Давно?

– Нет, недавно. Я думал, что он пойдет через Уайтфилд, но он передумал и пошел в направлении Пила… а мне не разрешил пойти с ним.

– Он, наверное, начнет расспрашивать, – встревожилась Джейн. – А что, если он пойдет прямо… я хочу сказать… прямо в особняк? Ох, Майкл, сделай что-нибудь, останови его.

Майкл не любил спешить, его девизом было: "Если хочешь пройти долгий путь, то не торопись". Но сегодня он почти бежал, размышляя на ходу о том, что совершил ошибку, не показав раньше Дональду дорогу через холмы. Сам он не ходил этой дорогой уже шесть лет: после того, как умерли родители Джейн, необходимость в этом отпала. А поскольку во время воскресных прогулок Майкл не пускал мальчиков на эту дорогу, это, естественно, могло со временем вызвать подозрение.

Майкл прошел не так много, а его легкие уже раздувались, словно кузнечные меха. Он достиг вершины холма, осмотрел следующую долину, но Дональда не увидел. "Парень, наверное, не шел, а бежал", – решил он.

Только через час Майкл наконец увидел мальчика. Тот находился от него примерно в четверти мили, стоял на вершине последнего холма, возвышавшегося над долиной, в которой располагалось поместье Хай-Бэнкс-Холл. Зимой и весной, пока деревья еще стояли голыми, с холма можно было видеть весь особняк, террасы и сады, в остальное же время года – лишь окна верхнего этажа.

Словно почувствовав, что за ним наблюдают, Дональд обернулся и взглянул в направлении Майкла.

Оказавшись совсем рядом, мужчина крикнул строгим тоном:

– Не подходи близко к дому, слышишь меня? Тебя просто вышвырнут оттуда и ты будешь выглядеть, как дурак.

Дональд уставился на Майкла, его лицо, все еще хранившее следы драки, налилось краской.

– Я не дурак, – огрызнулся он.

– Рад это слышать. А теперь пошли домой…

С этого дня Дональд стал ходить через холмы каждое воскресенье и по праздникам, если позволяла погода, и никто не мог ничего с этим поделать. Он никогда не ступал дальше последнего холма, вплоть до того дня в 1851 году, когда услышал, что Томас Моллен разорился, а его сын Дик чуть не убил человека. Тогда Дональд впервые прошел по дороге и остановился перед воротами особняка, однако за них он осмелился шагнуть только после аукциона. Затем стал бродить возле дома и заглядывать в окна. Для него это не было игрой. Дональду казалось, что после долгого отсутствия он вернулся в родной дом.

Комнаты в доме оказались почти такими, какими он все эти годы рисовал их в своем воображении. Большие, с высокими цветными потолками; стены некоторых комнат были до самого верха отделаны деревянными панелями. Мальчик погладил ладонью огромную входную дверь, пересчитал железные заклепки: их оказалось десять рядов, по восемь заклепок в каждом.

Зайдя на конюшню, он увидел массу всякой сбруи, которой, по его мнению, не требовалось, чтобы оседлать лошадь. Крючки были бронзовые, с узорами, упряжь кожаная, у каждого стойла имелась серебряная пластина с кличкой лошади.

Дональд посещал дом в одиночку, но как-то раз взял с собой Мэтью, и это был как раз тот самый день, когда он встретился с мисс Бригмор и девочками, а позже – и со своим настоящим отцом.

Когда братья вечером вернулись домой, Дональд не стал удерживать Мэтью, и тот с восторгом поведал родителям о том, что они ужинали с мистером Молленом.

Эта новость буквально потрясла Майкла, а Джейн не только ошеломила, но и усилила ее страх за сына. Как же теперь он поведет себя? Ведь говорили, Томас Моллен совершенно разорился и живет теперь на скудные деньги племянниц.

Этой ночью Майкл сказал ей:

– Мне кажется вполне естественным, что он захотел увидеть своего отца.

Джейн отчаянно замотала головой.

– Все, что он делает, неестественно, – возразила она, – и никогда не было естественным.