Эран знала, когда он говорит «нам», он имеет в виду ее. Бен будет очень занят с репетициями, он не может все делать сам. Настолько же, насколько ему нравилась аура независимости, настолько же он на деле зависел от окружающей его команды. Как цирковые акробаты, они должны были работать все вместе, чтобы удержать Бена на вершине. Он преодолел миллионы миль от улицы в Северном районе Лондона с тех дней, когда во всем мире был только он — и пианино.

* * *

Это было просто сверхъестественно, думала Эран четыре дня спустя в Неаполе. Как будто прочитав ее мысли, Бен распрощался со всем, что стало частью его тщательно разработанного действа. Одетый в обычные черные брюки к в белую рубашку без воротника, застегнутую до верхней пуговицы, он просто вышел на сцену, сел за инструмент, освещаемый одиноким лучом прожектора, и заиграл. Озадаченная Публика замерла в недоумении. Многие из них купили билеты, узнав, что их ожидает зрелищное представление, а сцена была темна, музыканты — неразличимы. Потребовалось значительное время, чтобы до всех дошло, что сегодня главной будет музыка, и не все это одинаково восприняли. Даже когда Бен, удерживая микрофон обеими руками, пел самым задушевным, самым доверительным за весь тур голосом, Эран чувствовала общее недоумение. Почему Неаполь лишили того, что было представлено в каждом городе? Было ли это специально подстроено? Бен ничего не объяснил, он вообще ничего не сказал потом по поводу того, что некоторые зрители были в восторге, а те, кто пришел развлечься, — ушли сбитые с толку и рассерженные. На следующий день рецензии были весьма двусмысленными, они намекали, что если «Бен Хейли — исполнитель классики, рядящийся под рокера, играющий и дразнящий тех, кто пришел его послушать, забавляющийся фактически со всеми жанрами, от которых зависит его карьера, и если он лелеет амбиции о выступлениях в камерных салонах и в Альберт-Холле, то пусть уезжает обратно в свою Англию и занимается этим там».

Кевин, который умолял Бена этого не делать, был просто в ярости. Джессика сразу после концерта улетела в Лондон, а Тхан посоветовал Бену немедленно уезжать из Италии, пока не пришлось защищать певца от разозленных поклонников, заполнивших гостиницы на следующее утро. Эран понимала, почему Бен это сделал, но не знала — то ли ей сердиться на него, то ли восхищаться им. Это был очень провокационный жест, но он был неподражаем! Улыбаясь, Бен попрощался с труппой, сел в такси и поехал в аэропорт. Четыре часа спустя его самолет приземлился на Крите, где о нем никто никогда не слышал.

С первого взгляда, с первой минуты Эран ощутила родство с Критом, что-то в ней потянулось к этой земле спящих гигантов… В центре острова вздымались горы из разогретого солнцем марева — лиловые, розоватые, охряные, опоясанные уступами террас с древними системами ирригации, с теснившимися на них белыми кубиками деревень. От подножия гор веером простирались бесконечные банановые и оливковые плантации, сверкающие под солнцем вдоль всей дороги, вплоть до топазовых пляжей, омываемых самым синим в мире морем, какое только видела Эран.

Горячий сухой воздух, насыщенный запахом меда и олеандров, словно застыл в вечном молчании. Все голубые ставни окон были захлопнуты от жары, каждый подоконник был украшен пылающей алой геранью, на жаре лениво растянулись кошки. В промежутке с позднего утра и до раннего вечера ничто вокруг не шевелилось, не дрожал ни один лист. Первый день Эран так и просидела на солнце, передвигаясь только вслед за слабой тенью: термометр показывал сорок градусов по Цельсию.

Это словно было разновидностью паралича, и Эран обнаружила, что, не сопротивляясь, поддалась ему. Какие бы красоты природы ни предлагал Крит, было немыслимо выйти на улицу в такую жару — от самой мысли отправиться в ближайший магазин или таверну кружилась голова. Через три дня, очнувшись от этой комы, Эран обнаружила, что Бен чем-то удручен и расстроен.

Его не мучила жара, но список других его проблем был весьма значительный. Его замучили москиты. Его угнетал вид женщин в длинной черной одежде. Его бесил соленый душ. Он нигде не мог найти пианино. Он ни слова не понимал по-гречески. Он никак не мог понять, зачем Эран затащила его сюда?

— Милый, это же курорт, — сказала Эран.

— Мне скучно, — сказал он в ответ.

Эран нахмурилась в тревоге. Будучи слишком молодой, она не представляла себе, что в тот же самый момент по всей Европе многие мужчины говорят примерно то же самое. В то время как миллионы женщины, подобно ей, наслаждались, растянувшись на пляжах от Брайтона до Биарицца, гордые своими любовными романами, миллионы мужчин ныли и слонялись вокруг, обвиняя своих партнерш, которые затащили их в эти «чертовы дыры». Причем это всегда была вина женщин!

— Возьми напрокат мотоцикл и развейся, — предложила Эран.

Бен так и сделал, но по дороге он попал в аварию и вернулся весь исцарапанный, покрытый дорожной пылью. С сочувствием Эран осмотрела повреждения.

— Бедный ты мой! Может, вода тебя охладит? — сказала она.

Эран имела в виду бассейн, но Бен бросился в море и выскочил обратно с воплем: от морской соли ссадины горели просто страшно.

— Я ненавижу это место! Ненавижу! — закричал он.

Но Эран решила настоять на своем. Еще пара дней солнечной неги успокоят Бена, умиротворят, как это произошло с ней самой. Завороженная, сонная, погруженная в состояние глубокой релаксации, Эран находила Крит невероятно успокаивающим. И почему это Бену надо вечно суетиться и дергаться?

Против своего желания однажды вечером Эран поплелась вместе с Беном на деревенскую площадь, которая была на расстоянии более километра от их отеля. По мере приближения они услышали звон колоколов и обнаружили, что там происходит празднование свадьбы.

— Ой, посмотри, интересно, это здесь происходит как-то по-другому? — сказала Эран.

На самом деле это было весьма похоже на католическую церемонию, за исключением того, что на священнике был высокий головной убор и у него была длинная борода, а гости осыпали платье невесты монетками, когда она появилась на ступенях церкви, сияя улыбкой, как и все другие невесты всего мира.

— Посмотри, ее мама плачет… А эти девчушки с цветами, это просто прелесть! — восклицала Эран.

Она могла бы смотреть часами, но Бен утащил ее прочь.

— Крит — европейская страна, Эран. Я уверен, их традиции очень похожи на наши, мы же не в Свазиленде, — сказал он.

— О Бен! Я чувствую, что Крит — это что-то особенное! Я люблю его.

Это был такой прекрасный, ленивый остров, все люди здесь такие приветливые, аромат тимьяна и гибискуса, как опиум, пропитал воздух и доводил Эран почти до состояния транса. Вид маленьких шлюпок и лодок напоминал ей Ирландию, но в Ирландии солнце не прожаривало тебя до костей, никто по вечерам не ужинал на улице в легкомысленных летних платьях, не купался в море, теплом даже при лунном свете. К концу недели Эран была полностью очарована, чувства ее были притуплены от бесконечной жары, от насыщенных цветочных ароматов, от местного вика, от которого она становилась такой сонной, что едва шевелила языком.

Надо было признать, что Бен был прав, когда говорил, что здесь совсем нечего делать. Событием дня становилась покупка дынь у старика, которые он привозил в плетеных корзинах, переброшенных через спину ослика. По вечерам они часто ужинали в прибрежной таверне, где море ласкало их ноги, они выбирали среди свежепойманных осьминогов какого-нибудь себе на ужин; иногда их сопровождал местный музыкант, играющий на скрипке.

— Правда, романтично, Бен? — мурлыкала Эран.

Он мрачно посмотрел на нее, не отвечая.

— Ну, перестань дуться… ты просто упрямишься, — сказала Эран.

Протянув руку с рюмкой метаксы через стол, за которым они сидели, Эран дотронулась до его руки.

— Улыбнись мне, — попросила она.

Через силу Бен как-то криво улыбнулся.

— А еще шире? Вот так-то лучше… послушай, а давай завтра покатаемся на лодке? Тут возят на разные острова. Я слышала, Дна — прелестный остров, настоящие тропики, там даже пальмы растут! — сказала Эран.

На следующее утро в бирюзовой рассветной дымке они отправились на деревянной шхуне по сверкающей сапфировой воде. Бен, смуглый, с темными, словно лакричными, глазами, в одних шортах и сандалях, выглядел просто прекрасно.

Несмотря на сопротивление Бена, отдых все же очень хорошо влиял на него.

Праздность восстанавливала его силы, соленый жаркий воздух насыщал тело здоровьем. На Эран же он производил странный эффект. По мере того как лодка удалялась от берега в сторону Диа, ее мысли, сознание словно растаяли.

Остров Диа оказался настоящей печкой, песок так и горел под ногами. Они расстелили полотенца и улеглись на них. Кроме как плавать, здесь больше абсолютно нечего было делать.

— Да это настоящий рай! — пробормотала Эран.

Мрачно Бен согласился, раз уж столько людей так думают. Правда, здесь было не так уж много народу, чтобы это подтвердить; буквально весь остров был в их распоряжении. Повернувшись на бок, Эран поцеловала Бена, глубоко вздохнула и задремала. Никогда в жизни она столько не спала, как за последние дни. Не только спала, но и забывала и теряла свои вещи, бродила, как зомби. Турне оказалось более изматывающим, чем она ожидала. Когда оно закончилось, Эран уже с трудом могла произнести несколько связных слов и едва помнила свое имя. Впрочем, для этого и нужен отпуск — чтобы все пришло в норму.

Когда Эран проснулась через два часа. Бен по-прежнему сидел рядом, злобно уставившись на море.

— Бен? Ты просидел так все это время? Я думала, ты пойдешь плавать или побродить по окрестностям, — сказала Эран.

— Нет, — отрезал Бен.

— А что ты делаешь? Читаешь? — сонно спросила она.

Но книжка, которую Бен принес в пляжной сумке, осталась нетронутой.