Они закончили пить кофе и разошлись.

* * *

В отчаянии Эран обращалась к Тхану и Бронвен.

— Это безнадежно. Уже прошло целых три месяца! Мы хорошо ладим, но ничего не меняется в наших отношениях. Наверное, у Бена есть девушка, с которой он видится, пока я на работе.

Бронвен согласилась, что неясностей в ситуации больше, чем радужных надежд. Но Тхан не терял оптимизма.

— В Азии дела делаются медленно, и в Индии тоже. Не спеши, Эран.

— Но, Тхан, я так хотела провести с Беном Рождество и Новый год! Он знает, что я так одинока, у меня уже никого нет, кроме Митчеллов, мои родные далеко…

— И его близкие тоже, а для индуса семья важнее, чем наши христианские праздники. Почему бы тебе не перестать расстраиваться и не пойти с нами на Трафальгарскую площадь завтра вечером? Биг-Бен пробьет полночь, и мы славно встретим Новый год.

Эран мрачно потащилась с Тханом и Бронвен, чувствуя себя живым трупом. Весь год она работала на износ, а Молли даже не поблагодарила ее, Конор ей не позвонил, Бен не любит ее, никто, кроме Олли и Мораг, не обнял ее, но и они — не ее дети! Эран была как дома в Лондоне, но это не был ее дом. С ее учебой все было в порядке, но предстояло еще со многим разобраться.

Эран должна была наконец определиться, понять, что ей нужно и как этого добиться. Ей всего семнадцать, но Бизе и Моцарт в этом возрасте уже прожили больше половины своей творческой — и человеческой — жизни. Бизе умер от непонимания и неприятия, Моцарт от истощения, одинокий и в такой нищете, что его похоронили в общей могиле для бедняков. От этой мысли у Эран пробегал холодок по всему телу в эту одинокую зимнюю ночь.


Возможно, это было ошибкой — сразу знакомить Эран со всеми друзьями. Но она казалась такой счастливой в кругу его приятелей, сливаясь с ними, понимая, что именно с ними Бен выступает в ресторане. Он предпочитал видеть Эран хотя бы при таких обстоятельствах, чем вообще не видеть ее. Почему же Эран продолжала встречаться с ним и как она в принципе его воспринимала?

Если Эран, скажем, боялась его или не интересовалась его особой, то зачем она покрасила волосы, так забавно вырядилась, разыскала Бена в первый же вечер? Она искала только дружбы, потому что тоже оказалась на чужбине и была одинока? Но когда Бен пригласил ее в гости в Сочельник, она решительно отказалась, прикрывшись Митчеллами и их детьми. «Месса» Генделя понравилась Эран, но она никак не проявила эмоций, — а ведь в ее собственной музыке было столько чувств, та же сила, которой была пронизана и музыка Бена, то самое чувство, которое могло бы породить многое, если бы Эран решилась когда-нибудь помочь Бену взрастить это в себе.

Именно в этом был источник проблем. Бен мог бы использовать Эран Кэмпион, но эгоистическая суть самой этой мысли была ему отвратительна. Использовать женщину как музу уже было достаточно нехорошо, но в данном случае все было еще хуже: Бен не был уверен, что вообще достоин внимания Эран, потому что его собственные привязанности были, как правило, весьма непродолжительными. Бен ничего не мог поделать с тем, что его воображение быстро переключалось — на другую песню, на другую девушку, «забегало» в следующий день. За два года у него сменилось шесть или семь подружек, но это не имело особого значения, потому что те девицы тоже, в общем-то, относились к их связи как к эксперименту. Но Эран была другой. Она очень серьезно воспринимала все, что касалось интимной жизни, вступая в какие-то отношения, она отдавалась им без остатка. Если бы Бен привлек ее внимание и затронул ее чувства. Эран вынудила бы его подписать брачный контракт. Бен полагал, что, несмотря на хрупкий внешний вид, у нее был крепкий ум, и именно такой ум мог бы организовать его жизнь, придать ей необходимую форму и направление. Но если Бен позволит Эран сделать это, то она даст даже больше… она наполнит его своей любовью, которую он чувствовал в ней, и — он не хотел этого. Ну, допустим, неделя или месяц, не больше — в мире так много девушек, что нет смысла навсегда прилепляться к одной! Эран была милая девушка, в ней была какая-то готовность к самопожертвованию, нечто, что могло привязать Бена. Она ему очень нравилась, но ее целеустремленность, цельность ее натуры отпугивала Бена. Когда они расстались бы — а это бы случилось, — она испытывала бы страшные муки, о которых Бену уже сейчас было нестерпимо думать.

Но Бен и так уже очень сильно огорчил родителей, а если бы он еще и ввел в семью ирландскую иммигрантку, то только бы усугубил ситуацию. Няня, которая играет на гобое! Гаю бы это понравилось, как раз то, что надо для его влюбленного в оперу сына. А вот Дива… Дива когда-то сама была иммигранткой. И в этом-то было все дело! Став членом уважаемой британской семьи, двадцать два года спустя она стала и преуспевающим доктором, и почтенной матроной в Серри, планируя и для своих потомков такие же удачные браки. Дочь ирландского рыбака просто не вписалась бы в эту идиллическую картину. Дива давно полностью слилась с британским окружением, прониклась его обычаями и культурой. Она сохранила свою исконную веру, но ни с кем ее не обсуждала, никогда не вспоминала долгое путешествие домой в Лакнау, которое она предприняла, чтобы ее единственный сын родился в Индии. Эта юная девушка напоминала бы Диве о ее собственном происхождении, и пришлось бы начинать борьбу сначала… Дива, точно, была бы недовольна.

Но Бен чувствовал потребность посоветоваться с матерью, хотя был уверен, что все равно не воспользуется ее советом. Это было забавно — вся история с межнациональными браками в семье: пра-пра-прабабушка Гая была индуской, шестнадцатилетней девушкой она стала невестой британского солдата, посланного в Бенгалию подавлять восстание сипаев в 1857 году. Ей тоже пришлось адаптироваться в новой стране, пришлось отказаться от воспоминаний, подавить тоску по дому. Она прижилась на новом месте и, когда овдовела, предпочла остаться в Англии, а не возвращаться и доживать долгие дни на родине. Она стала миссис Хейли, британской подданной, жительницей метрополии.

Как Бену казалось, Эран тоже хотелось стать «миссис Хейли». Хотелось вписаться в новую для себя страну, потихоньку завоевать ее, преодолеть ностальгию. В отличие от своих соотечественников. Эран была равнодушна к «ирландским призракам», не плакала над кружкой пива, не поносила «оптом» все, что отличалось от того, что осталось дома. Эран была яркая и мужественная, Бен искренне восхищался ею и страстно ее желал. Он чувствовал — между ними есть некое духовное родство, которое могло развиваться. Если бы он позволил это, то страсть, отпущенная на свободу, расцвела бы пышным цветом. Но породит ли любовная страсть в жизни такую же страстность в музыке? Или она направится в другое русло и, исчерпав себя, просто иссякнет? Разве духовное родство в жизни имеет такое же значение, как в музыке?

Люди живут не больше ста, но великие классические музыкальные произведения живут веками, уходят в вечность! Бен собирался создать одно из таких произведений, и он всегда будет отдавать предпочтение музыке, не давая домашнему быту вмешиваться или ограничивать его творческую жизнь. Эран так же серьезно относилась к своей музыке, во многом даже превосходя Бена. Но она была из тех прирожденных матерей, на которых есть словно невидимое тавро — «жена».

Эран окружит себя детишками, такими, как Олли и Мораг. Когда у нее появятся собственные малыши, она будет ставить их превыше всего остального. А Бен уже выбрал свои приоритеты в жизни, и от них он не может отказаться. Это было бы неразумно и чертовски эгоистично, но в этом-то и было все дело. Он сделал бы Эран несчастной!

Возможно. Эран обо всем уже догадалась и поэтому проявила сдержанность. Ее не устраивало — быть на вторых ролях, а подойдет ли это ее детям?

Бена бы такое не устроило: как в музыке, так и в жизни он предпочитал быть солистом, занимать центр сцены. Сам факт, что Эран еще предстояло правильно оценить его, сводил Бена с ума. Если она действительно нужна ему, то предстоит работать больше, играть лучше!

А Эран и правда нужна ему, он правда хочет ее? Да, он хочет ее — физически, эмоционально, духовно. Но он также хочет еще много чего другого, а чего-то не хочет совсем — того, что будет мешать, как вечно мешали ему эти дети!

Черт, во всем этом была такая путаница! Наверное. Бену лучше вернуться домой, спросить маму и услышать, что ни музыка, ни ирландская гувернантка не сделают его счастливым. Выслушать голос разума, а не сумятицу раздирающих диссонансов.

Бен повернул к дому, сделал несколько шагов и замер. Что с ним творится? Что общего имеет рассудок с инстинктом, с инстинктом, который говорил ему, что он должен рискнуть в случае с Эран Кэмпион? Бен хотел ее, и он добьется ее, он будет честен с ней и постарается сделать ее счастливой. Если из этого ничего не выйдет, то он хоть попробует! Жизнь коротка, и нет ничего хуже, чем сдаться, даже не попробовав что-то сделать.


Стояла твикенхэмская погода: как известно. Вольтер делил времена года по значительным британским спортивным событиям — погода Эйнтри, погода Эйскот, погода Хэнли, погода Уимблдона. Твикенхэмская погода означала короткие, пронизывающие ветреные дни. Эран плотнее запахнула воротник и придерживала его одной рукой, а в другой сжимала книги, идя по темным улицам из колледжа. Сегодняшнее занятие было очень интересным, почти на два часа она даже отключилась от мыслей о Бене Хейли. Но сейчас ей захотелось немного движения, и она решила пойти пешком. По ночам Лондон было не столько опасен, сколько полон тайн и приключений.

Эран не прошла и пятидесяти ярдов, как изменила свое мнение насчет опасностей. Приближающийся сзади грохочущий мотоцикл устремлялся прямо к ней. Эран инстинктивно почувствовала это. Одеревенев, вцепившись в сумку, она нашла в себе силы обернуться.

— Эран, Эран, подожди! — крикнул кто-то.