— Конечно, справимся, дочка. Мы же одна семья. И я очень надеюсь на вашу помощь.

— Мам… А почему ты мне ничего не сказала? Я же тебе такого успела наговорить…

— И хорошо, что успела, что ты! Я очень, очень тебе за это благодарна!

— Правда, мам? И не обижаешься?

— Да ничуть!

— Спасибо… Мам, а там папа приехал…

— Кто? Какой папа?

— Да наш папа…

— Виктор, что ли? О, господи… А он-то зачем тут?

— Я ему позвонила, мам. Я позвонила, а он сразу приехал. Я его не звала, он сам…

— Ну что ж, ладно. Иди, Лер, я сейчас оденусь-умоюсь, выйду. Он где?

— С бабушкой, на кухне. Она его завтраком кормит.

— А… Ну, понятно…

Витя и впрямь уютно расположился на кухне — аккурат на бывшем любимом месте, у окна, между столом и холодильником. Увидел ее, стоящую в дверях, поперхнулся глотком кофе, ссутулился виновато.

— Здравствуй, Ань…

— Доброе утро, Вить.

— Анечка, тебе кофе налить? — суетливо подставила ей стул мама, — и вот еще, оладушки… Я оладушки испекла, с поджаристой корочкой, как ты любишь…

Какой у мамы голос — дрожащий горем. Голос, которым едва сдерживают слезы. И лицо — в серую бледность провалившееся, будто она не спала всю ночь. А ведь и впрямь, наверное, не спала…

— Ну, вы тут завтракайте, а я пойду, с Лерочкой, с Антошей поговорю. Надо бы Антошу в магазин за хлебом отправить, в доме ни крошки хлеба нет. Еще и жених Лерочкин скоро при-едет…

— Да, выросли наши дети, Ань! Глядишь, скоро нас дедом да бабкой сделают! — бодренько проговорил Витя, распрямляя спину. Слишком бодренько.

— Хм… По-моему, ты их скорее братцем или сестричкой осчастливишь… — грустно усмехнулась она, садясь за стол. — Когда твоей… Твоей Тане рожать-то?

— Да уже на днях…

— Ну вот… Жене на днях рожать, а ты сюда зачем-то приперся… С какой стати, Вить? Меня, что ли, пожалеть пришел?

— Ну зачем ты так, Ань… Я понимаю, конечно, ты на меня обиду держишь…

— Да не держу я никакой обиды, Вить, успокойся. Ну, ушел и ушел, и скатертью дорога. И правильно сделал, что ушел. В конце концов, ты тоже кусок своего счастья получить должен. А со мной… Со мной ты несчастлив был, Вить. Я это недавно только поняла. И я была несчастлива… Не любила я тебя, Вить. Так что давай теперь, старайся за нас двоих…

— Аня, Ань! Ну что ты, ей-богу! Все будет хорошо, Ань! Ты, главное, не думай ни о чем плохом и обиду в сердце не держи… А я помогу чем смогу! И за детей… За детей тоже не волнуйся… Антошку я выучу, все, как положено, и за Леркой присмотрю…

— Ага, понятно. Спасибо, Вить. Значит, мне можно спокойно помирать, да? Ты разрешаешь?

— О господи, ну что ты говоришь, Ань… Я же… Не так сказал, может…

— Да ладно, не суетись. Это я так, шучу героически. А что пришел — спасибо, конечно. Я тронута. Правда, Вить. Ты ешь оладушки, ешь, не стесняйся.

— Ты правда… на меня не обижаешься?

— Нет. Не обижаюсь. И ты меня прости, если обиду держишь. Тебе ведь на меня было за что обижаться, правда?

— Ну… В общем…

— А в общем и целом — это просто жизнь, Витя. Она все по своим местам расставляет. Кому — новое счастье, а кому… Ладно, не будем о грустном. И относительно детей… Я тебе верю, конечно. Верю, что ты их отцовской заботой не обделишь.

Переглянулись, опустили глаза, вздохнули в унисон. Ей вдруг подумалось отстраненно — надо же, какой разговор получился душевный… Сроду никогда с Витей так не говорила. И какая мудрая пауза получилась, будто тихий ангел пролетел. Жаль, разрушил паузу звонок в дверь — пришел кто-то.

— Это, наверное, Гера… Лерин… Как его назвать-то? — отчего-то смутился Витя. — Друг, что ли…

— Да как хочешь назови, Вить. Разве это так важно? Друг, жених, бойфренд… А ты его знаешь, что ли?

— Конечно, знаю. Нас Лерка знакомила. А они жениться собираются, ты не в курсе?

— Нет, не в курсе. Ладно, пойдем, поздороваемся, что ли. А то неудобно.

— Ага…

Вышли в гостиную, Витя протянул руку Гере, она лишь улыбнулась приветливо.

— Ты завтракать будешь, Гера? Пойдем, я тебе кофе налью. Лер, а ты покажи отцу полку в прихожей, которая все время с гвоздя сваливается. Вить, посмотришь? Антошку ведь не допросишься…

— Да, мам, мы с отцом сейчас все сделаем! — вынырнул из коридора Антон, — пойдем, пап, я покажу!

— Что ж ты, Антоха, матери не помогаешь? — сердито забубнил Витя, направляясь за сыном в прихожую. — Ты ж обещал… Тоже, мужик называется…

На кухне уже хозяйничала Лерка — споро накладывала со сковороды оладьи в тарелку, наливала кофе в чашки. Гера скромно сидел в уголке, вертел в руках свернутый в трубочку журнал. Потом положил его на стол, старательно разгладил ладонями, подвинул осторожно в ее сторону:

— Вот, Анна Васильевна, это свежий номер «Искусства»… Тут про меня статья есть… Хотя вам, наверное, не до того, я понимаю… То есть неинтересно…

И покраснел, глянул с укоризной на Лерку, втянул голову в плечи. Что ж, понятно… Значит, доказательство Гериной потенциальной успешности приволокли. Наверняка Леркина затея. С подтекстом, значит. Не волнуйтесь, мол, мама, не такой уж у меня пропащий друг, жених и бойфренд?

— Ну почему же неинтересно, Гера? Очень даже интересно! Где статья, покажи? Ага, вот тут… Оставь, я потом почитаю.

— А еще, мам, Гера на днях свои картины в галерее выставлял, и две из них, представляешь, купили! Так что с материальной стороны у нас теперь все благополучно, мам… Ты, главное, не переживай…

— Что ж, я очень за вас рада, ребята. Правда, рада. Поздравляю, Гера.

— Спасибо, Анна Васильевна. Я еще хотел вам сказать… Я очень люблю Леру. И мы поженимся, наверное… Ну, когда вы… Когда у вас…

— …Когда у тебя со здоровьем все уладится, мамочка! — быстро подхватила Лерка, садясь рядом за стол и кладя ей руку на плечо. — И еще, мам… У Геры тетка двоюродная работает онкологом в платной клинике… Говорят, очень хороший специалист, к ней в очередь за месяц вперед записываются! Ну, в общем… Гера ей уже позвонил, она готова принять участие… Да мы все, все сделаем, мамочка, ты, главное, не волнуйся! Мы с Герой всегда будем рядом! Ты не думай, ты не одна, мам…

Комок подкатил к горлу, кивнула головой, улыбнулась, чтоб не расплакаться. Нет, не поможет. Вот уже и глаза заволокло, и губы задрожали…

— Ну, мам… Ну, не надо… Все будет хорошо, что ты…

— Вы… Вы завтракайте, ребята, я сейчас…

Сорвалась со стула, убежала к себе в спальню, встала у окна, скрывшись за шторой. Смахнула со щек слезы, глянула на знакомый пейзаж. Белый, уже по-зимнему устоявшийся. Осыпанные снегом деревья, пятиэтажки в рядок, в одной пятиэтажке — аптека, в другой — лавка продуктовая. Надо же — всего-то неделю назад за этим окном дождь шел, дымчатый, как траурная вуаль… Неужели — неделю назад! Боже мой, сколько всего произошло в ее жизни за эту неделю…

Троллейбус к остановке подкатил, полупустой. Да, сегодня же воскресенье… Все то же самое за окном, без изменений. Жизнь спального района, тихая, размеренная. Такая прекрасная — жизнь…

— Анечка… Ты здесь? — послышался за спиной шелестящий мамин голос.

— Да, я здесь, мам…

Подошла, отодвинула портьеру, встала рядом, привалившись головой к плечу. Не сдержавшись, всхлипнула тихо, в горсть.

— Не плачь, мам. Не надо. Давай мы вообще больше не будем плакать, ладно? Просто будем жить с тем, что нам осталось. Нам ведь много еще чего остается, мам! Дети, домашнее тепло, вот эта зима за окном…

— Хорошо, дочка. Я не буду, не буду плакать. Я только хотела сказать… Ты прости меня, если я что когда… не так делала. Это оттого, что я очень, очень тебя люблю… Каждый ведь любит своего ребенка, как умеет, как понимает. Если я неправильно понимала — прости…

— Ну что ты, мам! Все хорошо. Никто не может избежать ошибок, и я тоже со своими детьми ошибалась… Теперь все будет по-другому, мам. И ты тоже меня прости…

Обнялись, заплакали тихо, сладко, без горечи. И вздрогнули, когда за спиной открылась дверь.

— Мам, бабушка, вот вы где! Мам, к тебе там гости пришли, иди, встречай!

— Кто? — обернулась она к сыну, вздрогнув.

— Тетя Катя Филимонова.

— О, господи… А ее-то зачем принесло? Вечером же увидимся… Хотя нет — не пойду я в кафе вечером… Хватит с меня. Побаловалась, и будет. Правда, мам?

— А кто это, дочка?

— Филимонова? Это хозяйка кафе, где я пою.

— А почему не пойдешь? Поссорились, что ли?

— С ней — нет… С ней я не ссорилась… Просто боюсь, туда один человек придет… Ну, да это неважно, мам. Не бери в голову…

Филимонова сидела в гостиной, на диване. Увидев ее, затрепыхалась лицом, сложила ладони на полной груди:

— Анька, господи… Да что ж это такое… Как же так, Анька?

— Ладно, Филимонова, хватит причитать, веди себя прилично! Пойдем, что ли, и тебя завтраком накормлю… У меня сегодня день приема, ни больше, ни меньше. Хорошо, мама с утра оладушек напекла.

— Ань… Если какая помощь нужна, ты можешь на меня рассчитывать…

— Обязательно, Катька. Спасибо тебе. Кстати — прости, что я тебе вчера нахамила.

— Ой, да ладно… Хами, сколько влезет… Что ж ты мне сразу-то не сказала, Анька? А я, дура, к тебе пристаю…

— Ладно, не суетись, проехали. Ну, пойдем, что ли…

Выгнав Лерку с Герой из кухни, они уселись за стол. Потрогала рукой кофейник — остыл…

— Погоди, Кать, я новый кофе сварю. Я быстро…

— Слушай, Каминская… — свистящим шепотом вдруг спросила Филимонова, перегнувшись через стол. — А к тебе чего, твой муж вернулся, да? Смотрю, в прихожей хозяйничает, полку прибивает…

— Да нет, это временное явление, Кать. Для оказания моральной поддержки.