– Как тебе не стыдно смешить меня, когда я так несчастна!

– Совсем даже не стыдно, – он взял ее лицо в ладони, – ну, в чем еще ты хочешь признаться мне?

– Все важные признания уже прозвучали.

– Если это твое единственное прегрешение, тогда пора мне начинать свою исповедь, потому что моя жизнь была куда более грешной, чем твоя.

– Да?

– Я надеюсь, ты не ждешь от меня признания во всех грехах страсти, иначе я просто охрипну, не дойдя и до половины.

– Неужели их было так много? – притворно ужаснулась она, вертя в руках пуговицу его жилета.

До сегодняшнего дня Девон с легкостью отвечал на этот вопрос. В конце концов, он никогда не переходил границ приличия, не лишал чести девушек, не компрометировал дам, если только они сами не разглашали тайну свиданий с ним, никогда не называл их имен, даже будучи сильно пьян.

Однако теперь, глядя в зеленые глаза Кэт, он чувствовал некоторые угрызения совести. Его щеки едва заметно покраснели. За всю свою жизнь Девон краснел всего лишь два или три раза, да и то в возрасте до четырнадцати лет.

– Да, – проговорил он наконец. – Их действительно было много.

– Гм… Судя по тому, что ты, по твоим же словам, никогда не влюблялся дольше чем на несколько месяцев, таких грехов должно быть сотни, а то и тысячи.

Девон ничего не ответил. Просто не мог. Его охватило чувство глубокого одиночества. Неужели Кэт права? Неужели он обречен всю жизнь менять постель за постелью в поисках идеальной женщины, в существование которой он уже почти не верил?

Конечно, Кэт была очень близка к его представлению об идеальной женщине и становилась все ближе и ближе. Она была умна, привлекательна, сильна, талантлива, обладала страстной натурой… Он нахмурился. Так ли уж Кэт близка его идеалу? Или это он сам начинает незаметно для себя подгонять идеальный образ к существующей Кэт?

Как бы там ни было, это не решало проблему его собственного непостоянства, нежелания брать на себя брачные обязательства, отказываться от склонности причинять боль тем, кто становился неравнодушным к нему…

В любом случае Девон не хотел причинять боль Кэт. Она и без того настрадалась достаточно. Невероятным усилием воли он заставил себя встать и поднять Кэт на ноги.

– Дождь уже кончается, скоро совсем прекратится, – сказал он.

– Это значит… – сдвинула брови и помрачнела Кэт, – это значит, что теперь, когда ты все знаешь, тебе уже не хочется быть со мной?

– Нет! Это значит, что я не хочу, чтобы мы сейчас сделали что-то такое, о чем, возможно, придется потом пожалеть. Я слишком высоко ценю наши дружеские отношения, чтобы позволить им превратиться в лицемерный обман.

– Понятно, – разочарованно протянула она.

Девон чуть не рассмеялся от ее естественности и непосредственности. Она не признавала условностей, и это ему очень нравилось. Похоже, он успел слишком сильно привязаться к ней… Слава Богу, скоро он уедет.

Эта мысль принесла ему облегчение и в то же время огорчение. Он уедет, Кэт останется жить здесь, в лесу, и к Малькольму будут приезжать все новые и новые гости. И вполне возможно, в один прекрасный день кто-нибудь из них вдруг осознает всю особенную прелесть Кэт и увезет ее с собой. На какое-то мгновение Девону почудилось, что он увидел картинку из будущего. Черт возьми! Именно так все и произойдет!

– Девон? – услышал он голос Кэт.

– Да? – откликнулся он, глядя ей в глаза.

Она провела кончиком языка по губам, и от этого невинного жеста в нем снова всколыхнулась страсть.

– А если я сама решу, что хочу стать… ближе тебе? Что тогда?

– Кэт, если мы хотим стать ближе друг другу, это означает, что…

– Ты считаешь, от этого пострадает мое сердце?

Поразмыслив некоторое время, он согласно кивнул и пробормотал:

– Я не хочу причинить тебе боль.

– Ты думаешь, я бы влюбилась в тебя без памяти, если бы мы… переспали. Но это было бы моей, а не твоей проблемой.

Она положила руку ему на грудь и, приблизив лицо к его губам, поцеловала долгим нежным поцелуем.

Девон тут же ощутил сильное возбуждение и уже не мог сопротивляться тесно прижавшемуся к нему соблазнительному телу Кэт. Его охватило пламя страсти, мысли путались, в мозгу билось одно и то же – желание насладиться восхитительной Кэт…

Очнувшись от поцелуя, он увидел, что крепко обнимает и прижимает её к себе. Сверкнув зелеными глазами, она тихо прошептала:

– Завтра… мы закончим завтра.

В эту секунду он не сомневался в ее правоте, они действительно закончат это завтра. И эта мысль потрясла его душу до самого основания.

Глава 13

Боже мой! Проснувшись, я обнаружила, что дом дал течь, кухарка уволилась из-за неприятного случая с куриной печенью, а мой собственный сын написал письмо, в котором говорится, что, если я не стану впредь снабжать его деньгами, ему придется пойти на содержание к одной престарелой даме, у которой плохие зубы и почти нет собственных волос. И зачем я только проснулась?!

Из разговора мадам Бенуа с ее помощником Пьером в кладовой, во время поисков муслина особенного оттенка фиолетового цвета для пошива нового бального платья для графини Бриджтон.

Фиона открыла дверь в Зеленую комнату для гостей и заглянула внутрь. Обнаружив ее пустой, она облегченно вздохнула, тихонько притворила за собой дверь и, шурша юбками, подошла к окну.

Раздвинув шторы, она приподнялась на цыпочки и увидела Сент-Джона, разговаривавшего с Кэт далеко внизу, во внутреннем дворе замка.

Фиона перевела взгляд на Кэт, и ее глаза округлились. Бедняжка Кэт попала под внезапный сильный дождь, и теперь вся была мокрой и запачканной грязью. Промокшая амазонка казалась черной, мокрые пряди волос свисали вокруг лица, с шарфа накапала целая лужа воды.

Девон выглядел не лучше. Его мокрые штаны неприлично облепили ноги, рубашка и сюртук были распахнуты. Судя по плачевной внешности, оба должны были чувствовать себя несчастными. Они же, напротив, смеялись и ничуть не стеснялись своего вида.

Это зрелище заставило сердце Фионы сжаться. Они выглядели такими же счастливыми, какими были когда-то сама Фиона и Малькольм. При этой мысли у нее задрожали губы. Она должна была выиграть это пари у Малькольма! Их брак могло спасти только одно – переезд из Килкерна в Эдинбург, где они были когда-то веселы и беспечны. Фиона была уверена, что там, в Эдинбурге, он забудет о желании иметь детей и между ними не будет больше разногласий. Может быть, тогда он поймет, что все еще любит ее… если, конечно, любит.

А пока что ей придется действовать более скрытыми методами. Это ей совершенно не нравилось, но было абсолютно необходимо. Фиона долго смотрела на Кэт, понимая, что в отличие от безупречно сидевшей на ней амазонки, выгодно подчеркивавшей все достоинства ее роскошной фигуры, бальное платье с модной высокой талией и пышными складками вряд ли украсит ее.

Мюриэн была, как всегда, права. Одетая в амазонку Кэт верхом на лошади – это одно, а Кэт в модном бальном платье – это совсем другое. Даже если Сент-Джону пришелся по вкусу флирт с Кэт, то сопровождать на балу неуклюжую даму, не умеющую держать себя в обществе, вряд ли ему понравится.

Фиона задернула шторы и тут же услышала над ухом знакомый голос:

– Что это ты тут делаешь?

От неожиданности она вздрогнула и прижала руку к сильно бьющемуся сердцу.

– Малькольм! Не смей так тихо подкрадываться ко мне! Я думала, вошел камердинер Сент-Джона – ужасное создание! Я боюсь его до смерти.

Малькольм посмотрел мимо нее в окно.

– Так вот чем ты занималась… Ты шпионила за Девоном и Кэт, не так ли?

Нет, – решительно возразила она, чувствуя, как ее щеки заливает румянец. – Я зашла сюда, чтобы… чтобы проверить, насколько чисто тут убираются.

Малькольм явно не верил ей.

– Какая ты внимательная хозяюшка, моя дорогая. Ты же всегда так трогательно заботишься о здоровье и благополучии своих гостей.

Фиона высокомерно вздернула подбородок.

– Я делаю все, что в моих силах, но не могу представить, как можно содержать весь замок в чистоте. Это все равно что мыть и скрести землю – становится только еще больше грязи.

– Да откуда тебе знать? Ты же никогда в жизни не занималась наведением чистоты!

– В том нет моей вины! Ты притащил меня в этот ужасный сырой замок!

– Это мой дом, Фиона. Я думал, он станет нашим общим домом.

В его голосе прозвучала усталость, от которой сердце Фионы дрогнуло.

– Малькольм, я…

Что же она могла ему сказать? Что любит его, но не хочет рожать ему детей? Что обожает его, но терпеть не может его родной дом?

Их глаза встретились.

– Что с тобой, любимая? – тихо спросил он.

– Малькольм, ты же знаешь, ты мне дорог… Я…

Как сказать ему, что она его любит – сильно, глубоко? И не проиграет ли она, сказав ему об этом?

Она взглянула на серьезное лицо Малькольма, на завитки волос над ушами, на ямочку на подбородке, которую она целовала столько раз! Сделав глубокий вдох, она сказала:

– Малькольм, я люблю тебя, но я не хочу иметь детей до тех пор, пока не буду полностью уверена в том, что после их рождения ты не станешь любить меня меньше, чем теперь. Мне необходимо твое обещание, что такого не случится.

Он вздрогнул, словно от удара.

– Фиона, я люблю тебя и, думаю, буду любить тебя всегда.

«Думаю…» Этого ей было мало. Но на большее он, казалось, был не способен.

– Я хочу, чтобы у нас с тобой все было так, как раньше, до того как мы переехали сюда. – Она закусила губу, едва сдерживая слезы. – Я не хочу жить здесь, в этом замке, глядя на то, как рушится наш брак.

Его лицо исказила гримаса боли.

– Фиона, мы не можем вернуться в прошлое. И никто не может. Мы должны идти только вперед.