Эте пожала плечами.

— Отец считает, что это будет хороший брак.

— Хороший — для кого? Возможно, у твоего отца иное представление о счастье, чем у тебя, — возразила Тия.

— Наши отцы знают, что угодно богам, а боги — что лучше для нас.

Тия смотрела на подругу во все глаза.

— Скажи, Эте, ты когда-нибудь думала... о любви?

На щеках девушки вспыхнул нежный румянец, но ее ответ был полон рассудительности:

— Думала. Любовь подобна золотой песчинке, затерянной в море простого песка. Ее очень трудно найти. Любовь способна погубить человека, особенно женщину, тогда как союз с надежным мужчиной никогда не нанесет ей вреда.

Тия ничего не сказала. Вероятно, так же рассуждали ее мать и еще тысячи женщин. Наверное, они были правы и, возможно, даже счастливы в таком браке, потому что никогда не воображали себя избранницами судьбы, возлюбленными кого-то великого и прекрасного. Тия научилась преодолевать непреодолимое, возноситься на призрачные вершины, когда играла с Тамитом. Детские стремления подросли вместе с ней, повзрослели вместе с ее душой. Девушка по-прежнему верила, что на свете нет ничего невозможного, что ей суждена такая любовь, перед силой и красотой которой померкнет все на свете.

Возвращаясь домой, Тия попыталась представить того, кто мог стать ее возлюбленным. Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором открылся сад, полный ярких, дивных цветов. Перед ней стоял юноша, едва ли старше ее самой. Он казался таким реальным, что Тие чудилось, будто она может вложить в его ладонь свои пальцы. Он молчал, но его глаза улыбались. Он был одет в тончайший лен, его украшения поражали богатством, а фигуру окружало солнечное сияние, словно он происходил из божественного рода.

Тия не заметила, как очутилась возле своего дома. Девушка неслышно вошла в сад. Ей захотелось продлить волшебные мгновения приятных раздумий, и она направилась в беседку, оплетенную густой зеленью. Там было темно, виноградные лозы, будто тонкие руки неведомых существ, еле заметно покачивались в сумеречном пространстве. Войдя внутрь, Тия увидела босые ноги — они неподвижно висели в воздухе. Лица человека не было видно — оно исчезало под куполом беседки.

Девушка медленно отступила назад, и тут ей показалось, будто неведомая сила сжала ее горло и сковала тело. Тия поняла, что не сможет сдвинуться с места. Она хотела закричать, но язык словно прилип к гортани.

Она смотрела на ноги мертвой Харуи до тех пор, пока ее не обнаружили слуги. Полубесчувственную девушку отвели домой, где ею занялась мать: намазала виски Тии освежающим маслом, растерла онемелое тело тканью, смоченной в горячей воде, и дала ей снотворного питья.

Позднее Тия поняла, что боги не зря не позволили ей увидеть лицо отцовской наложницы после того, что она с собой сотворила. Так говорили домочадцы: «Она сделала это с собой». Никому не приходило в голову обвинять в случившемся Хетеса или... кого-то еще.

Отец Хетеса, явившийся к Анхору на следующее утро, тоже свалил все на Харую, благо та предпочла защите от обвинений вечное молчание.

— Разве ты не знаешь, на что способна развратная женщина, пожелавшая соблазнить юношу?! Прошу, пощади моего сына! — умолял Бата, склоняя перед Анхором поседевшую голову.

— Твой сын — шелудивый пес! — отвечал писец. — Если хочешь, чтобы я сохранил ему жизнь, пусть навсегда убирается из города!

Лекарь горестно кивал в ответ. Ему нечего было возразить, ибо в случае прелюбодеяния закон предусматривал для мужчины и женщины одинаково суровое наказание.

Позже Тия узнала, что Хетес покинул Эффе. Она надеялась, что больше никогда не увидит этого человека. Девушка напрасно полагала, что Харуя уже наказана: в тот же день отец собрал семью и сообщил притихшим домочадцам о том, что наложница не будет похоронена как подобает: ее тело сожгут, а прах развеют над водами Нила.

Сыновья Харуи были слишком малы, чтобы понимать, что означает сей приговор. Небет сочла решение мужа справедливым. А Тия ужаснулась. Она как будто заглянула в черную бездонную яму. Девушка понимала, что задумал отец. Анхор хотел, чтобы Харуя исчезла без следа, чтобы она никогда не узнала, что такое вечная жизнь. Чтобы она не гуляла по Священным полям Загробного мира, а ее ка [3] не имел возможности соединиться с телом!

Тия видела изменившееся, потемневшее от ненависти лицо отца и боялась о чем-либо спрашивать его. Вместо этого девушка обратилась к матери:

— Почему отец так поступил с Харуей?

Небет поджала губы.

— Анхор поступил справедливо.

— Он не подумал о ее детях!

— Подумал. Анхор сказал, что я воспитаю их лучше, чем это могла сделать презренная женщина.

У Тии опустились руки.

— Почему ее должны судить живые, ведь она уже умерла! Если Харуя виновна, пусть ее покарают на том свете!

— Твой отец лишил душу Харуи возможности оправдаться на Последнем суде и не сохранил ее тело для вечной жизни, потому что она опозорила его. Когда Анхор взял ее в свой дом, она была нищей, безродной девчонкой! И чем она отплатила ему?

Тие почудилось, будто в тоне и взоре матери сквозит едва скрываемое довольство. Анхор пренебрегал ею и возвышал Харую. Теперь ему пришлось понять, кто был золотом, а кто — медью.

Девушка не выдержала и воскликнула:

— Ты радуешься тому, что Харуя умерла?!

— Я не радуюсь, — с достоинством произнесла женщина. — Просто Харуя была неблагодарной и не любила твоего отца.

— А ты, ты его любишь?

— Конечно, — ответила Небет, но Тия видела, что мать не поняла ее вопроса.

«Жена должна любить и почитать мужа. Женщина обязана нести хозяйство, рожать детей. То, что невозможно записать, не существует». — Девушка с детства помнила эти высказывания, но отныне они потеряли для нее прежнее значение.

Любовь нельзя «записать», и никто не в силах объяснить человеку смысл исполнения долга, если его сердце остается пустым. Слова, даже те, что начертаны несмываемой краской, — это просто слова, они не имеют ничего общего с настоящими живыми чувствами.

После того как тело Харуи сожгли и прах был развеян над водами Нила, Тия замкнулась в себе и все время молчала. Не пытаясь хоть чем-то занять свои разум и руки, она ходила как во сне.

Однажды Тия ушла на берег Нила и провела там весь день, глядя на медленно текущие воды священной реки. Ее нашли и привели домой. Она снова отправилась к Нилу, и тогда ее заперли. Кончилось тем, что девушка легла на кровать в своей комнате и отвернулась к стене. Тия не отвечала на вопросы и отказывалась принимать пищу. Анхор не на шутку встревожился: он возлагал на дочь большие надежды и видел ее будущее счастливым и светлым.

Спешно вызванный лекарь посоветовал писцу оставить дочь в покое. Пусть ходит на берег, если ей так нравится. Примеры нарушения священных устоев всегда пагубно сказываются на юных душах, как и прикосновение к тайне смерти. Девушка испытала жестокое потрясение; не стоит ожидать от нее покорности и понимания того, что случилось в их семье. Пусть все идет своим чередом. Она молода и со временем неминуемо вернется к прежней жизни.

Получив свободу, Тия продолжала проводить дни на берегу Нила. Она тщетно искала следы присутствия души Харуи и думала о том, что живые способны помочь лишь живым. Мертвым могут помочь только боги. Если сочтут нужным. Если захотят. Если они вообще существуют на свете.


Глава 7

Тия приходила на берег на заре, когда солнце едва начинало вставать, когда воды Нила напоминали серебряный щит, а купол неба был бледно-голубым. На мелководье спокойно кормились десятки птиц, а воздух был дивно чист и прозрачен.

Девушка старалась укрыться от любопытных глаз в густых тростниковых зарослях, но она не могла спрятаться от своих мыслей. Она горевала о Харуе, ее страшила непредсказуемость жизни, угнетало непонимание окружающих. Жизнь течет как река, независимая, полнокровная; она бурлит и несется вперед, унося частички времени, стирая впечатления о том, что кануло в небытие. Если время превращает в пыль даже камни, что говорить о воспоминаниях!

Небет никогда не произносила имя Харуи, даже дети несчастной наложницы все реже вспоминали ее, по крайней мере, вслух. Тия не смела говорить с мальчиками об их матери, ей казалось, что она может коснуться чего-то запретного или недоступного их пониманию. Что, если сыновья Харуи спросят, где сейчас их мать, отчего и как она умерла?

Со временем девушке надоело сидеть на одном месте и она принялась бродить по берегу. Тие нравилось наблюдать за птицами, которые гнездились в зонтиках папируса, за мелкими зверушками, сновавшими в тростниковых зарослях, или юркими рыбами, что плавали в прозрачной воде. Она любила смотреть, как над рекой растворяются остатки утреннего тумана, как в воде отражается полуденное солнце, как в небе разгорается яркий закат. Девушка наслаждалась ласковым прикосновением ветра, который теребил ее волосы, вдыхала терпкий запах трав. Обостренные чувства Тии откликались на малейшие изменения, происходящие в природе.

Однажды девушка обнаружила в зарослях папируса легкую лодочку. Лодка не была привязана; похоже, ее просто прибило к берегу. Сама не зная зачем, Тия вошла в воду, освободила челн и вывела его на открытое пространство. Затем забралась в лодку и поплыла, без шеста и весел, повинуясь течению так, как повинуются судьбе.

Мимо тянулись живописные берега с небольшими пальмовыми рощами. Мелькали темные деревенские хижины, осененные тенью сикоморов, акаций и тамарисков. Вдали виднелись поля, где работали люди, похожие на крохотные черные точки, и безжизненные желтые горы, замыкавшие горизонт.

Когда девушка опускала руку в сверкающие прохладные струи, вода ласкала ее, согревая сердце нежностью, какую испытываешь, прикасаясь к чему-то родному и близкому. Быть может, это душа Харуи посылала ей свой безмолвный привет?