Тамит едва заметно кивнул. Его толкнули в спину, но он не спешил уходить – стоял и смотрел на Тию таким взглядом, будто их разделяли тысячелетия и вместе с тем связывала невидимая, но прочная как железо нить.

– Что уставился? Убирайся! Иначе я потеряю терпение и прикажу забить тебя палками до смерти! – в ярости вскричал Анхор.

– Иди, Тамит, – прошептала Тия.

Писец схватил дочь за руку и потащил за собой. Следом шли безмолвные воины.

Вечерние небеса и воды великой реки были одинаково гладкими и блестели, как перламутр: одни – пылью звезд, другие – сверкающей серебром рябью. Луна ярко освещала узкую тропинку, напоминавшую след змеи. Тия несколько раз обернулась, но берег тонул во мраке, и она не смогла разглядеть фигуру Тамита.

– Ты будешь сидеть взаперти до замужества! – гневно проговорил Анхор, втолкнув дочь в калитку, и с трудом перевел дыхание.

– Замужества? За кого ты хочешь меня выдать? – прошептала Тия.

– Пока не знаю, но вижу, что это нужно сделать как можно скорее, иначе ты отдашься первому попавшемуся мужчине! Опозоришь и меня, и мать, и своих братьев!

Тия отшатнулась. Анхор никогда не произносил таких грубых слов. В глазах девушки блеснули слезы.

– Прошу, – умоляюще проговорила она, – не трогай Тамита!

– Он и его отец получат то, что положено по закону, – сухо произнес Анхор. – В который раз я убеждаюсь в том, что служба царю и установленным порядкам более благодарное дело, чем служение собственному сердцу! Я щадил обитателей болот до тех пор, пока один из них едва не отнял у меня дочь!

– Если ты никогда не думал о том, что главное богатство живых – это богатство душ и сердец, значит, ты никого не любил! – прошептала Тия.

Анхор замер. Его лицо казалось вытесанным из гранита, и только губы слегка шевельнулись, и на них будто замерло какое-то слово. Девушка догадалась, что отец думает о Харуе. Она умерла, и от нее не осталось даже праха, но Анхор просчитался: память оказалась сильнее.

– Любовь – кипящая смола, которая льется в открытую рану. Она не приносит ничего, кроме страданий. Любовь – самое коварное чувство, каким могут соблазнять человека его мечты. Она – змея, что прячется под камнем! Счастлив тот, кто ее избежит, – отрывисто произнес он и приказал: – Ступай к себе!

Потянулись долгие дни заточения. Девушке не запрещали покидать комнату, но она не могла выйти за ворота: за ней повсюду следовали неподкупная старая служанка и безмолвный вооруженный раб. Анхор не отвечал на вопросы, и Тия ничего не знала о судьбе Тамита. Девушка попыталась поговорить с Не-бет, но та держалась отчужденно и холодно.

Между тем к обитателям болот нагрянули нежданные гости, коих ненавидели и боялись как те, кто был имущим, так и те, у кого не было ничего. В то утро Тамит проснулся, едва на востоке встрепенулась прозрачная и нежная, как крылья стрекозы, заря. Во тьме начали проступать очертания тростниковых зарослей, какая-то птица завела тревожную песнь. Что делает Тия? Мучается, плачет, вспоминает о нем? Что он может и должен сделать для того, чтобы они снова встретились?

Юноша подумал об огромной незримой пирамиде, возвышавшейся над ним, над писцом Анхором, над девушкой, – пирамиде власти, обычаев, догм. Тамит знал: чтобы получить Тию, ему придется сразиться не с ее отцом и не с вооруженными палками нубийцами, а со своей судьбой. Мир был велик и вместе с тем имел жесткие границы, раздвинуть которые живому человеку не проще, чем мумии разорвать свои вечные путы.

Юноша вышел на берег и принялся наблюдать за пробуждением дня. Воздух быстро светлел, и был недалек тот миг, когда из-за горизонта должен показаться краешек солнца. Тамит ожидал утреннего приветствия бога с легкой улыбкой на губах. Шеду, его отец, всегда говорил: «Если мрачный дракон, что прячется по ту сторону небес, выпустил солнце из плена и день начался, значит, все будет хорошо».

Тамит был готов принять первый солнечный луч как обещание богов, как залог грядущего счастья, когда вдруг из зарослей выплыла лодка и горизонт заслонили темные силуэты человеческих фигур.

Юноша все понял. Он стоял и ждал, наблюдая за нежданными гостями, пристающими к берегу.

Это был не Анхор, а его помощник по имени Нефру, а с ним пятеро воинов.

Тамит наблюдал за тем, как посланник Анхора выбирается из лодки, стараясь не замочить длинного белого одеяния и сандалий из мягкой кожи. Это был низенький суетливый человечек, который испуганно прятал глаза от высокородных и безжалостно пронзал взглядом феллахов[14].

Ступив на берег, Нефру произнес то, что Тамит ожидал услышать:

– Мне нужен человек по имени Шеду. Позови его!

– Зачем он вам?

Помощник Анхора нахмурился.

– Не смей задавать мне вопросы, простолюдин! Делай, что тебе говорят!

Тамит решил, что спорить бесполезно, и привел отца. Выслушав Нефру, тот растерянно произнес:

– Я не смог заплатить того, что положено, но мне дали отсрочку…

Помощник писца вынул папирус и бесстрастно перечислил то, что отец Тамита был должен немедля отдать в казну.

– Иначе пойдешь в тюрьму, – закончил он и медленно вложил свиток в футляр. Взгляд маленьких бегающих глазок Нефру светился безжалостным любопытством, тогда как бесстрастные глаза воинов мрачно сверкали из-под насупленных бровей.

Шеду не успел ответить – Тамит сделал шаг вперед и с достоинством произнес:

– Ты им не нужен и ничего не должен, отец. Они приехали не за налогом, а за мной.

Шеду ахнул.

– Все из-за той девушки?!

– Не только, – со странной задумчивостью ответил Тамит.

Лицо Шеду исказилось в гримасе отчаяния.

– Это я во всем виноват, – глухо произнес он, – потому что не рассказал тебе то, что должен был рассказать.

– Ты сделал для меня все, что только мог сделать, отец, – с нежностью произнес юноша. – Я обещаю вернуться, и тогда ты скажешь мне все, что захочешь.

Пока сын садился в лодку, Шеду бессильно протягивал руки, будто хотел схватить пустоту, его губы беспомощно шевелились, а в глазах стояли слезы.

– Я вернусь! – повторил Тамит.

– Ты вернешься, чтобы навсегда покинуть меня, сынок, – горестно прошептал Шеду.

Река, в которой отражалось небо, была яркой и прозрачной, как глаза Тии, но солнце немилосердно жгло, и юноша думал о том, каким оно может быть разным: порой его свет дарит радость, а иногда будто вливает в жилы смертельный яд.

Нефру искоса поглядывал на человека, которого ему поручили доставить в Эффе. Анхор был очень суров и серьезен, он подчеркнул, что дело необычайной важности, и теперь Нефру гадал, зачем писцу понадобился мальчишка. Хорошо сложенный, загорелый, с красивым лицом, с довольно правильной для простолюдина речью, он не выглядел как преступник. Вместе с тем в нем было нечто такое, что задевало Нефру. В чистом и честном взгляде юноши таилась тень неосознанного превосходства, и это раздражало помощника писца.

С другими крестьянами было проще: они в страхе падали на землю и закрывали голову руками. Тамит не боялся тех, кто за ним приехал. Он вел себя с достоинством и был полон неведомой силы, будто за ним стоял кто-то значительный, великий.

Юноша не глядел на писца. Он вспоминал непривычно взволнованное лицо Шеду и мысленно задавался вопросом: что именно хотел сказать ему отец?

Глава Х

Тия без конца вспоминала тихий шелест тростника, яркие разливы заката и теплое, сильное плечо рядом со своим, хрупким и нежным. Ее истинная жизнь осталась в мгновениях прошлого. Настоящее обернулось тревожным ожиданием и жгучей тоской.

Девушка проводила дни в безделье, ей не хотелось даже читать, ибо свитки повествовали о выдуманных вещах, а она жаждала правды, пусть режущей сердце, но все-таки правды. Правды о судьбе Тамита, о своем собственном будущем.

Тия не молилась богам, она ждала – везения, удачи, счастливого случая с той уверенностью и надеждой, с какими их ждут в юности.

Через неделю к ней наведалась Эте. Подруга готовилась к свадьбе и очень огорчилась, узнав, что Тия не будет ей помогать.

– Меня не выпускают из дома, – призналась девушка.

Эте, как всегда, выглядела кроткой и чуть испуганной.

– Я слышала, что ты… – сказала она и замолчала, не решаясь продолжить.

В глазах Тии замерцали гневные искры, и в голосе прозвучала непривычная твердость:

– От кого слышала?

– Я случайно подслушала разговор моего и твоего отцов, – пробормотала Эте.

Тия невольно сжала кулаки.

– Не удивлюсь, если узнаю, что мой отец выставил меня развратницей. На самом деле я встречалась с другом детства, с Тамитом, и ничего более. Когда-то давно мы играли вместе. Я тебе рассказывала.

– Что ты в нем нашла? – прошептала Эте, и подруга ответила:

– Все.

Эте округлила глаза.

– Но ведь он… он из тех, кто живет на болотах!

– Тамит это Тамит, и неважно, где он живет! – веско произнесла Тия.

– Возможно, твои глаза заколдованы? – наивно осведомилась подруга, и Тия ответила:

– Наверное, да. Как и мое сердце.

– Я никогда не смогла бы пойти против воли отца, – прошептала Эте.

– Я не шла против воли отца. Я не знаю его воли. Я просто делала то, что мне подсказывало сердце, – сказала девушка и, не выдержав, воскликнула: – Скажи, неужели проще подчиняться другим?!

– Я всегда так жила, – ответила Эте.

Тия поняла, что спорить бесполезно. Они еще немного поговорили, и вдруг девушку осенило.

– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе готовиться к свадьбе?

– Да. Ты – моя единственная подруга.

Тия порывисто схватила Эте за руки.

– Попроси моего отца разрешить мне приходить в твой дом!

Скажи, что тебе необходима моя помощь! Твой отец и будущий муж – уважаемые люди, Анхор не сможет тебе отказать.

Эте отпрянула.

– А если он не позволит?

– Если не позволит – другое дело. Попробуй.