Барбара Картленд - Змея Сатаны

Но как это сделать?

Граф верхом возвращался домой через парк, когда чей-то голос окликнул его:

– Рейк!

Повернув голову, он увидел рядом своего приятеля.

– Привет, Генри! – воскликнул он. – Я давно тебя не видел.

– Я был во Франции, – ответил Генри Карлтон.

– Свидетельствовал свое почтение Первому консулу? – спросил граф.

– Я встречался с ним. Это действительно гениальный человек, – ответил Генри Карлтон. – Но нет нужды тебе говорить, ты и сам знаешь, что судостроительные верфи и оружейные заводы работают круглосуточно.

– Да, я слышал об этом, – мрачно сказал граф.

– Ну и прекрасно, надеюсь, что ты будешь долго и громко кричать об этом в уши наших глухих министров, – сказал Генри Карлтон, – особенно, если я скажу тебе еще кое-что, Рейк. Наполеон собирается короноваться.

Граф удивился:

– Ты уверен в этом?

– Он всего-навсего сделает так, что сбудутся предсказания его звездочетов, предсказателей и гадалок, к которым он прислушивается долгие годы.

– Боже мой! – воскликнул граф. – Ты хочешь сказать, что Наполеон всерьез относится ко всей этой чуши?

– Именно так, – ответил Генри Карлтон. – И его жена, Жозефина, тоже. И разумеется, для него все эти предсказания одно радужнее другого.

– Еще бы, – цинично согласился граф. – Но не могу поверить, чтобы такой проницательный и, несомненно, во многих отношениях блестящий человек, как Бонапарт, дал провести себя этим мошенникам.

– Это очень по-французски, – ответил его друг. – Мадам де Ментенон практиковала черную магию, чтобы добиться благосклонности Людовика XIV, и Екатерина Медичи тоже производила весь этот ритуал – жертвоприношения и, естественно, черная месса над телом девственницы.

– Мне все это очень не нравится! – воскликнул граф.

– Я тебя понимаю, – ответил Генри Карлтон, – но будь готов к тому, что скоро ты увидишь маленького корсиканского капрала среди коронованных особ Европы.

Доехав до Станхоуп-гейт, они расстались, и граф поскакал домой, раздумывая над тем, что рассказал приятель.

Он знал, что для большинства парламентариев станет шоком стремление Наполеона к монархии, но признал, что этого возможно ожидать от человека, который, как метеор, пронесся по карте Европы.

Завтрак уже ждал графа, и как только он кончил завтракать, появился майор Мазгров с почтой и множеством вопросов касательно владений графа. Они освободились от дел только к одиннадцати часам. Наконец, подписав последнее письмо, граф встал и сказал:

– Я должен переодеться. В полдень я обещал быть в Карлтон-Хаус.

– Очень сожалею, что надолго задержал вас, милорд, – сказал майор Мазгров.

– Не думаю, что мы потратили время на ненужные вещи, – ответил граф с улыбкой.

Он уже собирался покинуть библиотеку, когда вошел дворецкий с запиской на серебряном подносе.

– Грум только что прискакал с этим из замка, милорд.

Граф открыл конверт и по почерку понял, что письмо от Нэнни.

Очевидно, она нацарапала его в спешке, потому что почерк был не таким аккуратным и точным, каким он его помнил.

Он прочел:

«Милорд, я буду вам весьма признательна, если ваша светлость посетит нас как можно скорее. Происходят вещи, которых я не понимаю и которыемне не нравятся, и я думаю, что вашей светлости следует приехать.

Остаюсь вашей покорной слугой

Нэнни Грехем».

Граф внимательно прочитал письмо и сказал дворецкому, ожидавшему распоряжений.

– Скажите груму из замка, что ответа не будет и прикажите, чтобы немедленно подали фаэтон с четверкой лошадей в сопровождении Джейсона.

– Хорошо, милорд.

Граф посмотрел на своего управляющего:

– Пошлите записку в Карлтон-Хаус, чтобы известить принца Уэльского, что меня неожиданно вызвали в деревню по семейным делам и что я прошу выразить мое глубокое сожаление, что не смогу явиться к его королевскому высочеству, как обещал это сделать.

– Хорошо, милорд, – сказал майор Мазгров. – Кроме того, вы условились с леди Харриет, что посетите ее сегодня днем.

– Передайте мои глубочайшие извинения ее светлости, – бросил граф через плечо, уже выходя из холла.

Он переоделся, и когда спустился через несколько минут, фаэтон уже вывели из каретного сарая.

Он сел в него и тронулся в путь; к половине двенадцатого экипаж уже выезжал за пределы Лондона.

По дороге граф пытался угадать, что могло так встревожить Нэнни. Он знал, что она никогда не послала бы за ним, если бы не произошло нечто действительно чрезвычайное.

Казалось абсолютно невозможным, чтобы Цирцея Лангстоун обнаружила местонахождение падчерицы. Но если и так, то самым естественным с ее стороны было бы потребовать, чтобы Офелию немедленно вернули домой. Случись именно это, Нэнни так бы и написала в письме. Значит, ее взволновало что-то другое.

Граф обычно не отличался разговорчивостью в дороге, но сегодня он даже и не пытался заговорить с Джейсоном на протяжении всего двухчасового путешествия. У других эта дорога обычно занимала больше времени, но лошади были настолько хороши, а экипаж столь легок, что граф всегда гордился тем, что может добраться до Рочестерского замка за сто двадцать минут и что до сих пор никто еще не побил его рекорда.

Он не знал, успеет ли грум доскакать туда раньше и сказать Нэнни, что он уже в пути, но подумал, что это маловероятно, даже если ехать верхом и напрямик. Кроме того, он был уверен, что человек, приехавший в Лондон, немного отдохнет в помещении для слуг и, конечно, его накормят и дадут стакан эля, прежде чем он тронется в обратный путь.

Он надеялся, что тот не очень разговорчив, но даже если бы он и сказал, что какая-то девушка живет у Нэнни Грехем, которую помнили многие из старых слуг, нет никаких причин связывать ее с дочерью лорда и леди Лангстоун.

Он просил Нэнни проследить за тем, чтобы никто в деревне не узнал имени Офелии. Только Эмили знала, кто она такая, но дочь Джема Буллита произвела на него впечатление девушки, которой можно доверять.

Граф подумал, что спланировал все с достаточной продуманностью и вниманием к деталям. Он очень гордился этой своей способностью, и она была одной из причин его блестящей репутации, когда он командовал полком.

Однако, хотя ему всегда казалось, что его трудно вывести из себя и серьезно обеспокоить, он испытал облегчение, увидев деревню и ряд домиков, крытых черной и белой соломой.

Взметая клубы пыли, фаэтон подъехал к домику Нэнни. Не успел граф выйти, как дверь распахнулась, и показалась Нэнни.

Уже издали, едва взглянув на ее лицо, граф понял, что случилось что-то серьезное.

– О мастер Джералд! – воскликнула она, как обычно забывая о более формальном обращении. – Слава Богу, что вы приехали. Я молилась, чтобы вы не задержались.

Было очевидно, что произошло что-то весьма неприятное, и граф подумал, что хорошо бы закрыть дверь, прежде чем начать разговор. Так и поступив, он спросил:

– Что случилось?

– Они забрали ее, милорд! Я этого и боялась, когда писала вам.

– Они? – спросил граф. – Кто они? Что произошло?

Нэнни перевела дыхание, и он увидел, что ее руки дрожат.

– Садитесь, Нэнни, – сказал он ласково, – и скажите мне, что случилось.

Нэнни села, словно не держалась на ногах. Чувствуя, что ее нужно успокоить, граф тоже сел.

– Начнем с самого начала, – сказал он. – Почему вы мне написали?

– Потому что какой-то человек шнырял тут по деревне, – ответила Нэнни, – и задавал вопросы. Я даже поймала его на том, что он заглядывал в мои окна.

– Что за человек?

– Очень неприятного вида, – сказала Нэнни. – Это не работающий человек, если вы понимаете, что я хочу сказать, милорд, но и, конечно, не джентльмен.

– Продолжайте, – сказал граф.

– Мне не понравилось, как он выглядит, и я подумала, что мисс Офелия испугается, если узнает, что здесь кто-то ходит.

– Вы ей ничего не сказали? – спросил граф.

– Нет, не сказала. Ей было много лучше, и она выглядела гораздо счастливей последние несколько дней. Она спала, как дитя, с вашим образком в руках.

– Вы увидели этого человека и написали мне, – продолжал граф, – и, как видите, я тут же приехал.

– Слишком поздно, милорд, слишком поздно, – простонала Нэнни, и слезы показались у нее на глазах.

– Мисс Офелию увезли? – спросил граф.

– Да, милорд, около часа назад. Я послала Эмили в замок за мистером Воганом, но она еще не вернулась.

– Как это случилось? – спросил граф.

– Я пекла в кухне пирожки, милорд, – объяснила Нэнни, – и мисс Офелия мне помогала. Она сказала, что хочет научиться готовить, как и я, и мы обе стояли у стола, смеялись над чем-то, что она сказала, как вдруг дверь распахнулась.

– Вы не слышали, как подъехал экипаж? – спросил граф.

– Мы бы услышали, если бы прислушивались, – ответила Нэнни. – Когда они ее схватили, там стоял экипаж, и дверь была открыта.

– Кто ее схватил?

– Человек, который заглядывал в окна, и еще один. Он странно выглядел.

– Как именно?

– На нем было что-то, похожее на облачение священника, но без завязок, какие бывают у священника, если вы понимаете, что я хочу сказать. Это могло быть и длинным черным пальто.

Граф подумал, что она права в том, что это походит на рясу. Теперь он точно знал, что произошло.

– Ни слова не сказав, они схватили Офелию, когда она здесь стояла, – сказала Нэнни.

– А что она сделала? – спросил граф.

– Она вскрикнула от удивления и спросила: «Что вы делаете? Кто вы?», но больше ничего не успела сказать. Они ее вытащили из дома, протащили по саду и втолкнули в экипаж.