— Направляется в Вашингтон. — Я никогда не видела у Дэвиса такого несчастного лица. — Эдди уверена, что ничего этого не произошло бы, если бы она не вышла за меня замуж. Она винит себя в том, что секреты нашей семьи стали всеобщим достоянием.

— Поезжай за своей женой, — сказала я.

— Поверь мне, я так и сделаю. Но сначала я хочу получить от тебя ответы на некоторые вопросы. — Дэвис покачнулся. — Ты любила папу, или это тоже было ложью?

Если твой сын говорит тебе такое, то внутри тебя поселяется маленькая смерть.

— Это не было ложью. Я его любила.

— Тогда я ничего не понимаю. Ты никогда бы не позволила украсть у тебя даже самое никчемное яблоко, так как же ты позволяла отцу спать с другими женщинами?

— Бывали годы, когда он исправлялся, бывали годы, когда я в ,нем нуждалась. Но бывали годы, когда мы спали на разных концах огромной кровати и касались друг друга только случайно. Ты думаешь, брак — это так просто? Думаешь, есть простое объяснение всему этому? Брак — это не только совместная жизнь с тем, кого ты любишь. Или даже не любишь. Мы с твоим отцом с самого начала не должны были быть вместе. Но мы стали партнерами. Мы стали родителями. Мы не обязаны были быть счастливыми друг с другом. Мы просто должны были вырастить сына, который мог всегда на нас рассчитывать. И мы это сделали.

— Но ты могла мне сказать! Сколько раз я спрашивал себя, почему ты не ездишь вместе с ним на соревнования, почему я никогда не видел, чтобы вы держались за руки или целовались. Я думал, что ты просто… преисполнена достоинства. Господи!

— Твой отец хотел, чтобы у тебя была полная семья. Этого хотела и я. Они с Мэри Мэй очень пострадали в детстве. Твой отец знал, каково это — быть ребенком без родителей и настоящего дома. Я тоже это представляла, потому что рано потеряла отца. А моя мать умерла, когда мне было только шестнадцать. Разве ты был бы счастливее, если бы твои родители развелись? Был бы ты счастливее, если бы родители ссорились в твоем присутствии, а твой отец навещал тебя только по расписанию, установленному судьей?

— Дело не только в этом! Как ты могла ничего не сказать мне о Бэби? Я мог прожить всю жизнь и так и не узнать, что у меня есть сестра. Я имел право знать об этом! А у нее есть право знать, что я ее брат!

— В то время я приняла самое оптимальное решение.

— Потому что папа хотел воспитать Бэби, скрывая ее происхождение из уважения к тебе и ко мне? Потому что он хотел взять на себя ответственность?

Дэвис смотрел на меня с надеждой. Я замялась, подыскивая нужные слова, и это молчание выдало меня. Дэвис застонал.

— Черт побери!..

— Прости. Но зато я хотела ее. И твой дядя Логан хотел ее. Ее любят, она желанный ребенок, она счастлива, Дэвис. А теперь ей придется сказать, что Логан — не ее отец и что ее родная мать отдала ее на усыновление. Поступила бы я иначе, если бы смогла уберечь тебя и ее от всего этого? Нет! Я бы ничего не стала менять. Ты вырос отличным парнем, и это я помогла тебе стать таким. Так что я не могу сказать тебе, что повернула бы время вспять и все изменила. Посмотри на себя — ты умный, заботливый, ты умеешь любить. Ты женился на потрясающей, умной, красивой молодой женщине…

Дэвис взорвался:

— Как ты не понимаешь? Да, я женился на Эдди, потому что люблю ее. Потому что я искал романтику, которую видел в отношениях моих родителей. И что мне теперь ей сказать? Что все, на чем я основывал свои идеалы, было притворством? Что ты и папа лгали всему миру, включая и меня?

— Ты скажешь ей, что тебя воспитали правильно. Ты скажешь ей, что все это было сделано ради того, чтобы ты стал счастливее, чем твои родители. Ты скажешь ей, что мы научили тебя любви, уважению и партнерству. Все это реальные вещи, Дэвис. А следовали мы с твоим отцом тому, что проповедовали, или нет, значения не имеет. Но наши идеалы были реальными!

Я протянула руку к сыну. Он отступил назад. Слезы текли по его лицу так же, как и по моему.

— Неужели ты в самом деле меня ненавидишь?

Казалось, эти слова породили ветер. Якобек крепче стиснул мое плечо, а Дэвис махнул рукой, и лицо его исказила гримаса боли.

— В эту минуту, мать, я не знаю, что я к тебе чувствую.

Он развернулся и пошел прочь. Колени у меня подогнулись, и я села на дорожку у гостиницы. Если бы Якобек не ухватил меня за воротник блузки, я, наверное, упала бы навзничь. Я смотрела, как мой сын садится в грузовик с фермы, в котором он приехал. Я видела, как он исчез на улицах Чаттануги, вдоль которых стояли красивые зимние деревья, чьи ветки словно указывали ему путь прочь от дома.

Якобек сел на корточки рядом со мной.

— Вставай. Я помогу тебе дойти до гостиницы.

Он поднял меня на ноги и довел до диванчика у елки, украшенной серебристыми викторианскими ангелочками. Я села и закрыла глаза.

— Что я наделала!

Якобек нагнулся ко мне, взял меня за подбородок и заставил поднять голову.

— Ты дала своему ребенку отца, которого можно было любить. Ты и Бэби дала любящего и любимого отца. А вот я так и не узнал имени моего отца, но всю мою жизнь я помнил, что он живет где-то, ничего обо мне не зная, и ему на это наплевать. Поверь мне, матери должны давать своим детям отцов. Ты правильно поступила.

— Если ты действительно веришь в это, поезжай следом за Дэвисом, — прошептала я. — Поезжай в Вашингтон. Позаботься о нем и об Эдди. Постарайся поговорить с ними вместо меня, Джейкоб. Прошу тебя.

— Конечно. — Он говорил с тихой грустью солдата, который знает, что самые лучшие его поступки не всегда красивы. — Мы же одна команда, ты не забыла?

Я сидела, не шевелясь, словно оглушенная. Мой тяжелый труд, моя яростная гордость и все мои добрые намерения не сумели обеспечить безопасность моей семье. Все узнали, что мои прекрасные истории — выдумка. Моя репутация разлетелась в клочья. Мой сын возненавидел меня.

— Миссис Джонсон, с вами все в порядке? — спросил владелец гостиницы.

— Меня зовут Хаш Макгиллен Тэкери, — ответила я. — И пока я еще помню, что это имеет значение, я еду домой.

* * *

Мне потребовалось все мое мужество, чтобы оставить Хаш в гостинице в том состоянии, в каком она была. Да, я знал, что она из тех женщин, кто сумеет позаботиться о себе и об окружающих. Если бы я остался и дальше пытался заботиться о ней, она велела бы мне убираться. Она хотела от меня только одного. Я должен был вернуть ей сына.

Я решил, что поеду за ним и стану голосом его матери, пока Дэвис не будет готов выслушать ее. А пока я напомню Эдди, что она выходила замуж, чтобы делить с мужем горе и радость, что в случившемся она виновата не больше остальных и что лучше верить, чем остаться в одиночестве. Я вдруг превратился в специалиста по вопросам любви и брака.

Но осознание этого пришло ко мне слишком поздно.

* * *

Ал и Эдвина собирали вещи, намереваясь уехать на Рождество к сестре Эдвины, когда им сообщили новости из радиошоу Кении. Их помощники предоставили им полный отчет, так как Кении подал эти факты в свете связи новых родственников президента с женой богатого сторонника Джекобса из Теннесси.

— Ты подозревала о чем-то подобном? — спросил Ал жену.

— Я знала, что Хаш что-то скрывает. Я провела не-которые… исследования, но они ничего не показали. Я предупредила ее, что ей следует рассказать мне все подробно, чтобы я могла помочь ей. Но она отказалась.

— Разумеется, она отказалась! — крикнул Ал. — Я бы тоже отказался, если бы кто-то шпионил за мной! Господи, как мне за тебя стыдно!

То, что Алу, ее преданному Алу, стало за нее стыдно, совершило невероятное. Эдвина, акула-убийца в политике и дома, самая крутая женщина, которую я знал, кроме Хаш, расплакалась. Ал так удивился, что обнял ее, но все-таки сказал голосом сына мясника из Чикаго:

— Кое-что в этом доме надо изменить. И Эдвина только кивнула.

Я стоял у окна гостиной в семейных апартаментах Белого дома, когда Эдди и Дэвис появились в дверях. Лицо у Эдвины немного припухло, но она была собрана и раскрыла объятия навстречу дочери и зятю.

— Добро пожаловать, родная. Добро пожаловать, Дэвис. Как чудесно видеть вас снова! Я очень сожалею обо всем, что случилось.

Она обняла очень беременную и очень расстроенную Эдди, потом мрачного, но галантного Дэвиса. Ал хмурился. Я наблюдал со стороны. Дэвис повернулся ко мне и сурово посмотрел на меня:

— Мать послала тебя за мной?

Я кивнул.

— И я никуда не уйду, пока ты меня не выслушаешь. Так что привыкай ко мне.

Эдди негромко произнесла:

— Ники, эту проблему ты не сможешь решить, охраняя нас.

* * *

В Долине, в Далиримпле, по всему округу Чочино новости Хейвуда Кении распространились, как инфекция. Мэри Мэй первой оказалась на моем пороге — она вбежала в дом в теплой джинсовой куртке, накинутой поверх свитера и джинсов, словно толстая шаль; ее темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам.

— Мы засудим этого ублюдка за то, что он наговорил такого о моем брате! Я немедленно звоню адвокату. За кого этот Кении себя принимает и откуда он набрался такой лжи?! Мой брат много куролесил в молодости, согласна, но утверждать, что у него была другая женщина после того, как он женился на тебе… И эта Эбби… Господи, Хаш, Хейвуд Кении сказал, что Бэби — ребенок моего брата!

Ее голос сорвался. Она уставилась на меня. Я стояла посреди кухни, босая, с всклокоченными волосами, в старых джинсах и свитере, с куском рождественской гирлянды в руках. Не спрашивайте меня, почему я добавляла новые украшения в доме, и без того украшенном от крыши до подвала. Я понимала только, что должна продолжать двигаться, сосредоточившись на мелких задачах.

— Я оставила тебе сообщение, — сказала я. — И я позвонила Логану. Он скоро будет здесь. Вместе с Бэби. Мы должны как-то объяснить ей, что происходит.

Мэри Мэй бросила куртку на пол и тяжело опустилась на стул. Она не отрывала от меня взгляда.