Пока же Чарльз был необыкновенно рад тому, что она снова оказалась в Лондоне; он даже говорил ей, что хотел бы написать Джереми Фостеру и Фредди Прэгеру и лично поблагодарить их за то, что они вернули ему Шарлотту.

Они виделись каждую неделю, подолгу вместе обедали, вспоминая прошлое, обсуждая свои текущие дела, рассуждая о будущем, а иногда просто сплетничали.

— Так вот, наверное, это просто глупость с моей стороны, — проговорила Шарлотта, завершая свой рассказ о делах «Рутледжа» и «Прэгерса», — но мне все это внушает какие-то подозрения. А тебе?

— Я слишком плохо знаю ваш мир, чтобы что-то утверждать, — ответил Чарльз. — По-моему, тебе бы стоило собрать побольше информации обо всех, кто имеет к этому какое-нибудь отношение.

Собрать побольше информации оказалось гораздо легче, чем она думала.


У Шарлотты было к Джемме неоднозначное отношение. Джемма казалась ей миленькой, но несколько смешной; к тому же она явно потеряла из-за Макса голову, вешалась на него и воспринимала каждое его слово как откровение.

— Она именно то, что Максу противопоказано, — сердито сказала как-то Шарлотта Георгине, когда та приехала к ней в Лондон на уик-энд, — из-за нее у Макса растет самомнение и он начинает считать себя самим Господом Богом. А уж его-то самомнение и так не нуждается ни в каком раздувании.

— Не такой уж он плохой, — заступилась Георгина, — может быть, ему как раз и не хватает любви к хорошей женщине.

Шарлотта вздохнула. Георгина всегда отличалась склонностью закрывать глаза на недостатки Макса.

— У него и так есть все; единственное, что ему нужно, так это держаться подальше от этого ужасного Томми, — заметила она.

— Ну, не знаю, — ответила Георгина. — Он тут приезжал в Хартест в прошлые выходные, я имею в виду Макса, вместе с Джеммой, и вел себя с папой просто прекрасно. Ты же знаешь, как папе хотелось бы, чтобы Макс был настоящим, преданным сыном. Мне показалось, что в тот раз он действительно старался им быть.

— Просто ему что-то было нужно, — отрезала Шарлотта. — А как Кендрик?

Бледное лицо Георгины покраснело, глаза у нее сразу заблестели и стали еще нежнее и больше, чем обычно.

— Хорошо. Теперь уже до лета недолго осталось. Он мне присылает массу кассет, — добавила она с почти детской гордостью.

— Кассет? — удивилась Шарлотта. — С чьими записями?

— Своими, глупая! Он их наговаривает. Он говорит, что не силен писать письма, и, в общем-то, это действительно так, поэтому я ему пишу, а он мне в ответ присылает кассеты. Получается неплохо.

— Что ж, очень славно, — несколько рассеянно проронила Шарлотта. — Джорджи, как ты думаешь, тебе не удастся уговорить папу разрешить нам поснимать в Хартесте? Для прессы? Это могло бы помочь Малышу.

— Не представляю себе, чем это могло бы помочь, — проговорила Георгина, — но уговаривать его так или иначе не придется. Он согласен. Энджи его спрашивала. Я думала, ты знаешь.

— Нет. — В голосе Шарлотты ясно прозвучала нотка недовольства. — Мне никто не говорил.


Комптону Мэннерсу удалось убедить воскресную газету «Мейл он санди» подготовить большую статью о двух династиях, как он называл семьи Прэгер и Кейтерхэм.

Фотограф и автор будущего материала провели в Хартесте целое воскресенье, неотступно следуя за членами семьи по дому и по всему имению; семейство фотографировали на ступенях лестницы перед домом, в библиотеке, на висячей лестнице, на вершине холма в том месте, где начиналась Большая аллея (верхом на лошадях), на фоне видневшегося внизу дома, который отсюда казался чем-то вроде исключительно хорошо нарисованного задника сцены. Сфотографировали даже близнецов — в лодке на озере, вместе с их родителями и с двоюродным братом Максом.

Все были немножко удивлены тем, что Макс с такой готовностью согласился приехать; он прибыл вместе с Джеммой на ее «Пежо-205». «Они оба выглядели так, словно явились прямо из рекламного ролика», — охарактеризовала их прибытие Георгина. Джемма была буквально ослеплена всем увиденным великолепием и скромно старалась не попадать в кадр, пока Макс буквально не затащил ее в общий снимок на ступенях перед фасадом, сделав при этом довольно рискованное заявление журналистам, что наконец-то встретил именно ту женщину, которая ему нужна.

Но еще более всех удивило, что перед камерой дважды предстал сам Александр. «Я буду держать вас за руку, чтобы ничего не случилось, — смеясь, сказала ему Энджи, — ну пойдемте, Александр, ради меня». И он расположился между нею и Малышом у подножия висячей лестницы, с виду настоящий чудак-аристократ: в потрепанных бриджах, в сапогах для верховой езды, в рубашке с распахнутым воротом и с рассеянной улыбкой на лице.

Через неделю снимки появились в газете: они были помещены в самом центре, под шедшим через весь разворот заголовком «Две династии — история жизни», в статье много говорилось о связях семей Кейтерхэм и Прэгер; Комптон Мэннерс позвонил Малышу, чтобы поздравить его, и заодно попросил поблагодарить от его имени Александра. Радость Мэннерса возросла еще больше на следующее утро, когда в «Дневнике города» — одном из разделов газеты «Таймс» — тоже появился материал о двух семьях; а во вторник газета «Телеграф» упомянула о связи двух семей в статье, озаглавленной «Скрытые миллиарды» и посвященной крупнейшим особнякам и дворцам, существующим в английских имениях.

— Это должно очень сильно нам помочь, — говорил Мэннерс. — Вот увидите.

Он оказался прав: две из тех трех компаний, которых обхаживал в тот момент «Прэгерс», к концу недели стали клиентами лондонского отделения банка.

Но Джерри Миллс подписал контракт с «Рутледжем».


Макс уже не раз ужинал дома у Джеммы, вместе с ее родителями; на Дика Мортона новый, весьма аристократичный парень Джеммы произвел большое впечатление, он был просто очарован им и страшно обрадовался, что Макс проявляет интерес к банковской деятельности;

Дик сказал Максу, что тот может прийти и провести пару рабочих дней у него в конторе, если ему это и в самом деле кажется привлекательным.

— Я сейчас набираю массу новых людей, — рассказывал Дик, — просто массу. Вдохновляющее время наступает.

Единственным темным пятном в биографии Макса Дик считал род его занятий. А также его молодость.

— Но это со временем пройдет, — говорил Дик жене, — и к тому же для девятнадцати лет он кажется очень зрелым человеком.

Миссис Мортон, которая и сама была почти что влюблена в Макса, горячо соглашалась с мужем.

— Все это совсем не трудно, — заявил Макс Шарлотте, когда они сидели вместе как-то вечером. — И мне действительно нравится. Старый Мортон предложил мне поступить к нему учеником. «Мортонс», знаешь, — это огромная фирма. Их никакой инвестиционный банк не проглотит. «Кларке» приобрел в них долю, но, в общем-то, они работают как самостоятельные брокеры, посредничают в сделках между корпорациями. Делают рынки, как теперь это называется. С полным комплексом обслуживания: финансы, торговля ценными бумагами, поручительства, аналитические услуги и все такое. По-моему, мне там будет интересно. Одно плохо, мои доходы снизятся процентов на девяносто. Но мне кажется, дело того стоит. Александр обещал меня субсидировать. Он всем этим очень доволен.

— Надо думать, — ответила Шарлотта, внезапно поняв, почему Макс так легко и мило согласился участвовать в съемках в имении и почему он уже несколько раз ездил в Хартест вместе с Джеммой на уик-энд. — А ты хитрый парень, Макс, да? Стараешься всем угодить, на папу произвести впечатление своей новой работой, на Джемму — Хартестом; неплохо задумано. А что по поводу всего этого говорит Томми Соамс-Максвелл?

— Он одобряет, — сказал Макс. — Только бы это не сказывалось на нашем финансовом положении. А так он «за» и очень меня поддерживает.

— Как мило с его стороны, — саркастически заметила Шарлотта.

— Да не расстраивайся ты из-за всего этого, — весело проговорил Макс. — Ты должна радоваться тому, что я подумываю, как мне занять солидное место в жизни. И что у меня теперь есть хорошая постоянная подружка. Которая не замужем.

Шарлотта почувствовала, что краснеет.

— Не принимай такой трагический вид, Шарлотта. Тебе надо окончательно забыть о Джереми Фостере, а вместо него сделать ставку на Гейба Хоффмана. Вот он — действительно молодец. Не понимаю, почему ты его не окрутишь.

— Не хочу, — раздраженно отрезала Шарлотта и, видя, что Макс смотрит на нее особенно понимающим взглядом, решила сменить тему разговора. — Макс, я только что подумала, что ты бы мог мне кое в чем помочь. Можно тебе довериться?

— Нет, — ответил Макс. — Ты же знаешь, что нельзя.

— У меня нет выхода. Мне нужна кое-какая информация.

— Шарлотта! Надеюсь, мне не придется взламывать «китайскую стену». Видишь, кое-какие ваши профессиональные словечки я уже знаю.

— Поразительные успехи! — фыркнула Шарлотта. — Нет, не придется. Мне нужно как можно больше разузнать о Гэсе Буте. Я ему не доверяю. Сама не знаю, почему Малыш считает его исключительно ценным работником, а мне так не кажется. И кое-что вызывает у меня вопросы. Постарайся собрать о Гэсе Буте все, что услышишь. Быть может, твой новый знакомый, мистер Мортон, сможет о нем что-нибудь порассказать. Думаю, тебе будет нетрудно упомянуть его имя, в этой сфере ведь все знают друг друга.

— О'кей, — согласился Макс. — Но если из-за этого мистер Мортон от меня отвернется, тебе придется убедить Малыша принять меня на работу.

— Без проблем, — сказала Шарлотта.


Макс позвонил ей по прошествии трех недель:

— По-моему, у меня для тебя кое-что есть. Ничего такого, что было бы тайной, но нечто, возможно, существенное. Чего ты и сама, вероятно, пока не понимаешь. Приглашай меня на ужин, я тебе все расскажу.