Энджи ответила, что с удовольствием; после нескольких бокалов шампанского и после того, как они полчаса подряд протанцевали, что подействовало на Энджи очень возбуждающе, Холден предложил подвезти ее домой. У него был черный «порше», который он вел исключительно быстро; когда они приехали, Энджи пригласила его зайти, выпить стаканчик бренди. Холден ответил, что его ждет жена, но что он обязательно еще позвонит Энджи.


Ум человеческий действует очень сложным образом. Оглядываясь впоследствии на те несколько недель, что прошли после этой встречи, Энджи поняла, что все ее действия в тот период были внутренне очень четко согласованы друг с другом; но тогда они казались ей случайными, импульсивными, никак не связанными между собой. Она начала очень внимательно читать финансовые страницы газет; провела предварительные переговоры с несколькими фирмами, специализирующимися в области отношений финансовых и деловых институтов с общественностью, имея в виду выбрать в дальнейшем одну из этих фирм в качестве своего агента; поручила брокерской фирме «Эдвардс и Даусон» из Сити открыть для нее портфель акций на общую сумму в десять тысяч фунтов стерлингов и в дальнейшем подробнейшим образом информировать ее о том, какие именно акции этого портфеля они будут покупать и продавать, когда и почему; забронировала себе билеты на несколько рейсов в Нью-Йорк с интервалами ровно в четыре недели, сказав Малышу, что у нее появился новый клиент, подыскивающий себе в Нью-Йорке какую-нибудь недвижимость; и забросила противозачаточные таблетки пылиться на полке в ванной комнате.

Глава 24

Шарлотта, 1983–1984

Шарлотта везде и всегда была звездой. Она неизменно становилась первой ученицей во всех школах, в которых когда-либо училась; на любых экзаменах она всегда получала только «отлично»; Кембридж она тоже закончила первой студенткой, причем сразу по двум специальностям. За годы учебы она завоевала столько различных наград и призов, что ими можно было бы занять целую стену: в семнадцать лет выиграла школьную олимпиаду по гольфу, была в свое время и чемпионкой школы по теннису, и заместителем старосты курса, и хозяйкой-распорядительницей лучшего студенческого общежития, и одним из самых заметных и ярких лидеров студенческого союза, и постоянным автором университетской газеты «Гранта». Кроме того, она давно уже была — и хорошо понимала это — одной из опор, на которых держалась их семья: она потихоньку, по мелочам отбирала у матери и прибирала к своим рукам различные обязанности по имению; она неизменно пользовалась успехом, ее присутствие вносило радость и оживление в любое дело, она была красива, ею везде и всегда восхищались. Больше того, на протяжении всей своей жизни она была дедушкиной любимицей, а в последнее время о ней много говорили как об избранной им наследнице. Именно в этом качестве Шарлотта, в мыслях своих, и собиралась появиться в «Прэгерсе», пройти там непродолжительный курс ознакомления с делами и общей подготовки, а потом занять какое-нибудь не очень высокое, но ответственное место, где она могла бы применить свои знания и способности, в том числе и организаторские, которыми, как она знала, она тоже обладает в полной мере. Вместо всего этого она получила назначение на должность приставленной к первому вице-президенту банка младшей помощницы, в обязанности которой входило заниматься исключительно черновой работой. А в черновой работе было очень, очень много такого, что требовало способностей к раболепию и лакейству. Надо было сидеть возле стола босса и в уважительном молчании внимать его рассуждениям, надо было вести записи совещаний и заседаний; перед их началом надо было раскладывать в конференц-зале бумагу, карандаши, калькуляторы; снимать копии на ксероксе; считывать отпечатанные документы; скреплять или прошивать страницы; готовить и подавать кофе; надо было иногда составлять утреннюю сводку в три часа утра, и уж в любом случае нельзя было приходить на работу позднее чем в половине восьмого, вечерами же нередко приходилось задерживаться и дольше одиннадцати; кроме того, надо было постоянно иметь при себе радиотелефон, даже по выходным, на случай, если ее нужно будет вызвать, когда возникнет какая-то срочная работа. Иногда ей выпадало сделать и что-нибудь мало-мальски интересное — например, проанализировать движение вкладов за последние двадцать лет, или разработать для какой-нибудь компании модели ее финансовых расчетов, или обзвонить держателей акций, чтобы заручиться их поддержкой в какой-нибудь сделке. Но по большей части работа у нее была просто тоскливой. И страшно выматывающей. И вдобавок ко всему Фред III, в присущей ему макиавеллиевской манере, решил, что тем вице-президентом, у которого она будет работать, непременно должен стать Гейб Хоффман.

— По-моему, вы уже раньше пару раз встречались, — сказал он, вводя Шарлотту в кабинет Хоффмана.

— Да, встречались, — ответил Гейб, протягивая Шарлотте руку. — В частности, на дне рождения, помните? Добро пожаловать. — Он улыбнулся ей, показав идеальные зубы; но глаза его не улыбались, не говорили они ей и «Добро пожаловать».

— Спасибо. — Шарлотта коротко пожала ему руку. — Рада буду работать вместе с вами.

— Урок первый, — проговорил Гейб, продолжая улыбаться такой же холодной улыбкой. — Не со мной. У меня.

С этого момента между ними началась война.


Гейб вел себя по отношению к ней хуже некуда. Если бы он был женщиной, Шарлотта назвала бы его не иначе как ведьмой. Он постоянно что-то требовал, ругал ее, хамил ей. Она, конечно, не ждала, чтобы он вставал, когда она входит в кабинет, или распахивал перед ней двери; но не была она готова и к тому, чтобы он прерывал ее, когда она с кем-то разговаривает, и требовал сейчас же позвать к нему кого-то — находящегося в этой же комнате; или велел немедленно бросать трубку, не закончив разговора, потому что ему срочно что-то понадобилось, или вызывал ее на работу рано утром в выходные и заставлял по часу дожидаться своего собственного появления. Он ни о чем с ней не разговаривал и ничего не обсуждал, разве что иногда что-нибудь снисходительно растолковывал; игнорировал любые ее замечания, отметал любые предложения, причем так поспешно и резко, что поначалу это доводило ее до слез.

Но самое противное, что в «Прэгерсе» он преуспевал. Бесспорно, был там восходящей звездой. Фред III считал его весьма компетентным. Отец Гейба через пять лет должен был уйти в отставку, и никто не сомневался, что, когда это произойдет, Гейб займет место младшего партнера.

И уж совсем невыносимо было то, что все остальные работавшие в банке женщины просто помирали от любви к Гейбу. Да и сама Шарлотта, как бы она его внутренне ни проклинала, вынуждена была признать, что он весьма сексуален. В свои тридцать два года он был щедро наделен чувственным мужским обаянием. Шарлотта запомнила его очень высоким, однако теперь он стал еще и очень массивным, плотным, с широченными плечами, но тем не менее остался гибким и удивительно грациозным в движениях. Это сочетание изящества с весьма внушительными размерами и придавало ему какую-то особую чувственность. Все говорили, что он прекрасно танцует и превосходно играет в теннис. Его загар был великолепен и летом и зимой: у семьи был дом в Сэг-Харборе, и Гейб круглый год ходил там под парусами. Темные волосы, очень коротко подстриженные, каким-то непостижимым образом казались непокорными; а карие глаза, окаймленные длинными ресницами, которые любому другому лицу придавали бы женственность, способны были одним только взглядом вызывать у большинства представительниц женского пола трепет и почти рабское желание услужить, доставить радость. Разумеется, Шарлотта в это большинство не входила.

Ее самой заветной мечтой было досадить чем-нибудь Гейбу Хоффману, но она не решалась на это.

А кроме того, существовал еще и Фредди. Фредди не вел себя по отношению к ней так грубо, как Гейб, на публике он был холодно вежлив, а с глазу на глаз полностью игнорировал ее. Поначалу это даже почти забавляло Шарлотту, но время шло, моральный дух ее слабел в неравной борьбе, и такое отношение все более ощутимо ранило ее. Фредди часто обедал вместе с Гейбом, а по утрам они без конца совещались друг с другом; Шарлотта не без оснований подозревала, что Фредди Гейбу не очень-то симпатичен, но Гейб поддерживал хорошие отношения с ним просто из прагматических соображений, что было вполне в его духе. В конце концов, рано или поздно, но Фредди станет когда-нибудь его боссом. И они были солидарны между собой в одном важном для них вопросе: оба были преисполнены решимости сломить ее, камня на камне не оставить от ее иллюзий — если таковые у нее были — о собственной значимости, ясно и недвусмысленно дать ей понять, что ее жизнь в «Прэгерсе» всегда и во все времена будет для нее предельно трудной и неприятной и никакой иной.


Она была очень одинока. Друзей в Нью-Йорке завести еще не успела; в «Прэгерсе» близких ей по духу людей пока не нашла; и, поскольку работала практически круглосуточно, не имела даже и возможности завести знакомства и установить какие-то отношения за пределами банка. Работавшие в «Прэгерсе» молодые люди относились к ней настороженно, их сковывала ее принадлежность к семье владельцев банка и ее неизбежная в будущем роль в нем, а также и ее манеры и склад ума, которые, по всеобщему мнению, были властными, своевольными и типично британскими. А кроме того, те женщины, что до сих пор видела в «Прэгерсе» Шарлотта, работали исключительно секретаршами, а с ними у нее не было ничего общего.


Она поселилась, причем очень неохотно, у Фреда и Бетси; нутром чувствовала, что стратегически это было не лучшим решением, но еще не набралась достаточно храбрости, чтобы взять и перебраться в собственную квартиру, да у нее и не было времени подыскивать себе жилье.

Проведя в Нью-Йорке около полутора месяцев, она воспользовалась каникулами на День благодарения, отклонила — под тем предлогом, что Александр одинок и чувствует себя угнетенно, — приглашение Бетси отправиться с ними в Бичез и вместо этого на несколько дней съездила домой. Перед Александром и Максом она держалась бодро, говорила, что в Нью-Йорке ей захватывающе интересно, работа для нее — как дуновение свежего ветра, она узнает там каждый день массу нового и что теперь она совершенно уверена, что сделала правильный выбор, отправившись туда; но накануне своего отъезда из Лондона она обедала вместе с Чарльзом Сент-Маллином у «Симпсона» на Стрэнде и сама была неприятно поражена, когда во время этого обеда вдруг сердито и обиженно разрыдалась.