Шарлотта и раньше всегда очень любила Малыша; но после этого случая она готова была при необходимости умереть за него.

Начиная с этого же дня и вплоть до самого своего отъезда из Нантакета она готова была умереть и за Бо Фрейзера; они каждый день отправлялись походить под парусами и каждый день занимались любовью. Шарлотта никак не могла им насытиться; было такое впечатление, словно она всю свою жизнь голодала и только теперь наконец-то дорвалась до еды. На протяжении всех этих недель она не могла думать ни о чем другом; она просыпалась по утрам, и тело ее уже возбужденно предвкушало те удовольствия, что ждали его впереди; первую половину дня она обычно проводила с Фредом на поле для гольфа или с Малышом на теннисном корте или же пыталась сломить ледяную сдержанность Фредди, непрестанно обращаясь к нему во время завтрака и стараясь разговорить его; она пробовала сосредоточиться на том, чем занималась, но не могла заставить себя думать ни о чем, кроме Бо Фрейзера, его чрезвычайно умелых и опытных губах и руках; о том, как они станут ласкать ее тело, вызывая в нем жар и нарастающее желание; о тех всегда разных, но неизменно приятных ощущениях, которые возникали, когда он входил в нее и начинал двигаться в ней внутри, и все ее тело радовалось ему, поднималось и опускалось в такт его движениям и трепетало от страсти. Она жила в постоянном страхе перед тем, что кто-нибудь или что-нибудь может помешать их послеполуденным встречам; за обедом она сидела теперь необычайно молчаливая и не принимала участия в обсуждениях, которые вели другие члены семьи, — относительно планов различных пикников, барбекю, поездок верхом и тому подобного.


В последнюю неделю их пребывания в Нантакете приехали Александр и Вирджиния. Между ними был явный разлад, и, похоже, оба они стремились досадить друг другу как можно сильнее. Александр, как всегда, проводил время по большей части в одиночестве, рано отправлялся спать и отказывался принимать участие в семейных играх и развлечениях; единственным человеком, с которым он готов был общаться, была Георгина; он подолгу ездил с ней на велосипеде, ходил купаться, так что практически Георгина тоже оказалась исключенной из семейной компании. Александр часто в присутствии Вирджинии называл ее Джорджи — чего никогда не делал дома, — и Вирджинию это злило. Александр совершенно не воспринял всерьез слова Малыша о том, что Макс «постоянно лижется», как выразился Малыш, в беседке с Мелиссой; не стал он и наказывать Макса, как этого требовал Малыш.

— Боже мой, Малыш, они же еще дети. Что там между ними может быть?

Малыш ответил, что не в этом дело, на что Александр возразил, что дело именно в этом и ни в чем другом, и вышел из комнаты; больше этот вопрос не поднимался. Шарлотта в глубине души была солидарна с Малышом; ей казалось, что ее отец проявил в данном случае отсутствие чуткости. Что было на него совершенно непохоже.

Спустя четыре дня Вирджиния опять уехала; ей необходимо было встретиться в Нью-Йорке с одним из ее клиентов, который дал ей заказ на отделку своего летнего дома в Ки-Уэсте, во Флориде; до этого она украсила, как она сказала, во французском провинциальном стиле его квартиру в Шерри, в Голландии.

— У него не квартира, а какая-то гостиница, там вечная неразбериха и свалка, — весело заметил Александр. — Не представляю себе, как там может прижиться нечто французское, да еще и провинциальное. Джорджи, не заглатывай так, будто тебя целый год не кормили!

— Ну, воображением ты никогда не отличался, — возразила Вирджиния. — И не зови ее Джорджи.

В тот день Вирджиния была в особенно обидчивом и раздражительном настроении; даже Макс вынужден был признать, что без нее лучше.


В Англию дети возвращались вместе с Александром; Вирджиния уехала в Ки-Уэст. Уже оттуда она позвонила в Нантакет и сообщила, что, возможно, задержится еще на некоторое время.

— Но ведь это не так уж важно, верно? — сказала она разговаривавшей с ней Шарлотте. — Макс и Георгина будут в школе, а ты уже уедешь в университет. Так что скучать по мне все равно никто не будет.

— Будут, — ответила Шарлотта, — но мы к этому привыкли. — И положила трубку, даже не попрощавшись.


Ей предстояло убить еще целый месяц перед тем, как ехать в Кембридж, и, оказавшись вдруг предоставленной самой себе, Шарлотта чувствовала себя одиноко и тоскливо. Она читала, много ездила верхом, но ей невыносимо не хватало Бо, да и по брату с сестрой она тоже скучала. Александр был постоянно занят делами поместья и не мог уделять ей много времени; она попыталась найти себе каких-нибудь друзей, но с ними ей было неинтересно. Шарлотта уже подумывала о том, чтобы снова съездить в Штаты повидаться с матерью и начать что-то узнавать о банке, как вдруг ей позвонил Тоби Лейвенхэм.

— Шарлотта, привет! Как провела лето?

— Хорошо. А ты?

— Отлично!

Они встречались почти каждые каникулы, но никогда не пытались восстановить прежние отношения; вначале просто не подворачивался случай, а потом у него возник в Оксфорде какой-то роман, по словам Джоанны — серьезный. «Но у него еще к тебе что-то теплится, Шарлотта. Не удивлюсь, если он в конце концов к тебе все-таки вернется. Не отчаивайся!»

Шарлотта не стала говорить, что она вовсе и не отчаивается: Джоанна обожала своего брата.


После Бо он показался ей напыщенным и надменным; даже разговаривать с ним и то было неприятно.

— Шарлотта, я в эти выходные буду здесь, у родителей. Можно мне будет заглянуть к тебе?

— Конечно. В любое время. — Голос ее звучал скучно и незаинтересованно.

— Э-э… а что, если нам в субботу съездить куда-нибудь поужинать? Скажем, в Мальборо? Хочешь?

— Ну… пожалуй. Да, это было бы неплохо. — Давай, Шарлотта, сделай над собой усилие, уговаривала она себя. Он же не виноват, что он не Бо.

— О'кей. Я за тобой заеду примерно в половине седьмого. Покатаемся перед ужином, заедем куда-нибудь в бар.

— Хорошо. До встречи, Тоби.


Повинуясь непонятному капризу, Шарлотта к приезду Тоби расстаралась, чтобы выглядеть как можно лучше. Ей хотелось показать ему, что она теперь уже совершенно взрослая, зрелая женщина. Не школьница.

На ней было черное, плотно облегающее тело платье из джерси с застежкой на пуговицах сверху донизу; она оставила незастегнутыми несколько пуговиц сверху и большую их часть снизу, так что, когда она садилась, ноги были видны почти целиком. Ноги Шарлотты не могли соперничать с ногами Георгины, но тем не менее они были стройными. Шарлотта с радостью подумала, что за лето ей удалось сильно сбросить вес: время, проведенное с Бо, не только раскрыло ей радости секса, но имело и другие приятные последствия. После восхитительного катания под парусами она почти ничего не могла есть за ужином; а днем, во время обеда, в ожидании предстоявшей встречи была так внутренне напряжена, что тоже не могла есть. «А теперь, — печально вздохнула она, — наверное, вес снова подскочит».

Она сильно накрасила глаза, взбила волосы, зачесав их со лба назад и открыв лицо, от души попрыскалась «Рив Гош» и, вполне довольная собой, спустилась вниз к Тоби. Он двинулся ей навстречу, улыбаясь и протягивая руки. Шарлотта даже удивилась, что ей приятно его видеть; она уже успела позабыть, как он хорош собой; приподнявшись на цыпочки, она легко чмокнула его в губы.

— Шарлотта! Ты просто потрясающе выглядишь. Прическа хороша, мне нравится. Это что, так ходят в Массачусетсе?

— Это я так хожу в Массачусетсе.

— Жаль, что меня там не было. Как там, здорово?

— Очень здорово. — Перед глазами Шарлотты возник вдруг Бо, совершенно раздетый, стоящий над ней на коленях в тихо качающейся лодке. Она слабо улыбнулась Тоби.

— Это хорошо. Ну что, поехали? А твой отец дома? Я бы хотел зайти поздороваться с ним.

— Нет, он где-то на территории имения, — поспешно ответила Шарлотта. Александр не любил Тоби.

— Ну ладно. Посмотри, как тебе мои новые колеса?

Новыми колесами был «астон мартин» темно-зеленого цвета, с белыми шинами и открывающимся верхом. Шарлотта восторженно присвистнула:

— Потрясающе, Тоби. Это результат твоей новой работы в Сити?

— Ну… отец считает, что у меня должна быть приличная машина. Знаешь, это важно. Чтобы производить хорошее впечатление.

— Разумеется, — улыбнулась она ему и подумала: «Идиот напыщенный».


Тоби очень быстро домчал ее до Мальборо; на полпути они остановились у какого-то паба и пропустили по стаканчику. А может быть, и не по одному. Во всяком случае, когда добрались до ресторана, голова у Шарлотты уже приятно кружилась.

Тоби заранее заказал бутылку шампанского, и она дожидалась их рядом со столиком, в ведерке со льдом.

— Тоби! — проговорила Шарлотта. — Какая щедрость!

— Ну, мне кажется, что сегодня у нас особенный вечер. Мы никогда еще никуда не выбирались вдвоем. А я… ну, я думал, что…

Он серьезно посмотрел на нее; она смущенно засмеялась и огляделась вокруг.

— Мне тут нравится, а тебе? Ой, погляди-ка, вон там Сара и Доминик. Давай пойдем поздороваемся.

Они не просто поздоровались с Сарой и Домиником: Шарлотта предложила устроиться всем четверым вместе.

— Так будет веселее. Давай, скажи официанту, Тоби, чтобы он принес сюда два стула, ну и еще одну бутылку шипучки.

— Хорошо, — ответил Тоби. Губы у него были слегка поджаты.

Они, все четверо, знали друг друга давно; Сара была обычной, ничем не примечательной девушкой, в которой было нечто лошадиное, а Доминик — внешне грубоватым, но сердечным и общительным парнем, который сейчас с трудом заканчивал учебу в сельскохозяйственном колледже в Сайренсестере. Он всегда был без ума от Шарлотты; она же, успев довольно сильно опьянеть, принялась изо всех сил флиртовать с обоими парнями.